Королева Регина не намерена отступать. Она многое от него узнала и многому научилась. Нежная речь, приправленная восхитительными обещаниями, льется еще слаще.

— Закрой глаза. Пусть тебе приснится сон, где ты идешь по лепесткам из роз. Правда же, он сладостен, мой дорогой возлюбленный?

Когда она, как бы невзначай, касается кончиками пальцев его щеки, Локи снова вспоминает картины прошлого — разрушенные цивилизации, захлебывающихся в крови людей. Все, что они создали вместе. Все, что в итоге она разрушила без него.

Он теперь точно знает: она думает, что он — ее слуга. Чем выше королева, тем ниже подданные. Но слугой Бог обмана быть не собирается.

Он не знает, как нашел ее, ее звезду. Но проклинает себя за это.

— Всё вокруг, Регина, говорит, что ты пришла мстить. Что ты меня ненавидишь. Тебе известно, что я это знаю.

— Нет! — она воскликнула это горячо и до чертиков фальшиво. — Независимо от того, что они говорят, я люблю тебя! Все обдирают мою душу до нитки. И ты тоже, ведь ты веришь чужим словам.

Она действует порывисто, берет его лицо в ладони, гладит, точно атлас перебирает. В ее взгляде — гипнотическое: «Верь мне!»

Было время, когда Локи верил. Бог обмана поверил кому-то. И горько пожалел.

Но не сейчас.

— Не нужно комедий.

— Ты думаешь, что я ломаю комедию? — она тут же горячится, как и следовало предполагать. Выдала себя с головой. Люди, даже самые умные, все же до чертиков предсказуемые. — Что же мне делать? Чтобы ты мне поверил?

Локи небрежным движением сбрасывает ее руку со своего плеча. Подходит к окну, где ничего не видно из-за заполонившей землю мрачной ночи. Он хотел бы, чтобы она длилась вечно.

— Когда-то я жил в счастливой семье и был королем, сидящем на золотом троне. Было время, когда я частенько смотрел в глаза отца. Мне казалось, что они открывают передо мною весь мир. Теперь это время в прошлом и я иногда слышу лишь его отголоски, воспоминания о том крае, где родился. Я потерян, Регина. И ты тоже. Нам больше не быть союзниками. И любовниками тоже. Как бы ты не старалась.

— Почему? — она почти что заломила руки. О, какое великолепное представление разыгрывает сейчас. Для всех других она была тем, кем была — злой владычицей, язвой на теле цивилизации, самым мрачным злом в любой сказке. И только для него, для Локи, королева Регина играла другую роль — несчастной угнетенной, страдающей жертвы. — Почему же все обдирают мою душу? Почему же и ты хочешь так поступить со мной?

Но он больше не слышит. Когда-то они были смертоносной силой, поражающей всех вокруг. За это можно было бы продать душу, если бы она была у Локи, дьяволу. Все трепетали и боялись и не было никакого спасения.

Но прошлое — только осколки воспоминаний, часто разрушенных. Его не вернуть. Есть настоящее, в котором она снова пришла к нему. И теперь он ни капли не сомневается — должна умереть.

В мгновение ока, не успела она опомниться, он жесткой рукой хватает ее тонкую шею, сжимая в смертоносных объятий. Легкость его прикосновений — тоже мастерский обман, не более.

Настал его черед шипеть ей в ухо падшим змеем.

— Не возражаешь, если я сделаю тебе больно?

Она смотрит изумленно, увы, но прелестница была в этот раз слишком самоуверенна, думая, что на него подействуют ее чары. И поплатится за это.

— Пойми, — взгляд его становится притворно жалостливым, пусть Реджина вспомнит, наконец, что и он тоже великолепно умеет играть, — что мне приходится. Мне бы хотелось, чтобы у меня был другой выход. Но я не пощажу тебя.

Она сопротивляется, отчаянно барахтается в лапах стремительно приближающейся смерти. Даже старается защититься с помощью магии, теплит в ладонях едва проступающий адский огонек. Нет, Регина. В этот раз все напрасно. Ты проиграла.

Секунда — и шея ее с хрустом сломана. Еще секунда — и она, точно раненная птица, летит вниз, мягкой патокой стелется к его ногам. Безжизненная.

