— И ты об этом знал, да? — спокойно спросила я. — Ты подозрительно много знаешь о том, как проложен наш маршрут.

— Я много путешествовал, — парировал Йитирн, но я чувствовала, как он занервничал под маской напускного равнодушия.

— Возможно, — откликнулась я. — Но это не меняет того, что я отправляюсь в это ваше Таргиу. Я знаю, как пройти туда, и знаю точно, куда мне нужно. Вы, — я оглядела хмурым взглядом дракона и затем дроу, — можете оставаться здесь, коли на то ваша воля. Практика показывает, что обаянием Мэйв я не блещу, а потому заставить вас не в моих силах да и не в правилах.

Я хотела показаться им сильной. Меня основательно потряхивало после перенесенного кошмара, столь отчетливо стоявшего перед глазами в мозгу, но я сделала над собой усилие и подхватила свою сумку. Йитирн стоял неподвижно, Мааррх слегка опустил голову, избегая смотреть на меня. Я жестом подозвала Зверя, и пирру подошел ко мне. В его глазах светилось понимание, понимание меня как личности. Он ткнулся сухим носом мне в руку и заскользил вдоль деревьев вперед. Я выдохнула и последовала за ним, оставляя своих спутников позади.

В душе мне было страшно. Впервые я оказалась в гордом одиночестве с тех самых пор, как Аркаар провел меня из Пустоты к свету нового мира. Пирру я в расчет не брала, поскольку он молчаливый зверь. С ним не поделишься.

В то же время в душе разгоралась бессмысленная злоба, какая-то особая разновидность мстительности. Перед внутренним взором проносились доблестные картины того, как я в одиночку совершу какой-нибудь подвиг. И без помощи вездесущего Йитирна и трусливого Мааррха. А они посмотрят на меня и скажут: «А ведь мы могли помочь ей вершить историю». Мэйв была сильна, и я чувствовала в себе ее силу, ее несгибаемый дух, ее желание справедливости было сильнее многих других ее желаний. Но вместе с этим ощущением родства приходило и нечто иное. Жажда власти, жажда обладания не вещами материальными, а магическими. Во мне что-то пело о магии, о древнем волшебстве, настолько могущественном, что я не могла представить его реальной власти в этом мире. Все, что могла и умела Мэйв, носило особый оттенок. Но был ли оттенок призмой моего видения, раз уж я являлась прямой реинкарнацией властной ведьмы, или же каким-то тайным смыслом — я не могла разобраться. В последний момент правда ускользала от меня, недостижимая и гордая, словно женщина с высоко поднятой головой.

В глазах защипало, и я поняла, что плачу. Мааррх не заслуживал столь прямых слов, но смог ли он признать нашу связь, не скажи я ему? Меня терзали сомнения и нерешительность. Может, стоило и извиниться прежде, чем уходить оттуда. Теперь он не захочет помогать. С другой стороны, так ли мне нужна его помощь? Он дракон, да. И у моего врага есть дракон. И ведьма единым целым становится, когда капнет кровь на Камень, а не объединится с крылатым ящером. Раз он не может видеть воспоминаний Аксоота о Мэйв, может он мне и не нужен. Мысли прокручивались в голове, я перескакивала с одного на другое, не способная прийти к общему знаменателю. Йитирн скрывал от меня что-то, я знала это и раньше. Даже Накирин Световласая, мудрая хранительница знаний Саардена, предсказала мне: «Эльфы не всегда известны наверняка, они искусно выражаются и никогда не поясняют конечной цели». С Йитирном было множество недомолвок, но я уважала его личную жизнь и не лезла в нее. Сария тоже предупреждала меня об этом.

Но что, если цена вопроса окажется мне непосильной? Что, если он хочет использовать меня на благо врагу или в чем-нибудь противоестественном? Смогу ли я отказать, когда придет время? И примет ли он мой отказ?

Пирру вывел меня из леса. Мы прошли тем же путем, что показывал мне Аркаар. Памятуя о том, что дорогу патрулируют воины с призрачными духами, я надвинула капюшон чуть ли не до самого подбородка, запахнулась в плащ и выбрала неприметную боковую тропинку. Зверь посмотрел на меня, как вдруг его тело пошло волнами, и вот он обычная собака. Слегка крупнее, чем все те шавки, что мы встречали по пути сюда, но вполне себе домашний питомец и верный защитник.

— Да ты полон тайн, дружок, — усмехнулась я.

