Бред. Паранойя. Игры воспалённого сознания.

Джуд закрывает глаза, чтобы больше не видеть его лица, трясет головой, стараясь отогнать дурные мысли, и закрывает глаза. Уилл хорошо пахнет — чаем и кедром. У него интересный запах духов. Он напоминает дом.

Которого у тебя, Доктор, никогда не было.

Они принимают поздравления, Донна желает счастья, а что говорит Гарри, Джуд не слышит. Она слушает только его монотонный голос и смотрит на его губы, пока не начинают болеть глаза.

Она хочет его поцеловать. Плевать, что теперь, с этой минуты, она жена Уилла, что сейчас — их свадебная церемония, что она, в принципе, не может думать ни о чём подобном, что Гарри сказал, что уезжает. Плевать на всё. Она хочет его поцеловать.

Чёрт, Кощ, ну хватит меня щекотать. Не то укушу за нос!

Джуд набирает в лёгкие много-много воздуха, бросается вперёд, чтобы не передумать, и крепко-крепко обнимает. Гарри оторопел. Она чувствует, как он замер в её объятьях. Он словно натянутая струна сейчас. Расслабляется только через минуту, когда объятья остыли, и Джуд возвращается на своё место рядом с Уиллом.

Клацанье фотоаппарата ей не нравится. Странный и неприятный звук. Джуд напоминает себе, что они должны иметь свадебные фото. У всех должны быть свадебные фото. Тем более, когда никаких свидетельств их с Уиллом любви не осталось — всё сгорело во время пожара в его старом доме. Пусть эти фотографии будут новым началом. Пусть начало будет счастливым, свидетельством чего-то хорошего и тёплого.

Она улыбается, ощущает тепло, когда он держит её за руку. Такой большой Уилл. Такой мягкий. Милый плюшевый медвежонок.

Он снова аккуратно целует её в волосы, берёт под руку и уводит.

— Куда мы идём? — вздрогнув, будто ото сна очнувшись, спрашивает Джуд. Они должны были поехать в ресторан сразу после церемонии.

У них забронирован столик, несколько дней назад Уилл показывал ей приглашения.

— Это и есть мой сюрприз, — улыбается Уилл, — помнишь, я обещал тебе сюрприз? У нас будет фото-сессия у океана.

О! Как здорово! Джуд нравится океан и плеск воды. Он производит потрясающее действие — тепла, умиротворения. Звуки волн, что бьются друг о друга, целуясь, нравятся ей больше самой прекрасной музыки.

— Спасибо, Уилл — Джуд с благодарностью целует его и ласково треплет его взлохмаченные от ветра волосы.

— Желаю хороших фотографий. И ярких впечатлений.

Гарри. Оба сердца ёкают и болезненно стонут. Джуд переводит на него взгляд, смотрит с восторгом, но и не без тихого «Прости» в глазах. Она знает, что ни в чём не виновата. Они с Гарри не были любовниками, он не делал ей предложения, они были кем-то, вроде друзей с привилегиями.

Она не делала ничего дурного, он сам говорил, что будет рад, если она выйдет за Уилла, что этот брак принесет им обоим счастье? Тогда почему её гложет такое огромное, мерзкое, сосущее под ложечкой, угнетающее чувство вины?

«Прости меня, Кощ. Я опять всё испортил».

— Ты не пойдёшь в ресторан? — спрашивает Уилл, а ей, Джуд, словно язык отрезали, и булькает она пустым воздухом в глотке.

— Нет, у меня дела. Прошу прощения.

Уилл кивает. Может быть, он чувствует облегчение, что Гарри не будет рядом? Может, ему так легче, лучше, комфортнее?

— Всего доброго — Гарри смотрит на Джуд, но мимолётно, почти сразу отводя взгляд.

Джуд опять чувствует, как этот ребёнок, шебутной, наивный, ранимый — Тета — скрутился внутри неё в клубок и тихо плачет, поскуливая: Кощ, не уходи! Джуд кажется, что она сама вот-вот скулить начнёт, как обиженный несчастный щенок. Ей хочется плакать, шептать, увидятся ли они снова, молчать, обнимая его крепче, покрывать поцелуями его лицо, глаза, крепко целовать в губы, не отрываясь ни на секунду, пока они не станут задыхаться, слиться с ним воедино, стать его неотъемлемой частью. Но она ничего подобного себе позволить не может. Ни сейчас, ни когда-либо ещё, в будущем. И она, чёрт возьми, ненавидит себя за это.

