— Что с ним? Он жив? — тотчас же бросилась к ним Дарра.
— Да нет, умер! Видишь же, не двигается! — возразил ей Феррус.
— Закройся, Олин, лицо не закрыли, значит, живой! — заткнул его Тру.
— Его нужно отнести на корабль. В медотсек — скомандовала Асока — Мастер Йода, отведите остальных к Мастеру Хьюянгу.
Она поняла, что детей надо отвлечь, иначе не дадут меддроиду спокойно выполнить свою работу. Понимал это и Йода. Юнлинги попытались было поспорить, но несколько предупреждавших ударов по льду знаменитой тростью заставили их подчиниться и те неохотно отправились в салон корабля, где их уже ждал дроид-профессор, Мастер Хьюянг, бывший экспертом по сборке световых мечей. Ребята расселись за выставленным столом, а профессор объяснял, что нужно делать, чтобы правильно собрать свой первый и единственный меч. Этого события все шестеро ждали давно и с замиранием сердца мечтали о том, как это произойдёт, сейчас же они лишь машинально складывали детали в нужном порядке. Руки работали отдельно от разума, собирая мечи правильно только благодаря отскакивающей от зубов теории. Думали же все они только о том, что происходит за стенкой. А там происходило не менее важное мероприятие, чем сборка световых мечей — спасение юной жизни. Дроид-медик определил, что Энакин ещё жив, но состояние у него критическое:
— Температура тридцать четыре градуса. Пульс сорок ударов в минуту. Сердцебиение слабо выражено — доложил медик после краткого осмотра и сообщил, что если немедленно не начать лечение, спасти его будет уже нельзя. Организм промёрз почти насквозь. Но здесь, в условиях корабля, можно было сделать очень немного. С Энакина сняли всю одежду, кроме нижнего белья и начали обтирать спиртом, после чего накрыли несколькими одеялами и подключили к искусственному подогревающему элементу. Подросток не приходил в сознание, но его бледная кожа начала понемногу розоветь, а губы разомкнулись и начали шептать что-то невнятное.
— Как он там? С ним всё будет хорошо? — спросила Дарра, заходя в медотсек. Она явно симпатизировала Энакину.
— Не очень хорошо, у него сильное переохлаждение — пояснила Асока, сидевшая возле кушетки.
— Сейчас ему станет лучше — возразила Дарра, подходя к нему — О! Радужный кристалл! Он нашёл его.
Она явно заметила два кристалла, лежавшие на тумбочке, возле кушетки. Их вытащили из намертво сжатых пальцев Энакина и когда Тано взяла в руку оба, то успела заметить, что первый, синий, не вызывал у неё никаких эмоций, за то второй, радужный, залился пением, едва тогрута подняла его к глазам. Тем временем, Дарра присела возле кушетки и робко дотронулась до щеки бесчувственного товарища. Тот, не просыпаясь, улыбнулся и что-то зашептал. Дарра прислушалась и в следующий миг вскочила с койки и как ошпаренная вылетела из медотсека. В дверях едва не столкнулась с Тано и не выдержав бросила ей в лицо:
— Это из-за тебя! Он старался добыть его тебе! Как только не стыдно!
Дарра проскочила в салон, а в ушах у неё до сих пор стоял тихий шёпот, отвечавший на её касание:
— Асока...Асока...я тебя...
— Не вини Тано ни в чем — сказал Йода, слышавший разговор — Порадуйся за неё лучше. Великое свершилось. Падавана своего она обрела.
Если бы только он мог знать какие последствия будут у этой фразы.
