— Мастер Йода! Немедленно замолчите! Он жив! Слышите меня? Энакин не умер! Я знаю!
Тогрута стала красной, как закат на её родном Татуине. Голубые глаза её стали узкими и просто метали молнии. Руки сжались в кулаки и растопырились. Капюшон накидки свалился за спину и она широко шагая пошла прямо на Мастера. Феррус потянул её за рукав и зашипел:
— Остановись, ненормальная, выговор схватишь.
Но Асока лишь небрежно скинула его руку, как сбрасывают противное насекомое:
— Сделай милость, уведи остальных! — велела она тоном, вызвавшим бы зависть самого Мастера Винду. Олин неожиданно послушался и направился к группе товарищей, но те всё уже слышали и выдали каждый свою реакцию.
— Вот беда, Энакин погиб! — воскликнула Дарра тоненьким голосом и забыв о правилах, залилась слезами.
— Он был хорошим товарищем — более сдержано произнёс Тру и отвёл глаза, чтобы никто не видел, как в них блеснули слезы.
— Так! А ну всем замолчать! — приказала Асока, услышав эти возгласы — Смотрите не ляпните такое когда я его найду!
И не размышляя более ни одной драгоценной секунды, девушка бросилась к пещере.
— Падаван Тано! Не должна своим эмоциям поддаваться ты! — Мастер Йода выскочил перед ней и зеленой маленькой кочкой вырос на пути Асоки.
— Да идите вы со своими правилами! — рявкнула Тано и схватив его за капюшон накидки, не без помощи Силы швырнула его в сугроб. Мастер отлетел в мягкий снег и утонул в нем, лишь только маленькие ступни торчали на поверхности, смешно болтаясь над сугробом. Асока не обратила на это внимание, остановившись возле наглухо закрытых ворот. Она встала рядом и обхватив их руками, прижалась лбом к прохладному металлу, закрыв глаза. Сначала она увидела лишь слегка колыхавшиеся волны синей темноты, из которых постепенно начал выступать слабый жёлтый огонёк. Настолько ничтожно маленький, что в первый момент она его даже не заметила, лишь после нескольких долгих секунд тщательного разглядывания, во время которых успела много раз разувериться в своих способностях, Асока смогла увидеть эту маленькую точку. Она явилась как знамение с неба, когда Тано уже подумала, что опоздала и готова была пророните первую слезинку. Асока даже подумала, не показалось ли ей, но нет, точка была и светилась своим неярким, но отчетливым свечением. Когда же к нему прибавилось ещё и ужасно отчетливое ощущение холода, забиравшегося в самую душу, превращая кровь в заледеневший поток, девушка открыла глаза и потянулась за мечом. Она войдёт в пещеру и найдёт своего несчастного друга, казавшегося ей сейчас дороже всех и всего на свете. Ворота не поддавались, меч только скользил по поверхности металла, оставляя на ней царапины и разбрасывая искры. Асока злилась на бесплодность своих попыток, но продолжала скребсти ворота. И вдруг по их низу прошлась гудящая волна зеленого света и они начали медленно подниматься вверх, открывая проем. Не так сильно как в первый раз, но достаточно, чтобы пролезть вовнутрь.
— Энергия и энтузиазм с опытом об руку идти всегда должны — послышался сбоку знакомый размеренным голос — Помнить тебе, падаван, об этом следует.
Асока скосила взгляд в сторону и увидела Йоду, не успевшего стряхнуть с накидки снег.
— Чувствам своим доверься ты — говорил он дальше — Смелее вперёд иди.
Тано слегка нагнулась и вошла под своды пещеры, в которой последний раз была лет пять назад. В другое время она бы поддалась ностальгическим воспоминаниям, но сейчас не видела ни сгустков кристаллов, ни сводов галерей, ни гулких коридоров. Ничего, кроме маленькой жёлтой точки, стоящей перед глазами, как сигнальный маяк, не давая предаться унынию. Магистр шёл с ней вровень, опасаясь отстать от высокой длинноногой Тано. Он понимал чувства девушки и представлял, что это значит и что скажет в Совете, когда они найдут мальчика. Мудрый Магистр видел их связь и знал, когда она возникает и между кем. Но сейчас главным было найти его, ведь желтая точка светилась всё слабее. Следовало бы осмотреть каждый угол, но Асока, казалось, знала куда идти и уверенно двигалась вперёд, прямо к гладкому льду озера.
