— Они совсем ничего не понимают — горячо восклицала тогрута, хватаясь руками за мантию канцлера — Все теперь считают меня почти преступницей и готовы хоть сейчас отдать под суд! И это только за то, что я не стала, как другие, тратиться на глупые выяснения того, кто прав, кто неправ, а поступила с преступником так же, как он поступил с моими друзьями. Невинными людьми, которые даже не нападали на него.

Голос становился всё жёстче, а дыхание сильно сбивалось, превращаясь в хриплый стон, пока его не потребовалось перевести и Асока временно замолчала. Палпатин обнял её крепче и повернув так, чтобы её лицо окончательно легло ему на грудь, мягко провел ладонью по её заднему лекку, а по монтраллам прошёлся тихий и проникновенный голос:

— Асока, не стоит быть к себе такой критичной, ты всё сделала совершенно правильно, поступив так, как велела тебе твоя совесть. Ты видела как погибли твои друзья и решила отплатить преступнику той же монетой, ведь как известно, всё, что исходит от нас, к нам же и возвращается. Таков закон природы и не нам спорить с этим и даже не Ордену.

Эти слова пролились целительным бальзамом на измученное сердце, услышавшее наконец что-то иное, помимо извечных упрёков и призывов к смирению. Кто-то впервые за долгое время не просто не осудил её действий, а напротив, был ими доволен и что уж совсем невероятно, считал их правильными и единственно верными, а уж то, что при этом ещё и осудил тех, кто неоднократно осуждал её и вовсе опрокинуло сосуд её души, выливая остатки горечи, чтобы затем наполнить его иным содержимым – сладким нектаром превосходства и самодовольства. Тем, что питало и поддерживало, заливаясь в трещины, пробитые упрёками и заставляло душу регенерироваться, просыпаясь для новой жизни и свежих решений. По крайне мере она смогла повернуться и заговорить уже о другой своей проблеме:

— Скажите мне, а как быть с этими снами? Я уверена, это не просто так, я уже видела подобное раньше, незадолго до того, как погиб мой отец, я никак не могу допустить того, чтобы это повторилось с моей семьёй, с моим мужем и сыном...

Асока снова разволновалась, а пальцы её опять нервно затеребили фиолетовую мантию политика. Он это почувствовал и поспешил успокоить юную подопечную, начав рассказывать весьма замысловатую историю:

— Понимаешь, Асока, принято считать, что смерть непобедима, что даже самый великий последователь Силы при виде неё лишь смиренно сложит на груди руки. Верно, долгие годы считалось, что это так, никто не решался с этим поспорить, но вот несколько десятилетий назад нашёлся один такой, кто сумел разгадать тайну смерти и даже, что уж совсем невероятно, смог договориться с ней и научился убеждать её не трогать нужных себе людей.

Слушая голос канцлера, Асока закрутилась на его плече и подняла голову, явно заинтересовываясь услышанным, потом у неё с губ сам собой сорвался закономерный вопрос:

— А разве это стало возможным? И кто же способен этому научить?

Палпатин выдержал небольшую паузу, как будто наслаждаясь произведённым эффектом и подождав когда лицо Асоки из просто удивлённого превратится в нетерпеливое, заговорил снова, взяв в этот раз интонацию немного насмешливую:

— Уж точно не джедай.

Канцлер вновь позволил себе сделать паузу, чтобы позволить Тано полностью осмыслить эту короткую, но емкую по содержанию фразу, давая возможность расслышать другой смысл, рассмотреть второе дно, чтобы затем Асока непременно спросила положенное по плану:

— Кем же тогда был этот неизвестный и к каким убеждениям он принадлежал?