====== Глава 25. Трудная роль ======
Многое изменилось за последние полгода. Впрочем, не всё, Орден как и прежде стоял и не желал сдаваться, но вот некоторые его адепты явно претерпели существенные изменения в жизни. После того происшествия на Илуме Асока стала более ответственной и серьёзной, хотя иной раз у неё проскакивали усмешки, что же касалось Энакина, то его эти изменения коснулись больше, чем многих других. Несколько часов во льдах обернулись для него тяжёлым воспалением лёгких, затянувшимся на месяц. Верховный целитель вообще сказала Асоке, что если бы не вовремя принятые меры, он вообще мог бы погибнуть, переохлаждение было критическим. Но и так ему досталось немало — пришлось весь месяц провести в медкорпусе. Первые недели две подросток был между жизнью и смертью, даже целительный транс подчас не помогал ему. Мастер Че не отходила от него, равно как и Асока. Она покидала его палату только на заданий. Даже спала и принимала пищу с ним рядом. Мастер Пло видел горячую привязанность его ученицы к этому юнлингу и лишь тяжело вздыхал, зная как тяжело им будет в дальнейшем, ведь если Орден заподозрит в этом что-то противоречащее правилам, то их насильно разлучат. И старался, как мог, прикрывать их. Впрочем, была у него ещё одна причина так поступать, о которой он, однако, сказать не торопился. А между тем Энакин постепенно выздоравливал, а ещё через пару недель он снова вернулся в свою учебную группу. Он не отстал от программы благодаря Асоке, которая каждый день подробно рассказывала ему о том, что проходили сегодня ребята. Специально присутствовала на занятиях юнлингов и даже несколько раз бралась вести тренировки. Они даже и мечи собрали прямо там, на больничной кровати. Да, именно мечи, тот второй кристалл, из найденных Энакином в ущелье, предназначался Асоке. Она правда долго не хотела его принимать, зная какой ценой Скайуокер достал его, чему немало способствовали слова Дарры, брошенные ей на пороге медотсека. К слову сказать, Асока до сих пор при встречах с ней и на тренировках часто ловила на себе её откровенно неприязненный взгляд. Но Энакин с такой искренней душевной теплотой просил её взять кристалл, что Тано не устояла, ведь тот был ещё очень слаб после болезни и волновать его лучше не стоило. И теперь меча у тогруты было два — салатово-зелёный и радужный, явившийся предметом зависти многих. Но вот на этом хорошее заканчивалось, ведь дальше, начиная со дня выздоровления, с Энакином стали твориться странные и необратимые перемены. Он и раньше был не подарок, часто позволял себе своевольничать и откровенно критиковать правила, но теперь просто переходил все границы. Он откровенно хамил наставникам, пропускал групповые занятия под разными предлогами, а ночами стал и вовсе сбегать из Храма неизвестно куда. Даже Асоке уже с трудом удавалось контролировать его, Энакин уже совсем перестал слушаться старших. А иной раз позволял себе вольности и в адрес Асоки.
— Ты почему отказалась пойти со мной на День Республики? — с видом уязвлённой гордости подошёл он к ней после занятий.
— Понимаешь, туда допускают лишь с рангом не ниже падаванского, юнлингам туда, увы, нельзя, мне очень жаль, но таковы правила — попыталась обьяснить Асока, поражённая недетской твёрдостью в его взгляде. Она, впрочем, тут же сменилась недоверием и даже какой-то злой решимостью.
— Правила? — присвистнул он в явным пренебрежением — Не смешно пошутила. Когда хоть они тебя волновали? Так и скажи, что ты стесняешься. Не хочешь показывать всем, что дружишь с мелким! Боишься, что над тобой посмеются!
— Энакин! — выкрикнула Асока с нескрываемой обидой — Не говори мне так! Ты же прекрасно знаешь, что значит для меня наша дружба! Мне никогда не было важно, сколько нам лет, главное то, что мы нужны друг другу!
Энакин, казалось, не верил ей, если вообще услышал.
— Да хватит тебе уже врать, думаешь, что если я маленький, так ничего и не понимаю! — глаза Энакина светились недобрым огнём и голос чеканил как по металлу — А я знаю. Я всё знаю. Причина в твоём любимом канцлере! Мне доложили, что ты весь праздник не отходила от него, а я скучал в своей комнате!
Асока была больше не в силах этого слушать. К лицу её прилила кровь, а глаза налились ответным гневом. Как сильно бы она не любила этого мальчишку, а бесконечно терпеть такие претензии, граничащие уже с оскорблением, она не собиралась. Руки начали трястись, она даже убрала их за спину и как можно более сдержанно постаралась произнести:
— Думаю, нам лучше проговорить позже, когда ты успокоишься. Сейчас же ты просто невменяем.
И прежде, чем он успел ей что-то ответить, тогрута поспешила уйти, тем более, повод к этому имелся — её давно ждал учитель, чтобы сказать о чем-то важном. Идя по длинному коридору, девушка размышляла о поведении Энакина, о том, каким он сделался в последнее время и почему. А ещё ей было ужасно неприятно, что он позволял себе говорить плохое про канцлера. Почти в открытую выказывает ему свою неприязнь. Неужели же Энакин не видит, какой это удивительный человек, сколько в нем доброты и душевности. Как часто Асока, приходя в его кабинет, уходила из него словно какой-то обновлённой и рождённой заново. Любая проблема, казавшаяся тяжёлой и неразрешимой, рассказанная ему тотчас же превращалась в незначительную неурядицу, которой и значения-то особого придавать не стоило, не то, что переживать о ней. Например, когда Асоке однажды не позволили принять участие в освобождении из тюрьмы Цитадель захваченного Магистра Эвана Пиеля, она страшно обиделась на своего учителя и не хотела даже разговаривать с ним. Конечно, он-то полетел, а она осталась. Стояла вот тут же, возле окна в коридоре, и думала о том, правильно ли поступила, выбрав путь джедая. Ей хотелось самостоятельности, того, чтобы к её решениям прислушивались, уважали их. А по факту... Все только критикуют их, не желая даже как следует рассмотреть, а ведь она уже не маленькая девочка, ей скоро исполнится восемнадцать. За этими невеселыми мыслями её тогда и застал Палпатин.
