Я прикидываю, что можно раскрутить из этой новости и кому из моих нанимателей она может оказаться полезной. Пока отчётливо не видно ни то, ни другое. К тому же Андрей повязан адвокатской тайной и сообщить всё не сможет. Если честно, голова в этот пятничный вечер не варит вообще. Я говорю ему, что буду иметь в виду.

Мы продолжаем соревноваться в скорости поглощения алкоголя. Бар представляет собой огромный бурлящий желудок. Люди вбрасываются в него через левые двери и, пройдя процесс обработки алкогольным соком, удаляются через правые двери. Свежая артериальная «кровь», смеясь и громка крича, входит через левые двери, а венозная, вялая и сонная, утекает через правые.

Гул меня угнетает. Все эти пятничные гуляки, наполняющие минские заведения, вселяют в меня тихий ужас бессмысленностью своего времяпрепровождения. Я циник и зануда, смиритесь. Я зарабатываю жалкие гроши не самой достойной работой в мире, но я люблю её и мечтаю сделать настоящее журналистское дело. Явить миру аналоги «панамских бумаг», пошарить фонариком по своему «Уотергейту», обвинить «Фольксваген» в занижении выбросов на своих автомобилях.

Жизнь большинства сегодняшних пятничных гуляк проста и понятна: рождение, кое-какая учёба в школе, отвязное студенчество, автомобиль, работа в офисе А-класса, хештег #устал, женитьба, рождение детей, кредитная квартира, новая машина, накопление детям на учёбу (хештег #цветыжизни), ожидание внуков, дача, смерть. Если в этой матрице происходит сбой, человек попадает в центрифугу переживаний, выбраться из которой он уже не в силах. У меня этот сбой произошёл на стадии «женитьба», поломав дальнейший расклад. Я женат на своей работе и ради неё устраиваю беспредел.

Мы перемещаемся в другой бар, где почти всё то же самое. Он выдержан в моём любимом стиле отечественного дизайна: «сгорел сарай – гори и хата». В том смысле, что если уж у дизайнера сразу не получилось сделать всё единообразно, то можно назвать получившееся эклектикой, схватить гонорар и больше никогда сюда не возвращаться. Деревянные входные двери с матовым стеклом. Барная стойка из массивного тёмного дуба. Кованые скамейки с вензелями и прозрачные столы из толстого стекла. Голова зубра, держащего табличку «Туалет» над входом в уборную. Затянутые в чёрные платья и колготы официантки и тошнотворный запах неоднократно пролитого и прокисшего пива. И, конечно, моя любимая живая музыка из еле научившихся перебирать по струнам отчисленных студентов и ладненькой тёмноволосой певички слегка за 25. Сквозь её белую блузку отчётливо прослеживается бордовый лифчик.

Я встречаю коллегу по одной из прошлых работ, выпиваю с ним. Затем мы снова уходим. Новое заведение – новый бокал. Диафрагма мира сжимается у меня на глазах. Вспоминаю вечер с Вольтером, затем вторник, до этого субботу. Ощущение бессмысленности становится невыносимым и даже ощущается на языке медным привкусом полураспада. Как обычно говорит в таких случаях мой друг «нет никакого смысла в том, чтобы пить. Но так же нет ничего мудрого и в том, чтобы не пить». Распрощавшись с коллегой, я двигаюсь к маяку света, который представлен новеньким отелем, выстроенным к чемпионату мира по хоккею в Минске.

У нас вообще не принято находиться в отелях, если ты местный. Вроде как минчанам там делать нечего и бары только для постояльцев. Но это не так. В Западной Европе зарулить в отельчик и посидеть там за стойкой не считается чем-то непривычным. К тому же, в силу незнания этой особенности функционирования столичного гостиничного комплекса, там действительно почти никогда не бывает «наших» и можно спокойно посидеть, а если повезёт, то даже послушать убаюкивающую иностранную речь.