Да, Асока это спросила, иначе и быть не могло, надо было знать, когда это спросить. Был, правда, момент, когда Палпатин засомневался, не рановато ли, но взглянув в глаза тогруты, вспыхнувшие безумной надеждой, он понял, что не просчитался, по крайней мере пока разговор шёл так, как и должен. Теперь можно было обойтись без многозначительных пауз и двусмысленных взглядов, можно было спокойно продолжить открытие тайны:

— Видишь ли, Асока, много лет назад существовал великий Тёмный Лорд, большую часть жизни посвятивший изучения путей Силы, в частности взял себе цель постичь саму смерть и поняв, подчинить её себе. Звали его Дарт Плегас Мудрый и он был первым, кому это удалось, а потом передал знания об этом своему ученику, но тот решил пойти своим путем, в котором учитель стал ему помехой. Ведь тот не желал делиться знаниями, предпочтя сохранить их для одного себя и в итоге просто убил своего учителя, пока тот спал, но его знания сохранились по сей день, ожидая возможности применить их достойно.

Асока слушала, не прерывая, казалось, даже дыхание у неё слегка замедлилось и на этом неестественно застывшем лице лишь ярко горели два огонька светящихся надеждой глаз. Казалось, её безумно метавшаяся долгое время в безумном поиске душа нашла наконец островок относительного покоя и очень боялась лишиться этой хотя и призрачной ещё опоры. И вдвойне хорошо знать знать то, что эта опора вполне может стать реальной. Давай, девочка, это зависит от тебя.

— Как странно — ответила она наконец, чуть поднимая голову от плеча покровителя — Нам никогда не рассказывали этой легенды.

— Неудивительно — согласился с ней канцлер, довольно кивая — Джедаям невыгодно её сообщать, ведь это легенда ситхов, причём представлявшая их в невыгодном свете, показывая насколько те проигрывают Тёмной стороне, считая, что её нужно лишь презирать, а на самом деле они просто бояться того, какие знания она способна дать. Не стоит бояться Тьмы. Она предоставляет большие возможности, нужно лишь довериться ей.

Все эти заверения падали тяжёлыми камнями на обе чаши весов в мыслях Асоки, добавляя новые доводы к уже мелькавшим ранее, дополняя их новыми элементами и постепенно картина стала полной и в первый момент просто подавила её невозможностью своего существования.

— Вот, значит, кто ты такой — вырвалось у неё непроизвольно, особо не думая о том, какие последствия это будет иметь и какую реакцию пробудит у собеседника. И главное, как ей самой принять открывшуюся правду.

====== Глава 105. Лучшая из сторон ======

Несколько мучительно долгих минут прошло с момента осознания, проводя последние параллели с прошлым и настоящим, ужасные в своей правдивости параллели. Ужасные настолько, что хотелось закрыть глаза и прикрыть их ладонями, чтобы только не видеть очевидного, что настойчиво лезло в сознание, цепляясь за него подобно присоскам пиявок. Правдивые настолько, что никак не получалось им не верить, хотя и очень хотелось. За то вместе с этими чувствами пришёл невероятный стыд перед самой собой за то, что она могла так сильно ошибаться, позволить провести себя, сблизившись с врагом и больше того, сделав его другом и пустив в своё сердце. Асока резко вскочила и с силой отпрянула от канцлера и оказавшись в противоположном конце банкетки, метнула в него полный злости и праведного гнева взгляд. Секунды она смотрела и не двигалась, будучи не в силах найти такие слова, которые в полной мере выразили бы то, что она сейчас чувствовала, до того придавила её открывшаяся истина. Наконец, почувствовав особенно ощутимую после вынужденного застоя жажду деятельности, она встала и вырастая во весь свой немалый рост пред продолжавшим сидеть Палпатином и продолжая смотреть на него сверкавшими глазами, выкрикнула, не заботясь о последствиях:

— Вы владыка ситхов, настоящий враг и предатель Республики! Как вы могли так с нами? Мы все верили вам, считая другом и честным человеком, а вы просто законченный моральный урод, если могли быть настолько двуличным! Я любила вас всей душой, была привязана всем сердцем, а вы взяли и плюнули на это!

Начав свою речь так воинственно, сопровождая свои слова взмахами руками и удивительно точными пинками, оставлявшими заметные красные следы на теле мнимого канцлера. Тот не препятствовал такой самовольной «расправе», понимая, что словно принять такую информацию с первой секунды, к ней следовало привыкнуть. Наконец эмоции вышли и последняя фраза Асоки прозвучала уже почти спокойно: