— Сердце под соусом. Приятного Вам аппетита, мистер Болтон.
========== 52. Лорд Катлер Бэккет (“Пираты Карибского моря”) и Энн Бонни (“Чёрные паруса”) ==========
Она лежала в его постели — обнаженная, безжизненная. С воткнутым в грудь клинком его ножа, верного друга, что не раз выручал. Единственного верного друга, который у него остался.
Рыжие волосы-пожары поблекли, кончики обагрились в кровь, чей свежий запах бил в ноздри подобно терпкому вину. Спина, покрытая рыжими родинками-веснушками манила к себе нежной тонкой кожей. Проведя по спине ладонью, Катлер с удивлением обнаружил, что она уже практически холодная. Это-то и заставило его опомниться, взглянуть в окно. За стеклом гуляли вечерние сумерки и неуверенно пробивалась шальная полная луна.
Он убил ее утром, испытав очередной отказ, не снеся очередного оскорбления. Теперь, должно быть, уже ночь. Он просидел так целый день, как сторожевой пес охраняя ее вечный покой. Пора было прийти в себя.
Лорд Беккет медленно встал с постели, напрочь измятой, как после буйного поединка, заглянул в опустошенный кубок вина, выдавил из него последнюю каплю и отправил в рот, где глотка жгла, точно при пожаре. Медленно прошелся по комнате, подошел к окну, открыл его и втянул в ноздри запах вечерней мглы — холодный, но, увы, совсем не отрезвляющий.
Вся жизнь, день за днем, пронеслась перед глазами калейдоскопом. Эти картинки не были яркими, нет. Они были черными, словно смоль, серыми, невзрачными, как асфальт после дождя. Родиться слабым и бессильным, получить пророчество не дожить до десяти. Бороться за жизнь и победить. Каждый день видеть, как люди, к которым тянулся всей душой, отталкивают тебя, как отец презирает, будто ты болен проказой. Жадно тянуться к знаниям, но чувствовать, что, сколько не получай, всегда мало. Желать быть выслушанным и молчать, осознавая, что будешь непонятым.
Хотеть быть свободным, но нести тяжелый груз жизни затворника. Уже к двадцати годам потерять всех дорогих людей, один за другим, пережить ужас пиратского плена, окончательно оставшись без отцовского покровительства, к которому стремился, чтобы выжить и… полюбить пиратку.
Убить возлюбленную, измучив ее в долгом и тяжелом плену, искромсав ее кожу больными рваными поцелуями, на которые не получал ответа никакого, кроме пощечин, а теперь горько пить над ее остывшим трупом, не понимая, как луна сменила солнце и как закончилось вино в кубке.
Жить только для того, чтобы ненавидеть и презирать свою основу, самого себя.
Пустая бесполезная жизнь. Пора бы с ней покончить, наконец. Надо было сдаться еще тогда — в детстве, когда все пророчили кончину.
Он снова подходит к кровати, вытащив из груди своей несчастной возлюбленной клинок. Скоро этот клинок насквозь проткнет его уставшее сердце, истерзанное мглой. А пока… Лорд Беккет нежно целует свою дорогую бездыханную рыжую пиратку Энн в губы.
В последний раз.
========== 53. Имхотеп (“Мумия”) Аманет (“Мумия 2017”) и Хатхор (“Боги Египта”) ==========
Жаркое солнце Египта потемнело, стало черным, как смоль. Ночей теперь от дня не отличить, а печали от радости. Каждая минута — горький триумф черного, бездна тьмы. Всемилостивые боги отвернулись от своей сестры, не слышат ее просьб, не слушают ее мольбы. Хатхор, богиня любви, больше не дарит любовь, сердце ее разбито. Сама она пала жертвой любви — коварной и жестокой. О небо, кто сказал, что любовь — самое возвышенное чувство на свете, да отсохнет у того язык!
Любовь не приносит радости и больше не дарит улыбок. В сердце кровавая рана гноится и отчаянно болит, еще немного и остановит едва ощутимое сердцебиение. Дни и ночи несчастная Хатхор страдает, совсем не спит, уже не рада солнечным лучам и почти ослепла от слез. Однажды, хлынув, точно воды Нила из ее прекрасных глаз, они больше не могут остановиться.
Постель ее теперь холодна, она засыпает одна на жестких подушках и просыпается одна — в слезах. Горькой печалью запечатаны ее прелестные губы, кожа поблекла от страданий. Грустна и задумчива Хатхор, ведь нет рядом возлюбленного. Имхотеп, коварный жрец, разлюбил ее, все реже дарит ей взгляд, все чаще проводит время с коварной черноокой Аманет.