— И тебе — кивает Уилл, улыбаясь с явным облегчением: пешка убила ферзя.

— Пока, Гарри — тихо шепчет она одними губами, закрывает глаза, жмурится, чтобы не заплакать. И давит внутри себя болезненный стон, наблюдая, как он медленно отдаляется, как уходит от неё шаг за шагом. Навсегда (?).

Фотосессия проходит как в бреду. Ужин в ресторане тоже. Донна без остановки трещит, счастливая, весёлая, будто бы это её свадьба. Шон лишь изредка отвечает, когда успевает вставить хоть слово в её пылкую тираду. Уилл почти не выпускает её руку под столом.

Но Джуд ничего не чувствует, почти ничего. Звуки музыки погасли. Даже вкус еды потускнел, хотя ужин явно рассчитан на неё — много персиков и сладостей, которые она любит.

Она ничего не чувствует, пока они едут в машине домой. К счастью, Уилл почти не говорит, просто гладит её руку и иногда проводит по спине. И когда он, как полагается по придуманному кем-то из людей обычаю, переносит её через порог на руках, тоже ничего не чувствует.

Когда она, уличив момент, пока Уилл купается в душе, насыпает в его бокал с вином снотворное, Джуд лаже не чувствует угрызений совести. Она знает, что он её не тронет. Но знает и то, что вообще не должна ночевать здесь. Она должна быть не с ним. Сегодня — и всегда.

Уилл возвращается. Приходит в спальню, аккуратно садится на кровать. Шутливо проводит носом по её запястью. Джуд, сидящая на своей половине в белой ночной рубашке из атласа, тихо улыбается.

— Замечательный был день, милая.

— Да — кивает она. — Очень.

— Спасибо тебе за него.

— И тебе. Особенно за фотосессию у океана. Хотя меня раздражает звук фотоаппарата, но в этот раз я ничего такого особо не почувствовала. Океан, наверное, перебивал.

Уилл ложится на живот поперёк кровати. Он часто лежит так, придя с ночной смены. Иногда даже засыпает вот так.

— Почему мне кажется, что ты грустишь, Джуд?

Она легко поводит плечом.

— Это светлая грусть. Сегодня был трогательный день. Я пока не знаю, как ещё на подобные реагировать.

— Уверенна, что всё хорошо?

— Да — она улыбается снова, но краешком губ.

Уилл смешно вытягивает губы для поцелуя, а потом затягивает в поцелуй её. Джуд не противится: всё равно он не получит ничего больше.

— Знаешь, — взяв её за руку (почему он так боится её отпустить?), говорит он, — я устал. Не думал, что этот день ещё и утомительным может быть.

— Приятный стресс — тоже стресс. Доктор Харрис говорит так.

— Наверное, он прав.

Джуд тянется к бокалам, берет сначала его, затем свой. Они касаются стеклом. Уилл сияюще улыбается:

— За нас!

— За нас!

Он пьет огромными неуклюжими глотками. Джуд старается не смотреть, отворачивается в окно. Вот-вот наступит ночь, ещё и дождь стал накрапывать. Плевать. Ничего не должно помешать ей сегодня.

Уилл быстро опадает, как огромное дерево на ветру. Ворочается. Ёрзает на постели. Громко, ухнув, вздыхает. Зевает, не особо прикрывая рот рукой.

— Я что-то совсем не в форме — с извиняющейся улыбкой, наконец, признаёт он, — прости. Нужно отдохнуть.

— Давай спать, Уилл — согласно кивает Джуд и ложится рядом.

Это ловушка. Кажется, в той, другой жизни, когда память ещё не изменяла ей, она отлично умела их расставлять. Джуд почти не отводит от Уилла взгляд, ждёт, когда он окончательно провалится в сон, и выскользает из постели, едва он захрапел.

Она даже не потрудилась одеться, просто накинула пальто поверх рубашки, благо, длинное. Прихватив сумочку с телефоном и ключами, она замыкает дверь, выходит на улицу, и вызывает такси.

Машина прибыла через пятнадцать минут. Джуд садится на заднее сиденье, называет адрес и прячет вздох в лёгких. Не сейчас. Не в этот раз. Она не умеет молиться. Не уверена, что знала раньше какие-нибудь молитвы. Просто пылко умоляет Вселенную, высший разум, кого-то, сидящего на грозовых облаках и создавшего молнии, чтобы не опоздать. Чтобы Гарри был дома. Чтобы не уехал.