— Глеанн? Но ведь... Невозможно! — Лайе был в очередной раз потрясён. — Как?

Вместо ответа Махавель крепче сжала его ладонь.

Золотые купола искрятся в лучах восходящего солнца. Белые дворцы стремятся ввысь, обступая со всех сторон пустую площадь. Из белоснежных и невыразимо красивых фонтанов стремятся ввысь струи воды, орошая брызгами мощеную камнями дорогу. Золотая кожа, сияющие волосы и глаза цвета серебра. Улыбка на красивых губах. Смеющийся голос, принадлежащий Глеанну. И рядом — юная дева совершенной красоты, счастливая и совсем не похожая на одержимую принцессу.

Видение исчезло, а Лилайе продолжал молчать, внимательно разглядывая Даму Махавель. Наконец он заговорил тихим, неуверенным голосом.

— Как тебе удалось остаться в живых? Период Исхода был так давно, что не осталось никого из Совершенных.

— Возможно, мой Дар не угас окончательно, как у остальных, — так же тихо ответила Махавель. — Я не знаю причину. Но я всегда верила в Неё — нашу Мать. Я жива — и возможно, ради этого момента, Ваше Высочество.

— Неужели никто не знает?

— Дом Махавель умеет хранить секреты. Именно поэтому мы никогда не рвались к власти, старались соблюдать равновесие, изучали то, что осталось от нашего народа. Все остальные ответы я дам Вам после коронации. Я помогу, Ваше Величество.

Мысли Лилайе были далеки от грядущей коронации: он думал о мести, думал о том, что она займёт не один год, и принесёт много горечи и боли. Лилайе знал, что Дама Махавель поможет ему, она научит его всему, что знали Совершенные. Конечно, за это придётся платить свою цену — рано или поздно.

Будущий император едва заметно улыбнулся. Теперь он был не один.

Едва взошло яркое утреннее солнце, окрасив небо в розовые тона, собрались придворные, главы других Домов и будущие вассалы. Затем пришло время древнего, ведущего свое начало еще от Совершенных, ритуала. Длинная процессия наследного принца и его подданных шествовала к руинам Ниэннарата, к месту Силы. Когда Лилайе Даэтран покидал дворец во главе процессии из придворных, он, наконец-то, был спокоен. Позади него ехали Иса и Махавель. Лайе чувствовал их молчаливую поддержку — и мягкие отголоски Дара уцелевшей Совершенной. В Ниэннарате, в окружении жриц Лилайе безразличным тоном произносил одну клятву за другой, и его слова обжигающим огнем запечатлевались в памяти всех присутствующих здесь иллирийцев.

Я, Лилайе Даэтран, сын Лиланг, клянусь быть верным Вечной Земле Иллириан.

Клянусь ставить империю превыше всего. Клянусь почитать свой народ. Клянусь использовать свой Дар лишь во благо Вечной Земли. Клянусь быть справедливым. Клянусь блюсти равновесие. Я клянусь...

Мертвым, сухим голосом он произносил должные речи, острый взгляд был обращен куда-то внутрь себя. Императорская речь — безупречная, торжественная и несколько колкая, оставляла странный осадок, будто император только что всех оскорбил.

«Интересно, что сказал бы прежний Лилайе?» — подумалось Исе в тот момент.

Несомненно, его подопечный так же бы оскорбил всех присутствующих. Он представил себе иной ход событий: юный император восседает на своем троне, немногословный, но язвительный, как и всегда. И сзади стоит его верный хранитель, его сердце, его близнец Дола, младший принц Даэтран.

О, Первозданные, ведь все могло быть иначе!

«Ты знала, — с горечью подумал Иса, — ты с самого начала знала, как все будет», — в этот миг он почти ненавидел покойную Императрицу.

За то, что молчала, за то, что решила все сама и за всех. И её коронованный сын станет таким же — Иса был в этом уверен.

