— Я немедленно доложу об этом Высшему Совету! Пускай вышвырнпт предателя за пределы Республики! Ненавижу вас и желаю вам самых больших мучений, таких же, на которые вы обрекли столько невинных жителей многих миров галактики!
Палпатин молча слушал эту истерику, сложив руки на груди, размышляя о том, как удачно идёт его план, к которому он, Шив Косинга Палпатин шёл пятнадцать лет, с того самого дня, как сумел, ловко подставив своего предшественника канцлера Велорума, встать во главе Республики, введя которую в кризис путем коррупции и провокации боевых действий, постепенно подтачивал её изнутри, чтобы потом на руинах построить совершенно новое государство, где всё будет так, как нужно ему. Несогласных он лично попросит добровольно сложить голову на плаху, проблем ему не надо. И судя по всему итог будет уже совсем скорым, ровно в секунду, когда его новый ученик скажет ему да. Хорошо бы, если сейчас, но увы, спешка хороша лишь при ловле эндорских блох. Сейчас следует проявить максимум убеждения и тактичности.
— Не спеши с выводами, Асока, подумай о том, что ждёт тебя в этой ситуации, не забывай, что никто, кроме меня, не сможет помочь тебе спасти твоего сына. Присоединись ко мне и мир падёт к нашим ногам. Подумай о перспективах и дай мне ответ на закате — голос канцлера—предателя звучал спокойно и ровно, он не собирался скрываться и хоть как-то обнаруживать то, что его тайна раскрыта, главное ведь, что раскрыта она тем, для кого в большинстве своём она и затевалась. Он сделал то, что должен, теперь осталось только ждать какой всход дадут семена, посеянные пятнадцать лет назад. Поэтому он был так невозмутим, отпуская Асоку обратно в храм. Вот только её нервы и чувства, в отличие от его, были напряжены до предела, мысли возбужденно скакали с одного на другое, не в силах остановиться на чем-то одном и принять какое-то решение из необходимости такового. С одной стороны всё было предельно ясно, так же, как в должностной инструкции, попросту доложить Совету об обнаружении предателя и оставив старших самостоятельно принимать дальнейшие меры. Это да, но как же тогда быть ей? Будь Асока одна, она бы нисколько не сомневаясь поступила бы согласно своему долгу, но ведь у неё есть семья, муж и недавно родившийся ребёнок, которого она любит больше всего на свете и в первую очередь Тано должна думать о них. Пусть даже это и противоречит некоторым правилам. В конце концов Орден отказался ей помочь, когда она просила, а канцлер выслушал и пообещал решить проблему. Вопрос, какая будет цена за это, впрочем, в любом случае она будет не выше той, которой равняется жизнь её семьи. Но и в то же время, если она окончательно решиться быть с ситхом, то как на это отреагируют товарищи? А Энакин? Страшно представить, что может быть в этом случае. Так ничего и не поняв с самой себе, тогрута отправилась в медкорпус, чтобы навестить сына, которого не видела целый день и ужасно соскучилась. Её легко пропустили, так как знали о её отношении к этому ребёнку и оказавшись наконец в маленькой палате, посередине которой стоял небольшой медицинский стол с прозрачной капсулой, внутри которой покрытый прозрачным жёлтым свечением с дыхательной маской на лице лежал её малыш. При взгляде на это невинное лицо и огромные голубые глаза, смотревшие на неё с интересом и странным доверием, Асока почувствовала себя так, словно пришла домой. Как давно она не видела любви от близкого существа, родного ей по крови, теперь же она смотрела и не могла поверить самой себе. Это хрупкое маленькое существо, ещё такое чистое и невинное, воплощение вселенской любви, который даже не зная пока, что это за чувство уже следует ему. Глядя на него она едва сдерживалась, чтобы не открыть камеру и не коснуться его, а так просто до боли в сердце хотелось взять его на руки, прижать к себе и никогда больше не