Ни Ласка, ни Альб не видели этого: они сражались с деревянной рамой, упорно не желавшей закрываться, словно некая сила мешала это сделать. Когда им, наконец, удалось запереть окно и защелкнуть засовы, Ласке почудилось, будто с другой стороны мелькнуло женское лицо. Зеленые глаза горели ведьминым огнем, да черные, как мгла, волосы развевались на морозном ветру. И тихий женский смех рассыпался звонкими осколками в воцарившейся тишине.
— Она исчезла! — пробормотал Бес.
— Что ты сказал? — Ласка обернулся, и только тогда увидел, что его брат продолжает смотреть в сторону окна.
Иллириец метнулся к близнецу и схватил его за руку. Взгляд Беса тотчас же стал осмысленным. Он недоуменно взглянул на брата, хлопая пушистыми ресницами.
— Песня. Ты ее не слышал? Она... прекрасна.
— Альб? — Ласка требовательно обернулся к Кривоносому.
Тот скривился, точно от зубной боли.
— Так и пропадали путники. Шли на эту «песню». Ты ее разве не слышал?
Ласка отрицательно покачал головой.
— Я только почувствовал что-то странное. Инородную силу?
— Добро пожаловать в Реванхейм, мой остроухий друг. Вот вы и столкнулись с силой Солвейги, — мрачно ответил хозяин «Подковы».
— Она голодна, — вдруг сказал Бес. — Ей холодно, одиноко, она на пределе... — Он замолчал и удрученно потер лоб.
— Болит? — руки Ласки скользнули по лицу брата и замерли на висках.
— И вовсе незачем так со мной нянчиться! Не стеклянный, не разобьюсь, — недовольно проворчал Бес, стряхнув с себя руки близнеца.
Ласка вздохнул и молча взъерошил ему волосы.
И столько тепла было в этом скупом жесте, и столько нежности скрывалось во взгляде из-под полуопущенных пушистых ресниц, что Бес замолчал и упрямо уставился в свою пустую кружку.
Альб, ставший невольным свидетелем этой семейной сценки, только диву давался; за свою жизнь он повидал немало семей, братьев и сестер, но никто из них не мог похвастаться чем-то, даже отдаленно похожим на любовь этих близнецов. Связь, существовавшая между ними, была крепче любых уз — и не поддавалась никаким объяснениям. Она была десять лет назад, когда Альб впервые повстречал братьев, и оставалась таковой поныне.
Наконец Ласка вздохнул и устало пробормотал:
— Ладно, у нас ведь есть только один способ выяснить, что здесь творится, верно? Покинем город завтра на рассвете. Уверен, что старина Альб уже приготовил для нас комнату.
Иллириец в задумчивости окинул взглядом пустое помещение, и невесело усмехнулся:
— Приятно чувствовать себя дома.
...Бес спал, уткнувшись физиономией в подушку, и его ничто не могло разбудить. Рядом сидел его брат и задумчиво чертил пальцами на его спине только ему одному видные, причудливые вензеля. Так уж повелось у близнецов: пока один спал, второй стерег его покой. Разделенный дух всегда уязвим, а где еще, как не в мире снов, может подстерегать зло? Ведь есть так много потерянных душ, попавших в сети Лукавого бога, заплутавших на Тропе Боли, и так и не достигших Абэ Ильтайна. А неупокоенные и мстительные призраки, жаждущие вновь вкусить плоды жизни? А существа без плоти и разума, порожденные Периодом Исхода? И, пожалуй, самое главное — Хаос, бесконечный и ненасытный Хаос, что так любит яркие души, пожирающий их свет и пламя.
Ласка, как и многие иллирийцы, был айя, сновидцем. В других народах его бы называли шаманом. О Хаосе, духах и Периоде Исхода он знал все, что мог знать смертный. Ведь его учили этому. Знания о Спящем мире Абэ Ильтайн он впитал с молоком матери, и сны не могли причинить ему вреда. Чего нельзя было сказать о Бесе. Еще в те времена, когда братья не встретились лицом к лицу, Ласка искал его в потоках снов, и каждый раз находил в паутине кошмаров. В них были все страхи напуганного мальчишки, так и не прижившегося на чужой земле. И как Ласка ни пытался дозваться, докричаться до близнеца, сказать ему «ты не один», тот его не слышал. Он не отличал сны от реальности, не видел ловушек, расставленных Хаосом. И, пожалуй, только чудо спасало его от гибели. А потом появился Ласка... И стал его хранителем.