— Падаван Тано, уверена в своём решении ты? — с сомнением протянул Йода, скользя по льду, растопырив ноги. Асока не могла больше слушать его причитания, они мешали ей сосредоточится. И однажды, потеряв окончательно терпение, Тано вновь взяла его за капюшон и закинула себе за спину, как маленького ребёнка.
— Падаван Тано! Падаван Тано! Совету джедаев на твою бесцеремонность пожалуюсь я! — снова закричал Магистр, вцепляясь в плечи девушки когтистыми трёхпалыми руками. Асока даже не обратила внимания на его слова. Плевать она хотела сейчас и на Совет и на Орден и на весь Корусант вцелом. Скажи ей сейчас кто-нибудь, что её исключают, Тано бы даже не вздрогнула. Она была готова на всё, лишь бы увидеть Энакина живым. Вернуться на Татуин. Снова стать рабыней. Даже сделаться собственностью самого противного хатта. Лишь бы он был жив. Лишь бы нашёлся.
«Я никогда. Ни разу больше не рассержусь на него» — подумала Асока, спускаясь в подземелье — «И даже не скажу ничего плохого, когда он снова заговорит о своих чувствах».
— Падаван Тано! — снова послышался голос Йоды — Ходить туда много лет запрещено уже. Опасность там таиться большая!
— Тихо! — прикрикнула Асока, услышав новый звук, перекрывавший причитание Мастера. Этим звуком было тихое, наслышное постороннему уху мелодичное звучание. Тонкий голос, похожий на пение какого-то небесного существа, нечто такое она уже слышала, давно, пять лет назад, когда попала на Илум в первый раз.
«Как же не вовремя» — с раздражением подумала тогрута, которой было сейчас уж точно не до сборки второго меча, который она давно уже заготовила — «Или наоборот. Это знак свыше» — мигом переменилось её мнение, когда она увидела, что в Силе пение идёт параллельно со свечением точки и если она уже почти погасла, то мелодия с каждым шагом становилась всё отчётливей. Она шла откуда-то снизу. Оттуда, куда юнлингам было нельзя. Об этом ей упорно кричал Йода, вися за плечами Асоки, но та не обращала на него внимание, спускаясь по ступенькам и уже стоя возле свежеоткрытой двери. Голос уже не звучал, а просто заливался в монтраллах тогруты. Руки и ноги заледенели и она их почти не чувствовала. Дыхание вырывалось наружу с облаком пара.
— Тут остановись, — отчётливее, чем раньше произнёс Йода — Колодец открытый здесь. Оттого и запрет на вход сюда наложили мы.
Но Асока всё равно пошла туда, правда, будучи предупрежденной, замедлила шаг, остановившись ровно у той самой чёрной дыры, которую не заметил незадачливый юнлинг. Тогрута опустилась на колени, спуская наконец Магистра со своих плеч, но даже не поведя ими, чтобы снять онемение, нагнулась над колодцем и чуть не оглохла. Пение кристалла сделалось таким отчетливым, что она могла услышать каждую ноту. За то от светящейся точки к этому времени остался лишь невнятный расплывчатый блик.
— Я здесь, я иду! — услышало словно во сне уже отключившееся сознание Энакина, безжизненно распростертое на обледеневшем полу ямы. Впрочем, даже если бы он был ещё в сознании, то скорее всего принял бы это за сон или начавшийся бред. Сейчас же и вовсе эти слова прошли незамеченными. Как и то, что в следующий миг его тело оторвалось от поверхности и начало медленно подниматься вверх, то почти не двигаясь, то напротив, почти летя. Это происходило от того, что дрожащие от холода руки Асоки иной раз совсем переставали ей повиноваться и тогда её сменял Мастер Йода, вытянув над зияющей поверхностью трёхпалые руки, направив Силу вниз и поднимая ею на поверхностью безжизненное тело Скайуокера. Безжизненное. Да, верно, подросток был совершенно неподвижен. Его накидка и даже волосы покрывал иней, эта же белая корка была и на лице. Возле глаз виднелись заледеневшие дорожки от слезинок. Дыхание не срывалось с посиневших губ. Любой, увидевший сейчас Энакина, был бы уверен, что он уже мёртв. Любой, не знающий Силу. Впрочем вердикт одарённых сейчас мало отличался от слов простых людей. Жизнь в теле подростка почти отсутствовала. Теперь, идя в обратный путь, нести на себе приходилось уже его. Из-за большой разницы в росте это приходилось делать при помощи Силы. Йода уже не причитал, а лишь молча выполнял необходимое. И когда все трое оказались снаружи, руки Асоки просто отваливались, а дыхание настолько сбилось, что каждый вдох отзывался болью в лёгких.