отпускать, тем самым защитив от всех бед и проблем жестокого мира. А пока она только смотрела на него и водя пальцами по крышке капсулы, молила Силу как можно скорее позволить ей коснуться своего дитя. Асока думала об их будущем, о том, как она непременно сблизится со своим маленьким сыном и они станут самыми настоящими друзьями. И никогда не потеряют друг друга. Никакая сила не сможет их разлучить. Сейчас, будучи рядом с сыном, Тано была уверена в том, что именно так всё и будет, ей было всё равно на то, что скажет Орден и что ей там сейчас наговорил канцлер. Главным было только то, что они с сыном вместе и что так будет всегда и она этого добьётся. Вот так бы и сидела здесь целую вечность, там, где нет никакой Силы, никаких убеждений и обязательств, а есть только любовь, настоящая и неподдельная, которую невозможно изобразить и вызвать искусственно. Первородное чувство, каким оно и должно быть, каким может обладать лишь самая чистая душа, которая бывает только у детей. Но нельзя, целитель зашёл и попросил выйти, ведь время посещения прошло ещё полчаса назад. Пришлось возвращаться в храм, а заодно и вспомнить, какой тяжёлый выбор ей предстоит уже через час. Две чаши весов как по заказу налились свинцом, так много всего и сразу упало на них в одну секунду. На одной лежал весь Орден, в котором тогрута провела пятнадцать лет. Там были её наставники, старшие товарищи, что учили её путям Силы. Да, зачастую все они ругали Асоку за нетерпение и излишние эмоции, но не менее часто они её и хвалили, ставя в пример другим таким же ученикам. Её ровесники, молодые Рыцари, с которыми она вместе училась и прошла не одну миссию, многие из них завидовали Асоке, но были и те, кто относился к ней пристойно и даже хорошо. И наконец младшее поколение, падаваны и юнлинги, так доверчиво тянувшиеся к ней как к старшей и так трогательно любившие Тано. Всего этого больше не будет, всё исчезнет во имя другой цели, лежавшей на второй чаше. Энакин, державший на руках их сына, который почему-то кричал и размахивал маленькими ручками. А вот рядом с ними стоит и она сама, вот только отчего же любимый муж при виде неё отводит взгляд в сторону, а ребёнок кричит ещё громче? И отчего чаша так резко отяжелела, что придавила сердце и замедлила дыхание? Не от того ли это, что вокруг неё так плотно сконцентрировалась Тёмная энергия, от которой так страшно было всем вокруг? Ужасно, если это правда, просто невероятно, если оно сбудется. И отбросив малейшие сомнения, тогрута бросилась в Залу Совета, который был ещё открыт. Девушка была настолько поглощена своими сметенными мыслями, что почти ничего и никого не видела вокруг себя, в частности и то, что не одна она знала правду о канцлере. Ровно за несколько минут до того, как Асока вышла из его кабинета, от дверей так же стремительно отпрянула Шаак Ти, которая пошла почти, что следом за Асокой, желая поговорить с ней и пояснить отчего именно Совет снял её с задания. И не увидев Тано в храме, спросила охранников, где она может быть и вскоре была уже в здании сената. А уж догадаться куда тогрута пошла, было и вовсе делом техники, о её тёплых отношениях с канцлером знал весь Орден. Женщина решила подождать Асоку возле его кабинета и там спокойно и без свидетелей с ней поговорить. Однако, совсем скоро от этого её намерения у неё и следа не осталось, стоило только услышать неприглядную правду о двоих своих коллегах. Она больше уже ни о чем не размышляла, а просто бросилась обратно в храм, чтобы успеть сообщить всё Магистру Йоде. Тот был на месте и согласился выслушать сбивчивую речь взволнованной тогруты.
— Он пытается склонить на Тёмную сторону Избранного — заключила Шаак Ти, сжимая пальцы в замок — Мы должны помешать этому.
Именно данную фразу и услышала Асока, вырастая в дверях Зала Совета. Решение её судьбы было делом нескольких минут.
