Когда створка наконец треснула и упала под совместными ударами Женьки и Оли, им открылась неожиданная картина.
Внутри не оказалось маленького номера-комнатушки, как на втором этаже. Все, абсолютно все коридорные двери вели в один и тот же просторный зал, заваленный горами хлама. Тусклый свет пробивался из многочисленных окошек. С теми же решётками: не выбраться, даже если бы не петля.
— Вот это я понимаю, — прокомментировал Женька. — Погнали! Что-нибудь да найдём.
Свалка на поверку оказалась не просто большой — грандиозной. Бескрайние нагромождения хлама сбивались в причудливые пирамиды из десятков, сотен вещей: одежда, обувь, наручные часы, зонтики и кошельки. Пару раз они натыкались на остовы машин, медленно гниющие в темноте: через мутные стёкла можно было рассмотреть остатки чужих вещей. Сколько же людей здесь побывало, думала Оля. Подумать только, неужели они все…
Под рукой мелькнуло детское розовое платьице, и она поспешила отвести взгляд. Фантазию включать не хотелось, но поневоле вспоминалось грустное и страшное: как много людей в Московской области ежегодно пропадает без вести? Скольких исчезнувших так и не нашли, признали мёртвыми, перестали искать? От скольких не осталось даже носового платочка?
Оля протянула руку к махине, что стояла в углу, укрытая тенью. Пальцы наткнулись на что-то твёрдое и металлическое. Она не сразу поняла, на что именно. А когда поняла — с трудом подавила приступ истерического смеха.
Их рейсовый автобус, испарившийся с дороги вместе со всеми пассажирами.
— Жень, ты глянь, — выдавила Оля. Смех душил и не давал говорить спокойно: нерадостный смех, нервный, дурной. — Наверняка там и юбка Вивлы до сих пор лежит…
— Ты только не трогай, — Женька материализовался рядом, посветил на холодный автобусный бок жёлтым лучом. — Я тут фонарик более-менее нормальный нашёл. Может, распугает парочку теней, но… в общем, пока ничего полезного.
Оля не запомнила, сколько времени они рылись в зловещем хранилище безымянного дома. Перед глазами громоздилась бесчисленная одежда: мужская, женская, детская. Порой находились и более странные вещи: использованный презерватив, кошачья переноска, в которой не было кошки. Даже кардиостимулятор.
— Ну точно, как в Лангольерах, — вздохнула Оля, отбрасывая в сторону бесполезный кусок металла. Раньше он спасал кому-то жизнь. Неизвестный человек носил его в груди, жил, смеялся и путешествовал. Теперь его останки перевариваются домом, а личные вещи лежат, как мусор, в тёмном углу, где никогда не бывает солнца.
Удача улыбнулась им не сразу. Но улыбнулась — когда Женька распотрошил притаившийся в углу огромный походный рюкзак, а Оля залезла в городскую поясную сумку. Осталась от какого-то велотуриста: рядом сиротливо лежал велосипед.
— Я подумать не могла, что у нас под боком такой склад, — призналась Оля, сжимая в руках новое приобретение, когда они возвращались обратно под недовольные завывания невидимок. — И особенно — что тут будет оружие.
— Сомневаюсь, что раньше нам бы позволили туда залезть, — заметил Женька. — Когда нас было много, отвлечь нас было легче, и…
Он остановился, точно налетев на невидимую стену.
— Ты чего? — вытаращилась Оля.
— Почему дом нас не преследует? — Женька снова ответил вопросом на вопрос, но она уже начинала привыкать. — Блин, вот что у меня вылетело из головы! Ты права, точно — мы-то с чего остались целы?
— Не совсем целы, — напомнила Оля. — Никитос пропал. Стасю на втором этаже мы так и не нашли.
— Да, но, когда исчезал автобус, мы почему-то не спали и смогли выбраться. И потом, когда убегали от этой… Риты. Как мы вообще смогли оторваться?
Женька выглядел невероятно возбуждённым: Оле казалось, что она видит, как сверкают в полумраке его глаза.
— Тени безвредны, но тех, кого они сбили с толку, дом прихлопнет запросто, — он продолжал, нарезая круги вокруг застывшей Оли. — Так было с Никитой, так было со Стасей. Как только они поддавались глюкам — всё, пиши пропало. Галлюцинации — это всё, что тени могут, но почему здесь и сейчас они не пытаются заморочить голову нам?
