След вывел Долу к остаткам древней лестницы. Она была совсем небольшой и вела в одну из многочисленных крипт подземного города. Но вот эта крипта отличалась от других тем, что из арки исходил мертвенный, холодный свет, и веяло настоящей жутью. Дола поёжился, раздумывая, повернуть ему назад или сначала разузнать, что внутри. Любопытство оказалось сильнее, и Дола, подумав, что когда-нибудь оно его погубит, нерешительно шагнул вперёд. В три прыжка он поднялся к арке, и снова остановился. Чутьё вопило, что здесь что-то не так. Уже знакомое чувство неправильности захлестнуло иллирийца, и все же, он не подумал отступиться. Стоя перед аркой, Дола медлил. Он никогда не считал себя особо верующим, но сейчас, поддавшись нарастающей тревоге, не удержался и осенил себя защитным знаком, для хоть какого-то успокоения. Сделал глубокий вдох, выдохнул и шагнул в крипту.

Внутри действительно было светло, и что самое странное — невозможно было понять, откуда исходит свет. Он был повсюду и одновременно у него не было источника. Крипта была просторной, и в ней почти не оказалось саркофагов. Помещение было абсолютно круглым, но вызывало чувство, будто тот, кто создавал это место, в последний момент передумал и остановил работу. Здесь был абсолютно гладкий мраморный пол, высокий, резной потолок, и... грубые не отшлифованные гранитные стены с неровными уступами и выщербленными в них дырами.

И посреди всего этого в крипте неподвижно стояла женская фигура. Сделав пару шагов вперёд, Дола успел разглядеть ее платье — закрытое, простого покроя, серого цвета, почти сливавшегося с ее кожей. Длинные белые волосы были распущены и ниспадали до самой талии. Услышав шаги, женщина обернулась и у Долы перехватило дыхание от ее красоты. Она была иллирийкой, и держалась с поистине королевским достоинством. Дола разглядывал черты ее лица, и понимал, что красота этой женщины — безупречна.

И на этой мысли он насторожился, ведь ничто не могло быть столь безупречным, если только...

Если только перед ним не стояла почти Совершенная.

Увидев Долу, женщина робко улыбнулась.

—Ты пришёл. Услышал меня и пришёл, — тихим, мелодичным голосом сказала она.

От ее слов Дола впал в некоторый ступор. Надо сказать, он вообще пребывал в полной растерянности, искренне недоумевая, откуда здесь взялась ещё одна живая душа.

—Разве мы знакомы? — криво усмехнулся он.

—Конечно, знакомы, — улыбнулась иллирийка. — Неужели ты забыл меня, сын Предателя?

Дола понял, что вообще ничего не понимает. В голове вертелась не оформившаяся до конца мысль, зудела, не давала ему покоя.

—Возможно, тогда я выглядела иначе, — продолжила иллирийка. — Мы все выглядели иначе. У меня много лиц и много имён. Выбирай, какое тебе больше нравится.

И на ее месте появился Лайе. Стоило Доле моргнуть, и он увидел Сольвейг. Затем свою мать, и своего отца. И наконец, снова перед ним предстала уже знакомая иллирийка, только вот теперь на ней были поистине роскошные, императорские одеяния, а на руках мелодично позвякивали тяжёлые браслеты из драгоценных камней. Голову венчала простая, но очень изящная тиара. Взгляд притягивали глаза принцессы — разноцветные, один был рубинового цвета, а второй ярко голубым.

—А, — хмыкнул Дола, стараясь не выдать своего замешательства. — Принцесса Мадригаль, какая сомнительная честь.

Принцесса Мадригаль широко улыбнулась и от этого стала ещё красивее.

—Надо же, я почти купился на твою уловку, Тысячеглазый, — тем временем, протянул Дола. — Должен заметить, при жизни принцесса Мадригаль была настоящей красоткой. И кстати, это лучшее твоё воплощение. Не разлагается, не смердит и не пугает, это уже достижение.

—Ты совсем, как он. Такой же бестактный, наглый, беспечный, — мелодично отозвалась Мадригаль, сложив руки на груди. — И все так же думаешь, что будешь жить вечно.

—Все никак в толк не возьму, о ком ты говоришь, — Дола медленно потянулся к ножнам на бедре, положил одну руку на эфес меча, для успокоения, и выжидающе замер.