====== Глава 106. Присяга ======
Шаак Ти сказала достаточно, Асоке оставалось лишь дополнить и получить приказ не покидать храма, пока трое Магистров, во главе с Винду, не вернутся назад, разобравшись с предателем. И вот группа своеобразного захвата отправилась в Сенат, Асока же осталась в жилом крыле храма. Она стояла возле окна и смотрела вверх, на корабли, пролетавшие в темнеющем вечернем небе. Вечер опустился на Корусант, окрашивая небо и ближайшие здания в синий цвет, солнце совсем уже скрылось за горизонтом, не позволяя ясности проникнуть в сознание. Молодая женщина вглядывалась в очертания тяжелых облаков, вспоминая как часто делала это в детстве и потом, в течении всей жизни. Вот именно, жизни, которая есть у всех, кроме неё, все живут и развиваются, влюбляются, строят семьи, заводят детей и никому ничего не должны, не обязаны скрываться и думать о том, что поступают как-то неправильно. И придя к этой мысли Асока поняла, что нашла причину своего разногласия с Орденом. Он не принимал то, что именно для неё было важнее всего, больше того считал это грубым нарушением и нет никакой надежды изменить это. Джедаи никогда не признают за истину любовь к близкому человеку и ценность семьи. Никогда не поймут какую силу дает человеку знание того, что его любят и готовы ждать, и даже если привести им в пример сотню доказательств, правила всё равно восстанут над чувствами. И никакого дела им нет до того, что вынуждая подчиниться правилам двое людей почувствуют ужасную душевную боль, которая навеки останется с ними и проложит трещину между ними и Орденом, которая со временем перерастет в пропасть, заполненную чувством неприязни и невольной обиды на него, которая со временем может перерасти в ненависть. И она будет праведной ибо никто не должен решать судьбу человека, кроме него самого, а кто делает это является лишь заносчивым выскочкой, возомнившим себя равным божеству, это ли не высокомерие, которое джедаи так усиленно отрицают, призывая к этому и младших товарищей. В то время как ситхи напротив не отрицают всего того, что не чуждо живым разумным существам. Джедаи считают их распутными и самолюбивыми, для которых имеют значение лишь эгоизм и жажда власти, а ведь на самом деле они просто такие, какие они есть. Они ничего не скрывают и не бояться показать себя настоящими, живя только велением души. Для них нет стандартов и ненужных никому правил, имеет значение лишь то, на что ты готов пойти во имя важного для себя. Непросто осознать такое, нелегко принять решение о принадлежности к одной из сторон, невозможно представить себе, что будет, когда остальные узнают о её решении. Асока продолжала стоять возле окна, за которым уже совсем стемнело, лишь редкие огоньки кораблей освещали посадочную платформу. Тут один из них привлёк её внимание, он сделал круг над крышей храма и начал плавно спускаться на платформу. Ещё несколько минут и трап опускается, а по нему, сбегая вниз в радостном предвкушении их скорой встречи, несся Энакин. Он только, что закончил своё задание и теперь идёт, чтобы отчитаться Совету, не зная, что его сейчас там ждёт и что он узнает, едва переступит порог Зала. Одно было ясно как белый день — их теперь навсегда разлучат, а ребёнка скорее всего удалят из храма, чтобы ничто не напоминало ей о грубейшем нарушении правил. Правил, в которые уже давно не верит никто, включая самую верхушку Ордена. Правил, сломавшим жизнь стольким людям, которые могли бы быть счастливыми и она, Асока, едва не вошла в их число. Едва. Но нет. Она не позволит этому намеку превратиться в явственность, никогда и ни за что. Её жизнью и судьбой её семьи никто не будет играть, а если и будут, то сильно пожалеют об этом. Вечерний ветер подул в приоткрытое стекло, слегка приподнимая занавески, едва касаясь разгоряченного лица тогруты. Она глубоко вдохнула эту прохладу и резко отвернулась от окна. Решение было принято. Обжалований не допускалось. Асока знала, что и кому она скажет и думая так, решительной походкой двинулась на выход, но у самой двери её остановила Шаак Ти, взяв за рукав:
