— Ведьма! Настоящая!
— Ты что, идиот?! Какие ведьмы? Просто…
Оля стояла посреди класса в окружении десятка одноклассников и только открывала и закрывала рот, не в силах понять, что происходит. Сегодня утром она не проверяла соцсети — а что-то, похоже, случилось. Что-то, связанное с ней. Но почему в таком случае ей не позвонили? Не написали?
Точно. Чёрный список. Сразу после событий с котятами Оля отгородилась почти от всех, запретив звонить и отправлять сообщения. Достали обвинения с незнакомых номеров.
— Ребят, вы о чём? — попыталась вклиниться она, но голос потонул в выкриках.
— Так она ещё и не знает? Фролов…
— Говорю же, она ни при чём, и этот, который кошачий, тоже!
— Он не кошачий! Вы войс тот слышали?
— Да она под дуру косит, чтобы не запалили! Понятно, блин, тюрьма светит!
Информационный шум заставлял голову трещать, как перезревшая дыня. Что вообще происходит? Что-то случилось с Фроловым?
Они с Женькой не знали, что будет с Гошей после смерти «фамильяра». Надеялись, что тот окажется вне игры, а то и вовсе придёт в себя, став без твари на плече нормальным человеком. Но втайне боялись худшего.
Судя по реакции одноклассников, худшее всё-таки произошло.
Оля пропустила момент, когда Женькина фигура показалась в дверном проёме, и поняла, что он здесь, только когда кто-то отвернулся к двери и заорал:
— А вот и он! От кошек к людям, да?
— Чего? — хлопнул глазами Женька. — К каким ещё…
— Да заткнись уже, он ни при чём! Пруфы есть!
— А я говорю — при чём! Ты на его лицо посмотри, это же явно Фролов сделал!
— Ага, сопротивлялся…
— Да вы чего, он же не от этого…
— А от чего тогда? Кто ещё мог настолько желать ему зла, а?
— Он ему угрожал…
— Пруфы, народ! Пруфы!
— А кто тогда, если не они?!
— Да щас, слушай их больше! Ты Фролова видел? Лоб здоровый, ещё и ходит вечно со свитой! Куда ему…
Слушать это больше не было сил: в голове гудело. Оля глянула, как с каждой новой репликой всё сильнее расширяются глаза Женьки, и, набрав в грудь побольше воздуха, завопила:
— Да что произошло вообще?!!
Крик перекрыл голоса, и на миг в классе повисла тишина — точно кто-то нажал на кнопку выключения.
— Ты серьёзно не знаешь? — уточнила Светка, появляясь откуда-то сбоку. — Оль, Фролов… после того как ты выложила свою аудиозапись, он…
— Сегодня утром пришла инфа, что он умер в больнице, — прервал Свету Никитка. — А его друзья, ну, Лена, Глеб и Вовка… там же, но живы и без сознания. Отчего — никто не знает. И все, ну…
Он запнулся и обвёл класс глазами, так, что без слов стало понятно: подозревают их, Олю и Женьку. Нетрудно догадаться, почему.
Тишина длилась недолго. Откуда-то с задних парт полетел тонкий крик:
— Убийцы!
Оля не успела даже слова вымолвить: класс опять взорвался разговорами. В мельтешащей толпе она успела увидеть, как Женька, так и не зайдя в кабинет до конца, развернулся и быстро пошёл прочь. Из класса. Обратно.
Она рванулась было ему вслед, но кто-то загородил дорогу. Так что, когда Оля, тяжело дыша и отплёвываясь от коротких концов волос, что лезли в лицо, наконец выскочила в коридор, Женьку она уже не увидела.
Звонок ударил по ушам, пока она летела вниз по лестнице. Выскочить из школы не удалось: путь в раздевалку преградила вечно злобная бабка-техничка. Разбежались, мол, тут, уроки прогуливать. В класс иди!
Сообщение от Женьки пришло уже позже, когда Оля сидела на уроке и отчаянно пыталась сконцентрироваться на занятии и не слушать шёпот, доносившийся со всех сторон.
«Прости. Я думал, ты догонишь».
«Да ничего», — напечатала в ответ Оля, хотя в душе ворочалась тяжёлая мокрая обида. Не за то, что сбежал с уроков. А за то, что не подождал её и предоставил самой разбираться со злыми слухами.
И, подумав, добавила: «О чём ты хотел поговорить?».