Хатхор все о ней знает — и о ее сердце, что темнее самой черной ночи, и о восторженных ласках, что дарит она ворованному возлюбленному, и о жажде власти и мести, черным огнем реющей в ее жестокой груди. Раскосые змеиные глаза манят омутом осатаневшего в страсти жреца, коего так мало волнуют земные наслаждения, теперь он стал маленькой ручной собачонкой в цепких лапах избалованной принцессы. Прикосновения, что иногда он дарит страдающей Хатхор, холодны, почти ледяные, слова, которыми он ее одаривает, скупы и болезненны. Тепло дней погасло, жар ночей превратился в пепел. Внутри — только боль и пустота. Ничего больше. Ничего не осталось.
Несчастная Хатхор устала молить жестоких богов о пощаде. Смерть, что она так усердно призывает, не торопится освободить ее от страданий, боги глухи и слепы. Ничего не радует прекрасную богиню, грустны ее глаза и печален взгляд. Все вокруг потухло, весь мир погас и краски больше не воротятся.
Под подушкой на супружеском ложе, еще недавно пылающем от жаркой любви по ночам, несчастная Хатхор, затаившая смертельную обиду, хранит кинжал, а в складках одежды — яд. Скоро она прекратит муки. Но не свои. Своей рукой она вскоре навсегда закроет глаза предателя Имхотепа. Навечно погрузит его в непроглядную мглу.
========== 54. Дельгадо Мастер, Джокер и Килгрейв ==========
Городское кафе, всегда многолюдное в час-пик, сегодня опустело, едва туда вошел человек с искаженным до неузнаваемости лицом, точнее, подобием лица, на котором ярким пятном выделялись кровавые губы, в кричащем фиолетовом костюме. Люди, увидев сие исчадие ада, тот час же бросились в рассыпную, разве что те, кто сидел поодаль, за угловыми столиками у окна, подальше от выхода, спокойно продолжали свою трапезу.
Джокер (а это был именно он) на удивление и виду не подал, будто люди его хоть в какой-то степени интересуют. Он сел, оправил складки своего плаща, поставил рядом со стулом острый зонт, и, заказав чашку кофе, когда испуганная официантка подошла к столику, стал ждать.
Уже через пять минут стала ясна причина его ожидания. Человек, вошедший вторым, не выделялся особо примечательной внешностью или очень ярким стилем, но способен был напугать кого-угодно. Две юные девушки, покосившись на вошедшего, поспешили доесть свой обед и почти на цыпочках, тихо, направились к выходу. Остальные же, кто предпочел остаться, (таких было совсем немного) зарылись в свои тарелки, усиленно делая вид, будто еда невероятно вкусная, а они — счастливая случайность! — страшно голодны.
Килгрейв (он и был вторым опасным посетителем, приведшим к практически полному опустению кафе) тоже сел на свое место, напротив Джокера, элегантно поправил рукава дорогого костюма, подтянул ремешок наручных часов и, внимательно посмотрев на своего собеседника, сказал:
— Ты звал меня. Я здесь. Говори, с какой целью я тебе понадобился.
Джокер склонился вперед, поближе к лицу своего визави, так, что сложилось впечатление, будто у них интимные перешептывания, и, облизав кровавые губы, сказал:
— Видишь ли, я утомился от этого города. Серьезно, чертовски скучно. Все достали. Всё однообразно и предсказуемо. Никто больше не хочет со мной играть. Я решил, что пора расширить свои горизонты и завоевать весь мир. Это будет невероятно весело. Но мне нужен союзник, мой дорогой. И я выбрал тебя. Поздравляю.
Он улыбнулся, от чего его вид стал еще более жутким и сладко пропел фальшивым голосом:
— Гарантирую незабываемые впечатления.
Килгрейв молчал минуту, другую. Не торопился с ответом и в третью. И четвертую минуту тоже молчал. Очевидно, Джокеру эта внезапно свалившаяся на собеседника немота надоела и он с явным раздражением воскликнул:
— Ну же! Что скажешь?
— Скажу, — Килгрейв облизал губы, прямо посмотрев на готэмского шутника, — что отклоняю твое предложение. Я хочу владеть миром. Но в одиночку. Помощники в этом мне не нужны, а вторые роли я играть не намерен.
