— Игорь! Игорь, ты ещё можешь всё исправить, — почти взмолилась Оля, продолжая смотреть в искажённое гневом лицо существа, — если оно умрёт, твой брат вернётся назад, мы все вернёмся, Игорь, прошу тебя…

— Заткнись!

Хозяин дома вскинулся перед ней во весь рост, и она сжалась в ожидании первого удара. Что ж, попытаться стоило. Всё равно не зря попробовала.

Оля почти ощущала на лице запах кислой, вонючей слюны. Интересно, чуяли эту вонь те, кого тварь пожирала на расстоянии, в автобусе или, скажем, на этаже?

О чём я, одёрнула себя она. Умираю, а думаю о всякой чуши. Например, о том, что в мансарде что-то всё-таки шуршит. Тихо, едва заметно, но…

Вопрос доверия, да?

Что-то тёмное мелькнуло в поле зрения: неизвестный снаряд, прилетевший со стороны лестницы, врезался в голову твари и откатился в сторону.

Ботинок.

Чёрный кожаный ботинок, такой, какие были у…

— Никитка?!

— Да нет, не он, — следом за ботинком показался и тот, кто его запустил. Исцарапанный, измазанный кровью, весь увешанный чужой одеждой — но живой.

Женька. Как всегда, вовремя.

— Похоже мыслим, правда? Я подумал, что это может пригодиться, — он сбросил на пол рубашку, штаны и второй ботинок. — Вещи твоего брата. Может, ёкнет чего, а?

Тварь негодующе зашипела, но Оля увидела, что руки Игоря дрожат, и поспешила выкатиться из-под страшного оскала — поближе к одежде Никитки.

Существо выбрасывало чужие вещи, как мусор. Вряд ли оно могло даже вообразить, будто кто-то использует их как оружие. Ножи, фонарики, огнестрел — да, но штаны?

Женька выбрал самую неожиданную из всех возможных тактик. И, похоже, рабочую.

— Это его рубашка, — заговорила Оля, сориентировавшись. Протянула тому, что было её одноклассником, измятую мальчишечью сорочку. — А это джинсы. А это… наручные часы, которыми он всегда гордился, потому что как у взрослого… Ты не помнишь?

Существо замерло в одной позе, не в силах сдвинуться с места.

— А это сумка. Никитка такой зануда, даже на школьную экскурсию потащил с собой учебники, — на глаза навернулись слёзы, но она продолжила, — и личный дневник. Я не буду его читать, но уверена, что он всегда писал о тебе только хорошее.

Игорь часто-часто заморгал, будто приходя в себя. Неуверенно осмотрел собственные руки, глубоко вдохнул, точно отгоняя наваждение.

— Он был твоим братом, Игорь, — прошептала Оля уже почти шёпотом, — и ты за него чуть не побил Женьку, помнишь? А эта тварь убила его. Убила — и теперь хочет захватить тебя, сделать тебя собой. И только ты можешь помешать ей, понимаешь? Понимаешь?

Больше она не успела ничего сказать. Игорь сделал стремительный шаг вперёд и вырвал из рук тонкую книжку. Личный дневник Никитки. Открыл где-то в середине, быстро пробежался глазами — и с силой отшвырнул в сторону, точно борясь с самим собой. Книжка ударилась о стенку и так и осталась лежать посреди осколков зеркала и разбросанной одежды.

— И что теперь? — одними губами спросил Женька. Оля не ответила: не сводила глаз с того, что некогда было её одноклассником.

Игорь — или не Игорь? — медленно опустился на колени, подобрал с пола что-то острое. То ли ещё один осколок, то ли обломок ножа, который так и остался расколотым в пасти истаявшей твари. Всё так же медленно, невыносимо медленно занёс его над собственным горлом.

Оля поспешно отвернулась: этого она видеть не хотела.

Но против своей воли — услышала.

Сочный хруст взрезанной плоти сменился неистовым воем, даже более громким, чем тогда, когда она ткнула в пасть твари ножом. К вою примешался грохот: пол заходил ходуном, затряслись, как при землетрясении, стены.

— Дом рушится, — крикнул ей на ухо Женька, — петля сейчас исчезнет! Валим! Валим!

Оля не запомнила, как они бежали к выходу, то и дело поскальзываясь и подхватывая друг друга. Не запомнила, как рыдала на ходу, как слёзы застилали глаза и мешали пробираться наружу. Не запомнила, как оба добрались до двери, уже даже не открытой — выломанной, сбитой с петель, — и выскочили наружу, покатившись по траве. И долго смотрели, как медленно проламывается крыша зловещего особняка, а из-за хмурых туч потихоньку выглядывает солнце.