Во сне Аркаара я не уставала, но теперь столкнулась с ожидаемой реальностью. Ноги ныли, ступни саднили. Я запыхалась и была вынуждена сменить бодрый темп на вялый. Пирру был рядом и поддерживал меня.

Затем тропинка пропала, и мне пришлось продираться сквозь сухую высокую траву. Под ногами хрустела зимняя изморозь, ломались тонкие корочки льда в лужицах. Холодный ветер, отступивший на время, вернулся. Я подумала, что ехать верхом было бы благоразумнее, но в порыве гнева даже не удосужилась забрать свою кобылу. В конце концов мне пришлось вернуться на дорогу. Сон Аркаара и действительно совпадали. Людей оказалось так много, что до самой крепости всю эту толпу можно было вполне справедливо назвать «очередью на вход». Я нашла для себя в этом плюс: легче затеряться среди оборвышей, крестьян, зажиточных торговцев, странников и беженцев.

Постепенно я присоединилась к гомонящей на всякий лад толпе, пристроилась к семье с четырьмя старшими и четырьмя младшими детьми. Ладная крепкая женщина заправляла повозкой, ее муж — высокий смуглый южанин с черной, как смоль, бородой — покрикивал на детей. В руках он сжимал хлыст, которым не стеснялся щелкать по воздуху и — частенько — по загребущим рукам попрошаек, что сидели возле дороги тут же и преследовали наиболее богатых путешественников. Вопли обиженных перемешивались с детским смехом, гоготом крестьян. Почти все были вооружены, а на шее одной из девочек я заметила хитросплетенное ожерелье из ниток и белых камушков.

— Эй ты, держись к нам ближе, затопчут! — весело крикнула мне женщина на козлах повозки, заметив меня. — Хочешь булку и вина? Налей ей, Тед.

Тед, ее муж, осмотрел меня приветливо и со смешком.

— Юная дева, одна да на самом оживленном тракте. Ты должно быть, смелая. Или безрассудно глупая. А может, и то и другое вместе.

Он потянулся за бурдюком и деревянным кубком. На ходу плеснул темно-красного напитка и протянул его мне.

— Пей, согреешься. Возьми пирог.

Пирог с нежным и ароматным мясом и зеленью показался мне самой вкусной едой, что я когда-либо пробовала за всю жизнь. Вино же было слегка горьковатым, с кислинкой. Я выпила всего глоток и отдала кубок обратно. Тед прикончил напиток двумя большими залпами и подмигнул мне.

— Зачем тебе в Таргиу, дева? — спросила женщина. — Туда без надобности не суются, а мы проездом, так что можешь идти вместе с нами.

— Меня зовут… Кэтрин, — сходу придумала я. — Мне пришло известие, что мать больна, я единственная ее дочь и…

— Понятно, — перебила меня погонщица. — Значит, тебя призвал долг. Что ж, я не завидую тебе. Слух ходит, что Таргиу — место опасное.

Я мысленно подсчитала: она третья, кто мне это говорит. Но если Мааррх боится, а Йитирн опасается, то раз об этом говорит женщина, далекая от магии в целом, значит оно так и есть. Я ощутила укол вины перед своими спутниками.

К вечеру я узнала о семействе Теддарика и Илоны все, что только можно было узнать. Они путешествовали на юг, в молодые поселения. Их родную деревню сожгли дотла. Отчего-то я чувствовала себя причастной к этому и не смогла отказать им в приглашении на стоянку и ужин. Поглощая суп с картофелем и свеклой, заедая его куском нежнейшего мяса кролика, я не могла отделаться от ощущения, что я виновата перед ними. Илона оказалась хохотушкой, она постоянно пересказывала шутки, но не опускалась до грязных сплетен. Ее муж, Теддарик, сам пришел издалека. Их старшим детям было по двенадцать, а младшим едва исполнилось пять, четыре и два. Они были все разными, шумными, открытыми, задорными. Но в одном они сходились: в Таргиу опасно.

Наутро я обнаружила, что веселая семья таинственно исчезла, а я лежу одна в компании пирру в виде собаки. Посетовав на их желание не продолжать со мной один путь, я умылась водой из фляги, немного попила и вернулась на общий тракт. Людей было гораздо меньше, словно их слизнули языком. И если вчера все были радостными и гомонящими, то теперь в веренице путешественников преобладало скорбное молчание. Я потеснила несколько женщин, чтобы подслушать досужие разговоры.