Вторым же неприятным последствием «обратной связи» и появившейся, вдруг, широкой известности стало то, что Дану уже несколько раз приносили записки — на бересте, естественно — с угрозами. Абсолютно неизвестные ему люди обещали сжечь его дом, а самого Дана покалечить либо убить. Притом, угрозы, пока, касались только Дана, но он отлично понимал, что это только «пока».
— Видимо, — подумал Дан, — пришла пора предпринимать серьезные охранные меры… — И, в первую очередь увеличивать количество телохранителей — поскольку Рудого, Клевца и его самого маловато будет в случае заранее подготовленной засады-стычки где-нибудь на улицах Новгорода или на Торжище, где он, в последнее время, часто бывал. А также в случае нападения на усадьбу… А, такое нападение Дан совсем не исключал, учитывая скольким он боярам успел «перейти дорогу», подталкивая Новгород к войне с Москвой… и скольким еще перейдет. Ведь, судя по полученным угрозам, кое-кто уже прекрасно понял — кому обязан возникшими проблемами. И пусть потом пойманных судят по Правде Новгородской и Судной грамоте — как говорит Домаш — и владыка потом пусть лютует, трупу это уже не поможет… Тем более, что сам Иона очень толсто намекал — предупреждал Дана о том, что церковь не может постоянно вмешиваться в дела мирские, то есть, иными словами — церковь не в силах постоянно оберегать Дана и ему необходимо самому позаботиться о бережении своего тела. Да, и расширяющаяся мастерская, собственно уже и не мастерская, а целый комплекс мастерских, хотя еще и очень маленьких, все настойчивее требовала охраны. Но еще до того, как Дан решился на разговор с Домашем о найме стражи для мастерской, а, также, чтобы посоветоваться с ним, как с бывшим воином, насчет телохранителей лично для себя, родимого, Домаш сам предложил Дану подумать об охране увеличивающейся мастерской и о выделении средств на это дело. Естественно, в разговоре с Домашем Дан не забыл прояснить и свой шкурный вопрос о телохранителях. Тем паче, как раз, к этому времени, начала набирать обороты продажа «древнегреческой» керамики, солидно увеличивая доход мастерской и, поэтому, проблема — где взять деньги на охранников не являлась проблемой… Правда, появился другой вопрос — где найти этих охранников?
Начать поиск стражников решили с определения их количества. Разногласий по этому поводу не было, и Дан с Домашем быстро сошлись на цифре 4. Однако, затем, начался спор по поводу их оплаты. В конце концов Дан уломал напарника выделить на содержание охранников не «три копейки», как Домаш первоначально собирался, а вполне достойную сумму. Достойную, потому что люди необходимы были не просто «бугаистые», а с навыками воинов, чтобы в случае неприятностей — больших и маленьких, а главное больших… Дан одним местом чувствовал их скорое пришествие — они могли и за мастерскую постоять, и себя в обиду не дать. Как правило же, люди, владеющие воинским ремеслом, за нищенское вознаграждение или эти самые «три копейки»… — данное выражение тоже было запущено в оборот Даном, но за пределы мастерской пока не вышло, так как, хотя, о смысле его и догадывались, однако само слово «копейка» — денюжка с изображением всадника с копьем — распространения еще не получило… — за «три копейки» наниматься не будут. Ну, если они не совсем калеки… физически и на голову… И, даже, если они давно и полностью отошли от воинских дел — а такие лучше всего подходили на роль охранников, по причине своей уже состоявшейся адаптации к мирной жизни — наниматься не будут… А, вот, дальше в разговоре, вышла заминка. Во-первых — Домаш уперся, как баран в ворота и, практически, потребовал, чтобы Дан прекратил «маяться дурью» и возместил, как минимум, половину средств на содержание своих телохранителей — Рудого и Клевца из общей прибыли мастерской.
— Ибо, — не покривив душой произнес Домаш, — ты являешься не меньшей ценностью, чем сама мастерская.
