Я дарю ему улыбку — в ней облегчение. Больше ничего.

— Теперь отдыхайте, леди Клэр, — спокойно продолжает он, — я поговорю с сестрой. Возможно, вы поможете нам в нашем давнем противостоянии. Взамен мы попробуем помочь вам. Доброй ночи.

И он уходит, слабо закрыв за собою дверь. А я вскоре засыпаю — впервые за последнее время спокойно.

========== 46. Оби Ван Кеноби и Маргери Тирелл ==========

— Ну что же ты, Бен? — нежные губы, точно бутоны алой розы, сладко вонзались в его рот, без спросу и наплевав, чего хотят его губы, — любовь моя? Не хочешь больше меня?

Его меч, раскаленный его злостью и подпитываемый ее игрой, рассыпал мириады светящихся огней. Сжимая его в руках, Оби Ван думал, что этот поединок и есть самым сложным испытанием в его жизни. И врагу бы он не пожелал такого.

— Уходи с миром, — прикрыв глаза, пытаясь смириться с их горькой участью, прошептал он, — я отпущу тебя.

— Хм, — она улыбнулась, обняв его за шею, почти по-свойски, — может быть, милый, я не хочу, чтобы ты меня отпускал? Или ты об этом не думал?

Он укусила его в краюшек верхней губы. Она была хищницей и иначе не умела. А он, даже если бы и хотел, вряд ли смог бы этому противостоять.

— Уходи, — все еще шумно дыша, потому что боль, любовь и долг убить ее боролись в нем с яростной силой, как разбушевавшиеся стихии, прошептал он, — с миром.

— Мир? — она посмотрела на него в изумлении, а потом искренне расхохоталась, откинув голову назад. — Это слишком глупо, Оби Ван. Я думала, ты знаешь об этом.

Она обошла его кругом, одарив мириадами сладких запахов, каждый из которых он помнил так ясно, точно вдыхал только вчера. Лениво погладила маленькой ладошкой по спине, от чего по коже побежали предательские мурашки. Приблизилась к самому уху и, вползая туда языком, точно змея, зашипела:

— У тебя великий дар, мой возлюбленный, — жаркий выдох опалил не только его кожу, до самой души достал, — величайший дар, который так глупо тратить на мечтательную сторону света. Тьма дает столько возможностей тем, кто верно ей служит. Ты не будешь слепо поклоняться идеалам, за которые вечно нужно бороться. Ты сможешь испытать опьянение и тебе понравится. Клянусь. Ты мне веришь?

Маргери. Маргери. Маргери.

Они выросли вместе. Бежали по огромным полям, там, дома, который остался в прошлом, держались за руки. Были счастливы. Срывали с губ медовые сладкие поцелуи. Таили счастье в улыбках, любовь во взглядах. Крепко сжимали ладони в ладонях друг друга, чтобы никогда не отпускать.

Маргери. Маргери. Маргери.

Такая яркая, забавная, ни на кого не похожая. Иная.

Его большая любовь.

Его самая большая боль.

Его огромная потеря.

Это уже стало доброй традицией — при каждой встрече (а они бывали слишком часто, так что, если бы он и хотел забыть, не сумел) нежно вонзать свои жала в его сердце. Чернить сладострастными речами и пьянящими обещаниями его душу. Дурманить ему мозг. Обласкать будущим, которое она бы для него так хотела, грядущим, где они оба — солдаты тьмы, вместе вершащие судьбу всех Галактик.

Это было ее единственным желанием, ее сокровенной мечтой.

Он всего лишь хотел, чтобы она была рядом. Стояла вместе с ним. Боролась с ним. Только и всего.

Миллиарды световых лет мечтал лишь о том, что она могла бы быть чем-то большим. Могла бы быть замечательной.

— Нет — тихо произнес он и стало так больно, что яростно содрогнулась земля. Израненное сердце в груди предательски заныло.

— Ты невероятно предсказуем, Бен, — губы ее дрогнули в издевательской ухмылке, за которой (он точно знал) она прячет горькую обиду, — странно, что другие соперники этого до сих пор не увидели.

И она подняла меч, вынуждая его сделать то же самое. Оружие соприкоснулось, бой начался. Разноцветные искры летели ввысь, взрываясь на звездах и обращаясь в пыль. Никто никому не хотел уступать. Они были почти равны. Почти — потому что она выбирала тьму. Всегда. Или, быть может, он просто недостаточно громко и ясно звал ее к свету.

