— Всё ещё лучше, чем твой друг, но да, кошмар, — согласилась мать и отпустила её волосы. В голосе читалось: не хочешь говорить, да? Ладно. Не буду на тебя давить.
От такого становилось ещё хуже.
— Можно, — продолжила мама. — И завтра, и послезавтра. Пока синяки не сойдут. Ты только не увлекайся особо, хорошо? А к парикмахеру я тебя на днях свожу. Знаю тут одного хорошего…
Оля рассеянно кивнула. Теперь, когда всё уже закончилось, пусть творит с её волосами что хочет.
Отдых давал краткую передышку. За несколько дней, что она проведёт дома, нужно будет решить, что делать дальше. Потому что на них с Женькой нацелилось что-то большое.
И оно так просто не отступит.
***
— Слушай, может, ты просто поедешь с отцом на Север? Там они тебя точно не найдут, — протянула Оля несколькими часами ранее, когда они сидели в очереди в душном больничном коридоре. Горько пахло лекарствами. Перешёптывались в очереди, косясь на них, старухи да презрительно фыркали серьёзные молодые люди — видимо, принимали за малолетнюю шпану. Да и чёрт бы с ними.
— Издеваешься? — спросил Женька, вытаращившись на неё, насколько позволяло опухшее лицо. — И оставить тебя тут разбираться со всем в одиночку? Забыла, что ли, главное правило историй о чудовищах? Разделяться — прямой путь к полной заднице.
— Не забыла, — Оля вздохнула. — Ладно, я не ожидала, что ты согласишься. Просто… а вдруг не сработает? А если тебя продолжат считать убийцей? А если, упаси боже, с Фроловым что-то случится?..
— Значит, придётся думать по ситуации, — пожал плечами Женька. — Будет сложно, но я, кажется, почти смирился. Всё равно ничего уже не изменишь. Да что с тобой, куда делся твой боевой дух?
— Отвалился вместе с волосами, — мрачно ответила Оля и опустила голову. Внутренний огонь, так ярко сиявший сегодня днём, ослабился и почти потух. Одолевало ощущение, будто всё, что она делает — напрасно.
— Переживаешь из-за снов? Да ладно тебе, — Женька осторожно коснулся остатков длинных прядей, которые, не скреплённые ничем, струились по плечу и концами касались жёсткого больничного сиденья. — Может, ещё наладится. Может, найдёшь другой способ. Может, они и не вещие вовсе. А что до волос, если хочешь моего мнения — тебе и так хорошо.
«А тебя никто не спрашивал», — чуть не огрызнулась в ответ Оля. К счастью, смогла промолчать: пусть настроение и было испорчено окончательно, грубить сейчас — это уже слишком. Им и без того невесело, а он хотя бы пытается как-то её подбодрить.
— Ты не забыл, что у тебя перспектива похуже моей? — мрачно осведомилась она вместо этого. — Мы о таком варианте особо не говорили, но… я в этом сне просто одинока. А тебя там нет. Вообще. Я даже имени твоего вспомнить не могу. И с каждым сном забываю всё больше.
Значило ли это, что он погибнет? Не просто погибнет — исчезнет в лапах нечеловеческой твари и сотрётся из умов людей, как стёрлась Марина из памяти всех, кроме Оли и Женьки? Даже его отец считал свою жену уже девять лет как мёртвой. Правду помнили только они.
Что, если случится нечто подобное?
Что, если мрачное будущее как-то связано с теми, кто ищет их, мечтая заманить в свои сети?
Оля часто об этом думала, но так и не могла найти ответа.
— Я помню, — серьёзно ответил Женька. — Ты думаешь, я бы смог такое забыть? Вряд ли кого-то обрадует возможная скорая смерть. Но…
Он ненадолго замолчал, и Оле пришлось поторопить.
— Что — но?
— Но я не думаю, будто могу что-то сделать, — нехотя продолжил одноклассник. — Это твой сон и твоё будущее. Может быть, на самом деле всё вообще не так. Может быть, со мной там всё в порядке. Может быть, ты не помнишь, потому что что-то случилось с тобой. Может быть, мы забыли друг друга, потому что тому… была причина. У меня к этим снам доступа нет, я не знаю, что там могло произойти. Понимаешь? Ты единственная, у кого есть шанс понять, что случилось… то есть, случится. И помешать этому.