— Помедленнее, — взмолилась Оля, — я не улавливаю. Может, у них просто сил на нас не хватает? Мы не больны, не слишком устали… И при чём тут автобус?
— «Не больны», — Женька фыркнул. — При желании у каждого найдётся слабость, через которую можно залезть человеку в голову. У тебя сбиты колени и порезана щека, я единственный не спал на привале. Если подумать, это сравнимо с лёгкой простудой или с тем, что творилось с Никиткой. Так что рычаги давления — есть, но почему-то единственное, чем нас пытались остановить, — это запах пудинга твоей мамы! Как будто оно…
— Как будто оно само хочет, чтобы мы его убили, — закончила Оля, поражённая внезапной догадкой. — В таком случае ситуация с автобусом — это…
— Именно. Это отбор. Всех, кого оно хотело сожрать, оно сожрало ещё в автобусе, а нас пятерых не тронуло потому, что с самого начала имело на нас особый зуб. Разве что с Никиткой вышел прокол, спасибо Игорю. Вот он и был не в себе с самого начала.
— Но зачем? — не поняла Оля. — Окей, допустим, ты прав, и это… Что бы то ни было заманило нас во временную петлю, пугает, сбивает с толку, подъедает отставших, только чтобы кто-то догадался его убить. В таком случае у меня один вопрос: нахрена ему это надо?
— Два, — Женька помахал найденным на свалке ножом. — Два вопроса. Второй — зачем ему Игорь.
Оле пришла на ум цитата из старой сказки. Там, правда, речь шла не о безвестных эфемерных существах — о сказочных созданиях. Но… кто сказал, что суть не одна и та же?
— Убивший дракона становится драконом, — выпалила Оля, сама не веря в то, что говорит. — Вдруг оно ищет преемника? То есть, если мы его убьём, то сами… станем такими же.
— И никогда не вернёмся домой, — мрачно подтвердил Женька. — Вот чёрт. А всё так хорошо начиналось.
Он немного помолчал и добавил в наступившей тишине:
— И всё-таки — зачем ей Игорь?
— Не знаю, — произнесла Оля и сделала шаг вперёд. — Но, кажется, я поняла, что буду делать.
Оставаться здесь и ждать, пока дом соизволит сожрать их? Медленно деградировать внутри пространственной петли, запертыми, отрезанными от дома и родных? Сидеть и смотреть, как дом, чем бы он ни был, пожирает ни в чём не повинных людей?
Оля вспомнила розовое детское платьице, и пальцы сами собой сжались на рукоятке ножа. Того, что она нашла на свалке среди сотен других вещей.
Отчаяние клокотало внутри, превращаясь в холодную, безнадёжную решимость.
— Я всё равно пойду и убью его. А потом, если начну превращаться в чудовище — покончу с собой.
— Эй, а ну стой, — ломанулся вслед за ней Женька. — С ума сошла?
— У нас что, есть выбор? — горько усмехнулась Оля. — Я видела достаточно. Больше в этом проклятом доме никто не умрёт. Кроме… ну, нас, может быть.
Она развернулась и уверенно зашагала вверх по лестнице. Если ему понадобится, он пойдёт за ней. Если нет… что ж, он и так здорово помог им всем — хоть до сих пор и не рассказал правды.
Женька нагнал её на середине пролёта. Какое-то время шёл рядом, ничего не говоря, и нарушил молчание, лишь когда они прошли половину второго этажа.
— Ты уверена, что у тебя получится?
— Думаю, — Оля скривила краешек губы в усмешке, — это вопрос доверия. Так ты со мной?
— Нет, блин, здесь останусь. А куда ещё? Только вперёд.
— Отлично. — Оля искоса посмотрела на одноклассника. — Жалко, правда, что я так и не узнаю, кто ты такой, но… есть вещи и поважнее. Пошли.
Она думала, что её голос задрожит и сорвётся, но ошиблась.
Дом негодующе скрипел, пока они поднимались вверх. Пол трясся, стены, как показалось Оле, ходили ходуном. Услышал, о чём они говорят, и не захотел для себя такого конца?
В ноздри ударило резким запахом клубники: похоже, тени решили взяться за них всерьёз. Тело налилось свинцовой тяжестью, Олю потянуло к земле, как когда-то Стаську. Мысли двоились, троились, сбивали с толку. В голове взрывался калейдоскоп эмоций: ужас, злость, эйфория, усталость и снова ужас.