И снова, как много-много раз уже, его клинок вонзился ей в шею, поддевая тонкую кожу. Еще одно крохотное движение, порыв — и ей конец.

Маргери смотрела на него взглядом, который невозможно было описать никакими словами. Это было отображение всей огромной истории, что несли они оба за плечами. Это была горечь обиженной девочки, с которой вместе бегали дома, запутавшись в траве. Это был горький триумф противницы, победа давнего врага и болезненное сожаление друга за то, что не может иначе. И вместе с тем это была тихая мольба о пощаде. Просьба не губить то светлое, что еще осталось. То, что несли в себе столько долгих лет.

— Ну, что ты стоишь! — сжав зубы до хруста, кричит она, подначивая. — Давай, сделай это. Упадешь во тьму, как и я. И мы будем равны.

Она смотрит на него и (он знает) — знает правду.

— Но ты же не осмелишься, так ведь? Трус.

Да. Трус. Он был великим джедаем. Легендой среди воинов света.

И не мог убить своего самого беспощадного противника — любовь к ней и затаенную обиду за то, что так вышло.

Он был жалким трусом. Многоточие.

Оби Ван вонзает меч в землю, наблюдая, как он озаряется мириадами искр. И уходит, снедаемый ее пронзительным взглядом.

До следующего раза.

Как всегда.

========== 47. Реджина Миллс и Локи ==========

— Ты что, преследуешь меня?

Локи отреагировал слишком эмоционально, непростительно взрывоопасно. Ему бы не знать, как чрезвычайно опасно проявлять любые эмоции в компании людей. Да еще женщины. Да еще королевы и, в добавок ко всему, злой.

Но отреагировать иначе он не мог — их слишком многое связывало. И это многое было черной бездной, засасывающей трясиной, сущим кошмаром для всего живого, но, прежде всего — для них самих.

— Я пришла к тебе, мой возлюбленный Бог. Только и всего.

Она пожала плечами, притворно-беспечно. Они оба знают, что это игра.

— Зачем? Я думал, ты умерла.

— Как видишь, — изящные руки сложены в замок на груди, — я жива. Ты ведь меня еще любишь, правда?

Да. Скрывать это бесполезно, от себя самого — тем более. Но она не должна об этом знать. Стоит лишь признаться — и токсичный яд, от которого столь долго искал противоядие, вновь заполонит каждую клетку организма, врастет в кожу.

— Что тебе нужно? — он говорит жестко, требовательно, каждое слово рвет, отчеканивает, точно звонкую монету.

Ее порочно-прекрасный рот вонзается в его губы раньше, чем Локи успевает что-либо предпринять. А потом она шепчет, вливая сомнения в душу бога сомнений и обмана.

— Твоя любовь. Твое болезненное помешательство на мне. Драматизм твоих прикосновений. Я так люблю их, касания твоей руки. Мне нужна твоя любовь и твоя месть.

Ложь. Локи закрывает глаза, отстраняясь. Но не сильно, просто не может противиться ей, удержаться от растекающейся в каждой клетке отравы ее красоты и желания. Он тоже жаждет ее.

— У нас ничего не получится. Мы уже пытались. Сотни раз.

Они смотрят друг на друга, ищут взгляда. Он готов поклясться собственной свободой, что (больше не его) Регина видит перед собою теперь то же, что и он — разрушенные города, уничтоженные жизни. Кровавый след, один на двоих, что они оставили, уничтожая миры и сжигая вселенные.

Регина подходит максимально близко снова, теперь он еще более отчетливо ощущает жар ее плоти. Взывающей к нему, точно искушение к грешнику.

Тон ее сладок, голос приятен, а слова медовые. Она шепчет, манит, зовет к себе.

— Мы можем получить максимум, если ты хочешь. Если пожелаешь, взорвем багрянец в небе. Если пожелаешь, я снова стану твоей. Мы взорвем весь мир и заляжем на дно.

Нет. Локи закрывает глаза и снова уговаривает себя: не ведись, не ведись. Не нужно. Ее речи сладки и полны обмана. Вы через все это уже проходили. Ей нужна власть и тебе нужна. Каждый хочет править миром.

Никакой любви, как бы сладко ее обещания не обволакивали. Ему ли не знать, что такое ложь и как она действует. Он сам хотел обмануть ее когда-то, но слишком увлекся, и она обманула его. Второй раунд за ним. Второго раза не будет.