— Что ты наделала, Регина? — притворно ужасается он. Это все — лишь продолжение игры. Он больше ничего не чувствует, но по привычке повторяет: — Что же ты наделала?

Он оставляет ее тело, стремительно остывающее, в одиночестве, а сам выходит под черную мглу звезд — туда, где в глубоком океане мглы, в отражении света, больше нет гармонии.

Гармония стала лишней.

========== 48. Марла Сигнер (“Бойцовский клуб”) и Андреа Сакс ==========

Когда, устроив бунт на корабле Миранды, я ушла и (с ее подачи) нашла отличную работу своей мечты, я была уверена, что попала в сказку о Золушке. Как мне и говорили, «Подиум» открывал любые двери. Даже если работал там уборщицей.

Первые два месяца после своего ухода от Миранды, я жила будто в сказке. Любимая работа, постоянная не проходящая эйфория от того, что я ее все же получила, столько мечтаний, связанных с будущим, теперь кажущимся не таким уж далеким, как когда-то. Запах свежей бумаги, новых книг, способный свести с ума любого. Знакомство с интересными рукописями. Милый и мягкий шеф, который, после работы на Миранду, казался сущим ангелом во плоти.

Пелена спала после корпоратива, когда я оказалась зажатой в туалете шефом. Выяснилось, что он действительно ангел, только черный.

Я ушла на следующий день. И, увы, больше мне не суждено было познать милосердия от начальника, как в случае с Мирандой. После увольнения из издательства работу было найти невозможно. Падший ангел позаботился об этом основательно. Я бегала точно загнанная в угол, металась, как раненое животное, стучалась в двери, которые всегда оставались закрытыми для меня. Я не оставляла попыток найти работу, любую работу, даже после того, как поняла, что начальник в наказание за отказ, подрезал мне крылья, вычеркнул из профессии.

И мне пришлось довольствоваться работой в мелкой газетенке, где я писала желтые новости, непроверенные сплетни, откровенную грязь и сенсации о знаменитостях, высосанные из пальца. Короче говоря, все, что и полагается писать, когда работаешь в желтой прессе.

Я сгорела изнутри. Теперь не было ничего, что мне доставляло бы удовольствие. Как я безумно себя ненавидела! Иногда посещало невыносимое желание пойти к Миранде, броситься перед нею на колени, просить прощения, каяться, говорить, как она была права (ведь иначе не бывает), как ошиблась я, просто держать ее за руку и признаваться, что только сейчас оценила — она была лучшим начальником, которого мне довелось встретить. Но я не делала этого. Из чувства вины, но больше — от того, что знала: она не оценит. Я видела как наяву — Миранда поджимает губы и отворачивается к окну. Может быть, она бы бросила мне свое фирменное «Я вас предупреждала. Это все». В любом случае, не нужно было быть слишком умной, чтобы не понять — назад она меня уже не примет. Нельзя войти дважды в одну и ту же реку, особенно, если река эта — Миранда Пристли.

Так в моей жизни появился психотерапевт. Было неловко, странно и почему-то смешно. Знай я раньше, что все до этого дойдет, наверняка бы не поверила. Вместе с психотерапевтом появились методики (каждую он, кажется, пробовал на мне), таблетки, снотворное (не очень помогающее уснуть, всякий раз утром, после его приема, я чувствовала себя алкоголиком), релаксирующая музыка. Ничего не помогало. Я чувствовала себя овощем и овощем ходила на работу. Все эмоции и чувства отключились, а разум посылал лишь слабые сигналы, подтверждая, что я еще жива и кое-как функционирую.

Это был кошмар. Огромный безумный кошмар.

Казалось бы, что может быть хуже? Но нет — могло. В моей жизни вскоре появилась она — наркоманка в черной одежде с сигаретой в зубах. Марла Сингер. После сеанса она брала меня за руку и тащила, как говорила, познавать жизнь. На самом деле — в дешевый бар, где напивалась до чертиков.

Я стала пить потому, что мне было ее жаль. Известная и самая частая ловушка, в которую попадают все пересекающиеся с алкоголиками. Мне стало жаль ее, и я опомниться не успела, как пришлось жалеть себя. Я тоже пила теперь. Пора было идти в клуб анонимных алкоголиков.