Она повторяла себе, что сделала это, чтобы, наконец, избавиться от иллюзий, принять реальность, в которой живёт, почти идеальную на самом-то деле. Но это была огромная ложь. Она уничтожила дневник, потому что должна была угодить Гарри, своему возлюбленному. Рабы всегда должны угождать хозяину.

— Гарри, — выдохнула она, хныкая как младенец, у которого отобрали соску, — милый, любимый, когда же ты придёшь? Возвращайся ко мне из своих странствий. Ты мне нужен больше, чем воздух.

И она снова начинает плакать, теперь чувствуя, наконец, как слёзы выкатываются из облака ресниц. Она бы, наверное, наплакала Темзу и сделала бы это не без удовольствия.

Но звонок телефона не даёт такому случится.

Джуд воровато оборачивается, как будто в супермаркете жвачку украла, быстро стирает слёзы с пылающих щёк и устало отзывается, не смотря на дисплей.

— Да?

— Джуд, дорогая, привет. Слушай, что скажешь насчет чашечки кофе вместе? Я приготовила черничный пирог и сварила яблочное варенье. Я зайду, ладно? Мы с тобой миллион лет не говорили.

— Хорошо, заходи. Буду рада тебя видеть — отвечает она и улыбается.

Она — ребёнок, которую обрадовали скорой встречей.

Разговор окончен и только теперь Джуд смотрит на дисплей, хотя в этом, естественно, нет надобности.

Донна, милая Донна. Прекрасная как целая Вселенная. Они знакомы всего чуть больше года, впервые встретились в супермаркете за углом, покупая капусту, через две недели после того, как они с Уиллом купили этот дом. Но кажется теперь, будто они знакомы целую вечность. Вряд ли она может назвать Донну лучшей подругой, потому что в таком растоптанном моральном состоянии она вообще сомневается, что в силах с кем-нибудь дружить. Но Донна своей открытостью, прямолинейной искренностью и жизнерадостностью, стала для неё кем-то вроде прекрасной Вселенной, которой она всё никак не могла достичь, как ни старалась.

Джуд встаёт, идёт на кухню, чтобы поставить чайник. Проверяет, есть ли кофе, и с облегчением вздыхает, когда понимает, что его более чем достаточно. Только теперь, посмотрев на стоящую на столе коробку, вспоминает о том, что ей доставили пиццу. Отлично, если придёт Донна, у неё будет повод поужинать. За последние несколько месяцев она так исхудала, что, если всё будет идти так и дальше, ей поставят анорексию.

Она хочет грустить и плакать, но, к счастью, в дверь звонят — настойчиво, даже требовательно. Это не может быть Донна, пусть она и быстрая, не успела бы добежать до их дома за пару минут. Да что там — сам Флэш не успел бы.

Кто бы это ни был, решает для себя Джуд, она благодарна за приход. Выиграла несколько минут у безудержного плача, что снова рвётся на свободу. Она неохотно открывает дверь, чтобы услышать:

— Да благословит вас Господь… Мы…

— Я в ссоре с Богом, — быстро возражает она, — всего доброго.

Наверняка, тётенька с фальшивой улыбкой ангела про себя уже пожелала ей долгой и мучительной смерти, но Джуд плевать. Она ждёт Донну и больше не верит в Бога. Она больше не верит Богу.

Донна приходит точно к ужину — пицца источает магический аромат, который у человека, не настолько уничтоженного, как Джуд, здорового человека, вызовет единственное желание — есть, а кофе помогает унестись в страну восхитительных историй.

Её рыжие волосы всколочены, платье потрёпано, но она сияет. Джуд с максимальной искренней радостью, на какую способна, обнимает подругу, Донна целует её в щёку, и, без лишних вступлений, начинает рассказывать по дороге в кухню:

— Представляешь, Джуд, дедуля снова написал сказку, и опять о каком-то там Докторе, покорителе небес, короле Вселенной. Слушай, вам нужно стать соавторами, издавать книги вместе. Попробуйте, я думаю, будет здорово. Тебе снова снился этот твой Доктор?