— Хочешь сказать, твоя судьба тоже зависит от меня? От того, что я узнаю и решу? — охнула Оля. С такого ракурса она о своих снах никогда не думала. Да и звучало чересчур нереально.
Неприметный человек в очереди завозился, демонстрируя две пары тонких, как у жука, рук, и она одёрнула себя. Речь о мистике, а значит — реально всё. И всё же, как Женька до такого додумался?
— Именно это я и хочу сказать. Но не забывай, я могу ошибаться, а это вообще только догадки, — он зевнул. — Но как бы оно там ни было… всё равно никуда я не поеду.
— А это тут при чём?
— Притом, что, если я уеду на Север, шанс, что ты забудешь меня, резко возрастает, разве нет?
Оля отрицательно качнула головой.
— Не факт. По своей воле я никогда тебя не забуду.
— Про волосы ты говорила то же са…
— Я сказала «по своей воле»!
Последний возглас Оли оказался настолько громким, что к ним обернулась парочка людей в очереди, и она поспешила прикусить язык. Не стоит привлекать лишнего внимания. Не все эти люди на самом деле простые пациенты.
Прямо как вампиры в метро, там, во сне.
И всё-таки она оставалась благодарна Женьке за то, что он никуда не едет. Вдвоём было спокойнее. В глубине души продолжала гореть робкая надежда: всё ещё может обернуться хорошо.
***
Отпущенные ей дни свободы пролетели, как в тумане. Оля сидела за компьютером, играла, читала, думала о будущем и пыталась свыкнуться с новым отражением в зеркале. То отражало девушку с грустными карими глазами и непривычной причёской, похожей на чересчур удлинённую стрижку пикси.
Она отправила отредактированную аудиозапись в чат класса, но ответа не последовало. Беседа как будто вымерла. Парочка невнятных мемов да вопросы формата «что с Фроловым, почему не пришел?» — и всё. Будто Гоша или другая неведомая сила отняли у ребят из девятого «Б» способность общаться.
Судя по обрывочным сообщениям, «новенький» пропал. Об отсутствии самих Оли и Женьки почти не спрашивали — и, наверное, оно было и к лучшему.
Что делать с будущим и с теми, кто ищет их, в голову не приходило. Ни ей самой, ни Женьке.
Когда через несколько дней они столкнулись у ворот школы, Оле было нечего ему сказать.
— Вау, — произнёс он, осматривая её новую причёску. — Никогда бы не подумал, но тебе идёт.
— Не надо об этом, — поморщилась Оля. — Извини, я идиотка. Думала, смогу что-нибудь придумать на случай, если с аудиозаписью не прокатит, но… я слишком мало знаю.
— Как и я, — легко согласился Женька. — Успокойся пока. Говорю же, будем смотреть по ситуации. Ты и так сделала слишком много. Настолько много, что я даже не знаю, как тебе ответить.
— Забей, — Оля отмахнулась. — Как рука? И вообще ты сам? Разве тебя не должны были госпитализировать из-за перелома?
— Трещины, — поправил он. — Должны были, но я оттуда сбежал. Как с экскурсии. Не так сложно, если есть навык.
Женька улыбнулся, и Оля фыркнула в ответ. В его способности мастерски ускользать от любых неприятных, но обязательных мероприятий она не сомневалась.
— На экскурсии можно просто не ходить, — напомнила она. — И тебе ничего за это не будет. А тут другое. Вдруг срастётся неправильно? И синяки ещё не сошли, и…
— Не понял, я что, похож на того, кто парится из-за внешнего вида? — он приподнял брови. — Всё с этим нормально, не переживай. Прибегу туда ещё разок, чтобы гипс снять, и всё.
В его кармане судорожно пискнуло, и Женька замедлил шаг, нашаривая телефон.
— Входящий от отца. Ты это, иди вперёд, я потом догоню. Окей?
— Ладно, — отозвалась Оля. Она, в общем, была не против ещё чуток постоять на улице, а не нырять в шум и гам школьной рекреации, но не хотела подслушивать чужой диалог. Вдруг там что-то личное, о чём не стоит слышать?
Она вошла в класс и тут же пожалела: с порога на неё кинулась гомонящая толпа.
— О, пришла!
— Как всё было?.. Расскажи!
— Мы в конфу не хотели, мало ли что, но тут такое…
— Крыса и убийца!
— Заткнись, мы ещё ничего не знаем…