А, во-вторых, Домаш, также, как и Дан, считал — количество оберегающих тело, а главное — голову Дана… — так как ее повреждение, по словам Домаша, будет даже хуже, чем уничтожение мастерской… — нужно увеличить. Однако, не вдвое, как полагал Дан, а, минимум, в три раза! Ведь, мастерскую, опять-таки — по словам Домаша, восстановить можно, а голову Дана… Но тут жадность обуяла уже Дана. И, пускай Домаш, фактически, признал-сообщил Дану, что тот не просто его напарник и товарищ «по бизнесу», но и человек, от которого этот бизнес напрямую зависит… — Дан даже прослезился, услышав подобные откровения от Домаша… — однако предстоящая большая трата денег сильно пугала Дана, хотя Домаш и настаивал, что половину средств на их содержание, как и на содержание Рудого и Клевца, впредь должно брать из доходов мастерской. В итоге, после небольшого «ора», в ходе которого «за команду Дана» выступал, почему-то, не Дан, а Домаш, а сам Дан «корячился» от скупости и расчетливости, они с напарником поладили на том, что, все-таки, сначала, возьмут в телохранители Дана двух, в крайнем случае — трех, человек, а там посмотрят… К великому сожалению Дана, выдвинутая им — через пять минут после «ора» — идея о том, что набирать стражу должен более соображающий в таких делах, успеха уже не имела. Свалить поиск всех кандидатов на Домаша не удалось. Напарник, совершенно разочаровав Дана… — обломилась халява, — мелькнула мысль в голове Дана… — напрочь отверг эту идею. И, в свою очередь, предложил Дану не искать легких путей, а заняться распространением слухов на тему — «возьму на работу и так далее…» И заодно «напрячь» и работников мастерской распространением подобных слухов. А, коль ничего не получиться, то попробовать поискать кандидатов на должности охранников и телохранителей среди профессиональных «охочих людей», отряды которых собираются в ожидании нанимателей — купцов, набиравших «охочих людей» для охраны караванов-поездов, новгородских чиновников, вербовавших наемников для гарнизонной службы в крепостях, и бояр, собиравших свои отряды для тех или иных нужд — под стенами Новгорода, на поле за Загородным концом. Там, где при объявлении войны собирался и новгородский «покрут»-ополчение. И, уж, при самом худом варианте, можно обратиться к уличанским старостам, наверняка знающим кто из уличан, если и не являлся профессиональным военным, то умеет обращаться с оружием.
Первые и сразу трое кандидатов на должность телохранителей или охранников, пришли к Дану на третий день. Вскоре после того, как он попросил Семена, Вавулу, Якова, Незгу, «спеца по алкоголю» Федора и даже малолетнего старожила Зиньку — старожила по сравнению с Незгой, Федором и прочими — порасспрашивать о соседях с «буйным» прошлым… — Ведь, таковые вряд ли станут заниматься ремесленным трудом, — рассуждал Дан, справедливо полагая, что такие, бывшие воины, как Домаш — исключение… Звали кандидатов Якун, Хотев и Микула. То, что Якун и Микула бывшие вояки, Дан понял сразу, это было ясно и без всяких острых, колющих и режущих предметов, обычно имеющихся у подобных людей. А также без заплетенных в косы… Кстати, борода и волосы, торчащие из-под полукруглых колпаков-шапок, у обоих кандидатов не были заплетены в косы, как у Домаша и других, но Дан уже был в курсе, что не все воины и далеко не все бояре носят подобные «завитушки». И это, как-то, связанно с их происхождением. Причем, даже не сословным, как Дан вначале предполагал, а племенным, уходящим в ту допотопную эпоху, когда союз приильменских словен-новгородцев только-только складывался. То есть, новгородцы — и, в первую очередь потомственные воины и бояре, прекрасно помнили, что произошли совсем не от одной, а, минимум, от двух разных групп славян — юго-западной, пришедшей к Ильменю откуда-то с Дуная, с территорий вблизи Дуная, там, где позже возникли государства чехов, моравов и словаков, и от более многочисленной северо-западной, пришедшей или приплывшей к Волхову с земель Южной Балтики, «от немцев». И это, не считая присоединившихся уже потом, на месте, к новгородцам, всяческих прибалтов, финнов и финно-угров… Во всяком случае, Домаш неоднократно говорил при Дане, что его предки жили у Варяжского моря, в немецкой стороне, а Вавула, хоть и не из военных, однако помнил семейное предание, называвшее землю вблизи Дуная его родиной.