Донна, если быть откровенной, тараторит, и, наверное, она может вывести из себя кого-угодно, но только не Джуд. Для Джуд, утомленной и измученной, её быстрая манера речи и тысячи мыслей сразу, которыми она спешит поделиться — как глоток воздуха для астматика. Джуд улыбается, разливает кофе, кладёт на тарелку пиццу и с благодарностью пробует черничный пирог — Донна ненавидит чернику и не очень любит печь, но делает это для неё и всегда приходит с угощением.

— Да, — с улыбкой кивает она, садясь за стол, — я снова фантазировала.

— И где же ты была в этот раз?

— Смотрела, как Доктор наслаждается сначала концертом Элвиса, а потом говорит с ним в гримёрке. А потом выдумала семейную пару, ждущую ребёнка, и смешного угловатого парня в фесках и странных бабочках, с которым они путешествовали.

— Здорово, Джуд, — глаза Донны сияют, — у тебя отличное воображение. Знаешь, когда я слушаю дедушку, а потом — тебя, то и сама начинаю верить в то, что Доктор существует.

Джуд вдруг судорожно впивается в самый край стола ладонью, так, что угол упирается в кожу. Она бы не смогла объяснить, почему, но сама мысль о том, что кто-то верит в существование этого странного космического путешественника, привела её в странное возбуждение. Впервые она подумала о том, что, быть может, это не она сумасшедшая, а Доктор действительно существует.

— Что твой дедушка говорит о Докторе, Донна? — она старается, чтобы это звучало как можно мягче, но выходит всё равно агрессивно и слишком возбужденно — как у ждущего важнейшие новости, из тех, что меняют жизнь, человека. Донна даже мягко гладит её по руке, улыбаясь — явно старается поддержать и успокоить.

— Он рассказывает, что это самый грандиозный случай в его жизни. И что Доктор был величайшим человеком, с которым ему довелось повстречаться. Хотя Доктор, конечно, не человек.

— Не человек? — услышав это, Джуд чувствует, как сердце сладко ноет, в предчувствии. — А откуда он? Что тебе говорил дедушка об этом? Он ведь что-то говорил, верно?

— Ну, — Донна продолжает улыбаться совершенно добродушно, — когда я спросила, не марсианин ли этот Доктор, дедуля ответил, что Доктор на меня за эти слова обиделся бы. Дедушка говорит, что он с какой-то другой планеты, — и она морщит лоб, стараясь вспомнить, — Галлилей или… Гаффилей…

— Галлифрей? — почти страстно, сама от себя не ожидая, спрашивает Джуд, а сердце при этом бьется, как ненормальное.

— Точно! — Донна смеётся, но тут же изумлённо смотрит на неё. — Вам с дедушкой что, снятся одинаковые сны?

— Я не знаю — с улыбкой признаётся Джуд. — Может, и правда, текст хочет, чтобы мы его написали вместе.

И добавляет уже тише:

— А, может, я просто сумасшедшая.

— Да ну, — возмущению Донны, похоже, нет предела, — не говори так, ладно? Ты нормальная, просто тебе нужно рассказать об этом Докторе миру. И мой дедушка, хоть и странный, но точно не чокнутый.

— Но идея Доктора почему-то приходит в голову нам двоим.

— Да, — кивает Донна, — но он верит, что Доктор существует, и описывает его так, как ты никогда не описывала, дорогая. Дедуля утверждает, что Доктор — высокий, худой, с длинными ногами, похожий на смазливого подростка. У тебя есть такой Доктор?

Джуд сосредоточено потирает лоб, потому что она уже не может быть уверенной, где проходит граница между выдумкой и реальностью. Но нет, такой Доктор, которого описала Донна, ей в фантазиях не являлся.

— Хотя знаешь, — Донна добродушно улыбается, — я уверена, что образ этого Доктора дедушка, так сказать, списал с одного человека, который приходил к нам однажды. Не помню даже, как его зовут, случайный знакомый, видимо. Но он так странно посмотрел на меня, еще и сказал: «Донна, я ухожу» перед тем как уйти. Понятия не имею, почему ему так было важно, чтобы я с ним попрощалась. Ну или ему было важно попрощаться со мной. Странный парень.

Эти слова наполнены такой теплотой, что Джуд поневоле улыбается. Наверняка выходит устало, но это лучше, чем постоянно рыдать. Отвратительный день. Она сотрёт воспоминания о нём, по крайней мере, всё до разговора с Донной на кухне.