Казалось, клятвам нет конца-краю, а церемония никогда не завершится. Хранители-айя засвидетельствовали, что в словах будущего императора нет лжи, и он совершил омовение рук в чаше, наполненной священной водой. Затем айя поднесли ему цветок, распускавшийся всего лишь раз в своей жизни — в преддверии появления нового Императора. Когда пальцы Лилайе коснулись тонкого, хрупкого стебля, он ненадолго замялся, словно дивясь чему-то. И все же заставил себя идти в сторону одного из алтарей. Словно со стороны Лайе наблюдал за собой: вот он проходит мимо статуй Первозданных, подходит к забытому всеми алтарю, и с почтением кладёт на него цветок. И слышит ропот за своей спиной. А потом алтарь ярко вспыхивает золотом, и его подношение исчезает. Лайе понимает — жертва принята.

Он ощутил легкое прикосновение к своим плечам, женский голос прошелестел ветром слова на айянском языке.

Иллирийцы удивленно перешептывались, переглядывались — Неназванная, столько лет молчавшая, вдруг приняла их нового Императора.

Чудо. Они видели чудо.

Она выбрала его! Вы видели это?! Неназванная пришла к нему! Неужели нам будет прощение? — со смесью восторга и страха переговаривались иллирийцы. — Смотрите — это было чудо! Совершенный, истинно Совершенный! Наш Бог-Император!

Весь двор следил за тем, как хранительницы вручают Лилайе жезл невиданно изящной работы. Лайе высоко поднял руку, чтобы все видели, все запомнили его. И наконец, айя поднесли к нему венец, который еще совсем недавно носила Лиланг. Лайе видел: они боятся его. Страшатся того, что его отметила своей благосклонностью забытая ими Неназванная. В нарушение традиций Лайе сам решительно взял в руки и надел его себе на голову. И тогда иллирийцы взорвались бурными овациями и рукоплесканиями — они приветствовали нового Императора.

...Все то время, что шла коронация, Иса наблюдал за своим подопечным и с горечью думал о том, что минувшей ночью, свершилось нечто столь страшное, невообразимое, от чего что-то умерло внутри Лайе. Полукровка, на чью голову надевали венец, больше не был мальчишкой, которого знал Иса. Он более не мог прочитать сознание своего бывшего ученика. Лайе тщательно огородился от всего мира, его мысли были надежно сокрыты за незримой стеной, а лицо — безжизненно бесстрастным. Каждый иллириец, хоть немного бывший айя, чуял силу, бурлившую внутри Лайе. И Дар этот был подобен ослепляющему свету, рвущемуся наружу, прочь из хрупкой смертной оболочки. Исе казалось — если он сейчас закроет глаза, то увидит истинный облик Лилайе.

Ослепляюще белые волосы и золотая кожа, надменно изогнутые губы, и синие, словно небо над Вечной Землей, глаза.

Иса был уверен — не он один это видит, не только ему чудится. Он окинул взглядом толпу иллирийцев, которые с благоговейным трепетом взирали на молодого Императора, и лишь убедился в своей правоте.

...Ему кажется, что коронация похожа на похороны. Новый Император Вечной Земли ровным голосом произносит одну речь за другой, обращаясь к своим подданным. Его лицо сосредоточено, движения уверены. Он слышит перешёптывания за спиной, и его Дар позволяет уловить все, даже невысказанное. И все же он держит спину прямо, смотрит твёрдо.

С губ срываются заученные, вбитые в голову с детства слова, но мысли его далеко.

Лилайе уже знает, что будет дальше. Пройдёт всего несколько лет — и он не оставит от Дома Ассэне камня на камне. Уничтожит всю оставшуюся Семью, когда они не будут того ждать. Всего лишь несколько лет — разве это срок для того, кто будет жить почти целую вечность? Он видит это так же ясно, как видит членов Дома Ассэне, преклонявших сейчас перед ним колени. Он вполуха слушает их лживые речи, пустые вассальные клятвы, зная, о чем они мыслят на самом деле. Он видит их всех — и для него они уже мертвы.

Месть подаётся холодной.

Они увидят его — другого, чуждого этому миру. Он придёт к ним и принесёт смерть в своих руках.

Лилайе Даэтран, носитель великого Дара. Айя, сновидец — куда более сильный, чем кто-либо из ныне живущих иллирийцев.

Не полукровка, и нечто большее, чем новый Император Вечной Земли.

Их Совершенный.