С тех пор изменилось многое. Из маленького, недокормленного и озлобленного мальчишки Бес превратился в статного, веселого юношу, а в искусстве войны ему не было равных среди иллирийцев. И, кроме того, теперь он стал спать спокойнее.
И все же, Ласка, по многолетней привычке, сидел в изголовье кровати и гладил братовы белые волосы, спугивая жаждущих поживиться чужим огнем духов. Конечно, он знал, что не просидит вот так вот всю ночь. В предрассветный час Абэ Ильтайн позовет, поманит его, и он бросится навстречу забвению, где есть только память и чужие прожитые жизни. Таков уж удел всех сновидцев. А когда проснется — обнаружит себя заботливо укутанным в теплое одеяло, а рядом обязательно будет клевать носом сонный Бес. Ласка сгребет его за шиворот и притянет к себе, тихо шепнет «спи», и они вновь уснут. Вместе и без сновидений.
====== Глава 1: Охота на ведьму. Дитя Хасидзиль ======
Бес с громким хрустом провалился в сугроб по самый пояс. Злобно зарычав, он буркнул:
— Братец, напомни мне, чтобы мы больше никогда не отправлялись на север зимой! Хотя, должен заметить, погодка нынче чудесная.
Близнецы уже несколько часов прочесывали реванхеймский лес в поисках ведьмы. Погода в это утро стояла на удивление солнечная, словно и не было никакой снежной бури ночью. Холодное, зимнее солнце пробивалось сквозь ветви вековых деревьев, заставляя снег причудливо искриться, переливаться, точно россыпь драгоценных камней.
Как Бесу удавалось радоваться жизни, проведя несколько часов на морозе, то и дело проваливаясь в снег, оставалось для Ласки загадкой.
Старший из близнецов только сумрачно шмыгнул лиловым носом, пошевелил синими от холода ушами, и застыл на месте, прислушиваясь к чему-то.
Бес невольно им залюбовался; со стороны брат был похож на статую из мрамора: тонкий, слишком стройный для человека, слишком высокий для загадочных хельги, похожий скорее на духа, нежели на живое существо. Казалось, что он смотрит прямо на солнце, но взгляд широко распахнутых, льдисто-синих глаз, был обращен вовнутрь.
— Малой, ты что-нибудь слышишь? — наконец, вышел из оцепенения Ласка.
Бес пожал плечами.
— Да нет, ничего.
— Вот именно. — Ласка со свистом выдохнул облачко пара. — Вообще ничего. Ни птиц. Ни зверья. Даже духи — и те молчат. Они... где-то есть, но не здесь. Они должны были откликнуться на Зов, но молчат. Что-то не так с нашей Сольвейг. Что-то здесь очень не так.
Бес зябко поежился. После слов брата звенящая тишина вокруг теперь казалась зловещей. А еще братья не могли отделаться от чувства, что тишина их услышала. Что тишина теперь за ними наблюдает. И от этого им было ой как не по себе. Первым нарушил молчание Бес. Он заговорил, когда близнецы забрели в какой-то бурелом, где даже солнечного света почти не осталось.
— Может, стоит внять словам Альба? Помнишь, что он говорил про ведьму?
— Обычные деревенские байки, малой. Северяне вообще крайне суеверны, а эта женщина явно сыграла на их предубеждениях и сделала себе репутацию, — сухо отрезал Ласка, прорубая себе путь. — Умно.
— Да в тебе, братец, никак, проснулся дворцовый интриган! Неужто соскучился по дому, э? — ухмыльнулся Бес, помогая ему расчищать путь. — Мы не во дворце, и даже не на Вечной Земле. А как ты объяснишь тот факт, что ведьма вечно молодая? Я, конечно, слышал о Детях Хасидзиль, но чтобы такое... Твою ж мать!
Одна из веток, словно, по чьей-то злой воле, выскользнула у Беса из руки и залепила ему качественную оплеуху. Иллириец злобно поймал ее и резким движением сломал. Тут же ему послышалось, что дерево жалобно застонало. Бес поспешил дальше за своим братом, который успешно прорубался вперед.
— Морок, малой. — Ласка усмехнулся. – Кому как не тебе знать, что это такое. Вспомни Джагаршедд. Или Каморанский поход.
Бес болезненно поморщился.
— Опустим сей момент, братишка. Меньше всего я бы хотел вспоминать о Каморанском походе. И еще меньше — о Джагаршедде. Но должен тебе сказать — пожил бы ты там хотя бы несколько лет, то с радостью уверовал бы в рассказ Альба!