«Отец звонил», — пришло в ответ. Ещё какое-то время новых сообщений не было. Только мигала, появляясь и исчезая, иконка «собеседник набирает сообщение», будто он раз за разом стирал разные версии одной и той же новости.
«Короче. Бабушка умерла. И он говорит, мы с ним сперва на похороны, а потом вдвоём на Север. Без вариантов».
Оля оцепенела, чувствуя, как улетает из-под ног и без того не слишком твёрдая почва. Что? В смысле — умерла? Как это — без вариантов?
«То есть…» — начала было набирать она, но окошко мессенджера взорвалось сообщениями — одно за другим, как из пулемёта.
«Я что-нибудь придумаю, чтобы задержаться, должен же быть способ».
«Не пугайся, сама же говорила — разберёмся, как со всем остальным».
«В крайнем случае сбегу с посадки, ну)».
«Должно быть не сложнее, чем с экскурсии».
Фразы летели одна за другой, но Оля их уже не читала. Слёзы застилали глаза, стрелки внутри неё вращались, как бешеные, и маленькие крупицы надежды гасли и таяли. Обнадёживающие сообщения не могли скрыть правды: вряд ли у него, несовершеннолетнего, что-нибудь получится. Ничего не выйдет.
Его отец сказал «без вариантов», и, похоже, он был прав.
Может быть, к лучшему? Может быть, хотя бы Женьку не настигнут те, кто идёт за ними? Неизвестные «они», желающие видеть его в своих рядах?
Но тогда Оля останется против них совсем одна.
«Езжай, — наконец написала она, проигнорировав его предыдущие реплики. — Если надо — езжай, я отпускаю. Всё будет хорошо».
Хорошо ничего не было. Без вариантов.
«Блин, я же не могу тебя тут бросить», — пришло в ответ, и Оля чуть не ответила едким «ты уже».
«Ты не бросаешь. Мы будем списываться, окей? Если ты будешь убегать и прочее, сделаешь только хуже, сам же понимаешь».
«Да, но».
«ЗАБЕЙ».
«НЕ МОГУ».
«Можешь!!!».
Оля поставила три восклицательных знака и отключила экран телефона. Всё, пусть пишет, что захочет. Она больше не будет ввязываться в спор и не будет переубеждать.
Что может подросток противопоставить воле взрослого? Если даже он сбежит с самолёта, отец просто вернётся и заберёт его с собой. Женька не мог этого не понимать, а спорил потому, что не хотел признавать правду.
Новых сообщений не было. Кто-то заметил её слёзы, и шепотков стало больше. Оля с трудом подавила желание выйти из класса, чтобы прореветься в туалете.
Наконец телефон завибрировал, и она не удержалась: включила экран и потянулась к значку мессенджера.
«Я приеду обратно так быстро, как смогу, хорошо?» — гласило сообщение. Оля ощутила, как захлёстывает с головой безнадёжное отчаяние, и отпечатала в ответ:
«Хорошо) Всё будет нормально)».
Они оба понимали, что он не приедет. Они оба понимали, что нормально больше не будет. И что опасность никуда не делась — тоже понимали.
Что бы ни случилось несколько дней назад за гаражами, для их судьбы это стало началом конца.
========== Межглавье ==========
Всё шло не так. Всё переплеталось, мешалось между собой в причудливом нагромождении линий и силуэтов — то тёмных и расплывчатых, то, наоборот, слишком чётких.
Оля бежала по платформе, путаясь в полах собственного пальто. Люди, сонные и неповоротливые, не расступались, и ей приходилось лавировать между фигурами, замотанными в толстые куртки и шарфы. Было холодно. Очень холодно: зима на дворе, недавно ударило минус двадцать — та ещё погодка для Москвы.
По сравнению с Севером, конечно, тепло, но…
В голове у Оли плыло и кружилось. Последствия детской травмы — или она просто заболевает? Почему реальность кажется ей настолько размазанной, как будто и не реальна вовсе? От чего она бежит?
Откуда она, чёрт возьми, знает, какая сейчас погода на Севере?
Ответов не было. За Олей кто-то сопел, кто-то большой, грузный и тяжёлый, кто-то, кто кинул на неё подозрительный взгляд сегодня в вагоне, когда она обнаружила в сумке не пойми как там оказавшийся телефон. Или — не он? Или это было вчера? Или позавчера?
Оля потеряла счёт времени, Оля металась по платформе, как пойманная птица. Всё не складывалось. Она жила в неправильной жизни. Что-то было не так. Всё было не так.