А потом дом разрушился, и лес вместе с дорогой навсегда ушли в небытие.

Когда Оля открыла глаза, автобус как раз подъезжал к Москве.

Как это часто бывает около столицы — они стояли в пробке. Бесконечный поток машин продвигался черепашьим ходом, а их рейсовая громадина на пятьдесят пассажиров плелась и того медленнее.

Стаська сидела рядом и увлечённо читала книгу. Очередное фэнтези, да?

Оля всхлипнула, уставилась на подругу, как на воскресшую из мёртвых — а, впрочем, почему «как»? Та оторвалась от чтения и подняла глаза:

— Чего ты? Ты что… плачешь?

— Стаська… — пробормотала Оля и вытерла лицо рукавом чистого белого кардигана. — Господи, Стаська… да нет, ничего. Всё в порядке. Просто… что-то нашло.

Из-за спины послышался шорох.

— Девчат, — высунулась с заднего сиденья лохматая русоволосая голова, — у вас попить не найдётся? А то я это, свою забыл, а сам…

— Никитка! — охнула Оля и ощутила, как к глазам снова подступают слёзы. — Живой!

Никитос удивлённо заморгал.

— А с чего мне быть дохлым-то? Эй, тебе что, кошмар приснился, где все умерли? Чего у тебя лицо такое?

— Никит… — она попыталась поаккуратнее подобрать слова, но не получилось, — слушай, Никит, а как там Игорь?

— Игорь? — переспросил Никита. — Какой ещё Игорь? Оль, ну ты какая-то совсем странная сегодня. Не знаю я никаких Игорей и никогда не знал! Ты меня точно не спутала ни с кем?

— О… правда? — Оля попыталась натянуто улыбнуться. — Тогда извини. Видимо, и правда напутала.

Она отвернулась к окну и включила музыку в плеере.

========== Эпилог ==========

Вивла надрывалась, как сбрендившая сирена. Судя по её негодующим воплям, девятый «Б»-класс был виноват во всём: в том, что на дороге возникла пробка, в том, какая сегодня плохая погода, и особенно — в том, что водитель исхитрился содрать с бедной учительницы лишние сто рублей за дорогу. Злая как чёрт, теперь преподавательница отрывалась на учениках: заставляла их строиться в дебильную колонну и шагать за ней, как младшеклассники.

Оля поискала взглядом Женьку. Она собиралась поговорить с ним ещё с тех пор, как проснулась— но тот сидел на другой половине автобуса, а привлекать лишнее внимание не хотелось.

Знакомый чёрный свитер обнаружился в толпе довольно быстро: кто ещё будет одеваться как на Аляску в начале осени? Вот только шёл он не вместе со всеми, а в другую сторону. С каждым шагом удаляясь всё дальше от экскурсионной группы.

Понятно. Опять слинять решил.

— Эй! Стой! — Оля ужом вывинтилась из колонны и юркнула в толпу вслед за приметным свитером. — Женька, а ну стоять!

— Чего тебе? — одноклассник остановился в полушаге от неё, скорчил скорбную мину. — В гробу я видел эти экскурсии, сама же знаешь. Все знают. Так Вивле и передай.

— Так, погоди, — она нахмурилась, — ты что, домой собрался?

— А что такого? — он пожал плечами. — Я так уже делал. Что я забыл в том музее?

Оля начинала закипать. Наяву, когда всё закончилось, Женька снова стал таким, каким его знал девятый «Б»: аутсайдером и прогульщиком. Особенно по части школьных мероприятий.

— А то такого! Ты не забыл, что обещал мне? Там, в особняке. И не придуривайся сейчас, будто ничего не помнишь!

Тот приподнял брови и едва заметно усмехнулся.

— Если честно, я надеялся, что это ты не вспомнишь. Но ладно. Хорошо, убедила. Уговор есть уговор, в конце концов.

— И? Кто ты всё-таки на самом деле? Откуда так много знаешь обо всяких тварях? Как мы вообще попали в ту петлю? Я хоть когда-нибудь узнаю?

— Обязательно, — заверил Женька. — Обращайся в любой день. Но не сегодня! Если Вивла меня поймает, скандал будет на всю Москву, так что сейчас мне пора бежать, сорри.

Оля не успела возразить. Одноклассник скрылся в толпе с таким мастерством, что оставалось только позавидовать.