В этот вечер я случайно натыкаюсь на представителя британской табачной компании, посетившего Минск по делам, и мы начинаем спонтанный диалог, комментируя демонстрируемый по ТВ сюжет «Евроньюс». Затем я спрашиваю, как ему Минск и первый ли раз он в Беларуси. Британец исправно шпарит, я киваю, хотя мозг с трудом выполняет функции синхронного переводчика и с ещё большим трудом формулирует вопросы и комментарии на английском. Джон говорит, что ему нравится наше пиво. Я отвечаю, что он специально так говорит из британской вежливости. О, нет-нет, машет руками Джон, я говорю от чистого сердца. Я всё равно не верю завсегдатаю баров в Челси.

В этом отеле шикарный туалет. Тут всегда так роскошно пахнет и никогда никого нет. Мне кажется, самое главное в любом туалете – это отсутствие других людей и горный аромат освежителя воздуха. Не представляю, как древние римляне могли сидеть во время этого и обсуждать судьбу Империи. Я выхожу наверх и прощаюсь с Джоном. Я не помню, в какой момент вызвал такси и показал водителю экран телефона. Когда я прихожу, Ирка уже спит. На часах 1-37. Я иду в душ, о котором мечтал с утра (с прошлого душа) и меня снова крутит так, словно я падаю в вертолёте Ми-8. Я спокойно укладываюсь на «гостевом» диване и засыпаю.

Внимательный читатель спросит, почему же я пропустил свои выходные? О, друзья, поверьте, мои выходные не интересны от слова совсем. Спал я до 11 утра (что немудрено после такого забега по «последней миле» – то есть по всем барам в зоне доступа). Потом с трудом прибирался (мы с Иркой договорились, что убираемся вместе в субботу с утра, чего бы это ни стоило). Я протирал пыль на верхних полках и боялся смотреть вниз с высоты два метра. Иначе просто рухнул бы вниз, настолько мне было херово. Потом мы заказали пиццу. Затем я творил для подработок, Ирка что-то щёлкала для Инстаграма. Ближе к вечеру смотрели какой-то тупой сериал, обнявшись по привычке. Потом меня обрубило (сказались два бурных вечера).

Воскресенье прошло немногим лучше. С той разницей, что встал я раньше, не убирался и много читал про революцию 1917 года. Смотрел новости и печатал. Как всякий средний журналист, живущий на форсаже собственного честолюбия, я мечтаю издать книгу. Работать над ней приходится по остаточному принципу, ибо в остальное время я занят служением золотому тельцу и его идеалам. Незаметно снова наступил вечер, и мы с Иркой уединились за закрытыми шторами от любопытных соседей по кварталу Новая Боровая. Затем обсуждали будущее наших отношений (это происходит каждое воскресенье). Решили дождаться конца аренды квартиры и тогда поставить точки над ё.

Помню, как один знакомый копирайтер рассказывал однажды о своих буднях. Просыпается он обычно в шесть утра. Однако ворочается ещё примерно час. Затем достаёт мобилу и с полчаса сидит на сайтах с livecam. Получив заряд, бежит в душ, потом на ходу ест сардельку и выбегает уже опаздывая в офис. Он работает в крупной оптовой компании и ему надо добираться за кольцевую. У него проездной на два вида транспорта, но он прыгает в маршрутку либо вовсе вызывает такси, тратя свои копейки и впритык к девяти утра прибывает в офис. Первые два часа он работает как заведённый, потом у него начинает болеть голова, он обедает, кое-как комкает остаток дня и спешит домой. Забегает в «Корону» за трёхой пива и проводит вечер в окружении YouTube и кота. Выпив, его посещают идеи о книге, стримах и музыке. Он полон энергии и уверен, что завтра у него всё получится. С этими мыслями он бухается в кровать в полодиннадцатого и… наутро всё повторяется. Так что мои выходные – это ещё ничего по сравнению с его буднями.

Когда я поднимаюсь на восьмой этаж нашего бизнес-центра класса А++ Верочка уже делает мне знаки глазами. Значит, все собрались. Слышу приглушённый голос Грифона Николаевича и кокетливый смех его любовницы, моего главреда Настеньки. Появление учредителя в офисе – плохой знак. Он никогда не хвалит нас лично, но при разносах не может отказать себе в удовольствии.