—Даэтран. Познаватель, ставший Предателем, оскорбивший Неназванную, лишивший нас совершенства! — в голосе Мадригаль проскользнули нотки застарелого гнева.

—Даэтран почил не счесть сколько тысячелетий назад, я явно не могу быть его сыном, — Дола и сам не понимал, зачем вообще продолжает разговор.

Он не чувствовал опасности, не было и страха, присутствовало лишь некоторое беспокойство. Дола мельком подумал — мог бы уже давно просто зарезать эту женщину, и вернуться к Лайе и Сольвейг, но красота Мадригаль поистине очаровывала, подавляла желание убивать, портить это совершенство.

—В тебе течёт его кровь, сын Предателя. Все остальное не имеет значения.

—Как ты здесь оказалась, Мадригаль? Почему ты до сих пор жива? — Дола и сам не понял, в какой момент перестал думать о том, что устами принцессы говорит Тысячеглазый.

Просто привычного, страшного Хаоса не было, а вот принцесса Мадригаль стояла здесь, перед ним, и она была живой. Принцесса ходила вокруг полукровки, шелестя подолом своего платья.

—Я пришла сюда много-много лет назад. Я так хотела сдержать обещание, данное Глеанну. Мы должны были победить в той войне, понимаешь? Но Предатель лишил нас нашего Дара, он сделал нас уродливыми, несовершенными, как весь этот мир. Я просила Неназванную о помощи, но она молчала. И когда я отчаялась, ко мне пришёл Он. Он дал мне силу, позволил вновь почувствовать себя той, кем я была. Он дал мне возможность изменить все.

—Но, как я вижу, у тебя не получилось, верно? — усмехнулся Дола. — Там, в коридоре, были тела. Тебя загнали сюда, как кабана на охоте. А когда поняли, что ты все равно сильнее — замуровали заживо.

—Мое тело гнило в мучениях, в голоде и холоде. Но Он не дал мне умереть, — Мадригаль снова улыбнулась. Улыбка была скверная. — Однажды сюда пришли иллирийцы. Такие же, как ты, сын Предателя. Смески, осквернённые чужой кровью. И дали мне свободу.

Принцесса Мадригаль закатала рукава и Дола увидел, что ее руки покрыты безобразными шишками, чумными бубонами, а пальцы почернели. Он резко отшатнулся назад. Мадригаль рассмеялась, подалась к нему, обняла своими чумными руками.

—Не бойся, сын Предателя. Это не для тебя, не для нашего народа. Не для нас. Это только для них, для краткоживущих. Это мой дар им, ибо они полны изъянов. Богомерзкие jalmaer, — усмехнулась Мадригаль в шею иллирийца.

—Забавно, но они говорят то же самое про нас, — хрипло отозвался Дола. — «Богомерзкие Совершенные».

Он хотел было высвободиться из страшных объятий, но обнаружил, что тело ему не повинуется. Дола так и не смог понять — парализовал ли его собственный страх или все же то была магия одержимой принцессы. Так он и стоял соляным столбом, пока руки Мадригаль покоились на его спине.

—Боишься. Ты боишься меня, сын Предателя, — шепнула принцесса и его дыхание защекотало ему шею.

—Я никогда ничего не боялся, одержимая, — фыркнул Дола, и только Первозданные ведали, какими усилиями он заставил свой голос не дрожать.

Принцесса скользнула пальцами по его плечам, шее, запустила их в густые белые волосы.

—Лжёшь. Самый сильный твой страх — Мы. Ты думаешь, Мы несём смерть, и ее ты боишься. Страшишься умереть, исчезнуть навсегда, и более не вернуться к живым. Скрываешь это за смехом и беспечностью. Но ещё больше ты боишься быть слабым, неспособным защитить брата. Мы можем дать тебе эту силу, сын Предателя. Ты станешь сильным, гордым, непобедимым. Будешь стражем брату своему.

Дола фыркнул, попытался снова пошевелиться — и не смог.

—Все это, конечно, соблазнительные слова, но давай вернёмся к началу. Может, упростим задачу, ты дашь мне себя убить, обретёшь вечный покой, а чума в Ресургеме исчезнет? — хмыкнул он, попутно пытаясь заставить себя согнуть пальцы рук.

—Многого хочешь, сын Предателя! — рассмеялась Мадригаль. — Я люблю таких, как ты. Ты хочешь все и сразу, здесь и сейчас. Ты любишь брать своё, но за это всегда надо платить. Хочешь сделку?