Он делает многозначительную паузу, встав на последней ступени, и оборачивается к нам. Взмахивает рукой, глядя на нас сверху.

– Ну, же, ничего страшного в этом нет, – усмехается седовласый мужчина с едва заметным животом. – Идемте за мной. Сара, – говорит он матери в шутку укоризненно, – чего же ты стоишь и так испуганно на меня поглядываешь?

Мама в тот же миг, словно, приходит в себя. Опомнившись, она берет нас с Агнес за руки, и впервые в жизни я вижу ее улыбку. Добрую улыбку. Не мстительную или злую, – а добрую. Невероятно.

– Идемте, – кивнув рукой на отца, приглашает меня и Агнес наверх.

Мы поднимаемся вслед за ней. Я ожидаю услышать от них все, что угодно. Я, скорее всего, не смогу удивиться уже ничему. У Сестры шаги легкие, она идет не спеша позади, размеренно дыша.

Папа встает перед дверью в мою спальню и открывает ее нараспашку, а мама, улыбнувшись нам снова, входит внутрь. Когда мы с Агнес достигаем порога, у меня отнимается голос. До этого момента я все не понимала, а при чем тут их долгожданная путевка в Грецию, но теперь все ясно…

Моя комната – больше не моя. Точнее, она больше не только моя. У дальней стены стоит массивная новая кровать с шелковыми простынями. Рядом гардеробный шкаф в тон кровати – коричневого цвета. Дверные ручки у него оформлены в форме звездочек. Туалетный столик с зеркалом стоит немного поодаль, он очень подходит этим стенам, отделанным с недавних пор светло-персиковой краской. Какой же теплый и красивый оттенок получился. Такой мягкий. Я разеваю рот от восторга, посмотрев наверх: крохотные ангелочки нарисованные на потолке, «кружат» вокруг люстры с тремя лампами.

Всхлип Агнес слышится за моей спиной, когда она, придерживая меня за плечо, указывает пальцем на детскую кроватку-трансформер со встроенными внизу шкафчиками белого цвета, тогда как сама колыбель выкрашена в темно-шоколадный.

– Мы не покупали еще белье или балдахин, – с волнением в голосе говорит мама, зная, что мы смотрим на спальное место для ребенка, расположенное в самом сердце комнаты. – Пол ребенка ведь еще неизвестен.

– Бортики оборудованы пластиковыми накладками, – добавляет отец, выходя в центр, и не остаются незаметными его влажные щеки, – чтобы наш малыш не испортил зубки, когда подрастет.

«Наш малыш», – говорит он, тут уж мне самой не удержаться от слез.

Агнес обнимает меня. Плача, я успеваю рассмотреть голубой пеленальный столик с вместительными отсеками для всего необходимого. Несколько в тон ему шкафов стоят у стены напротив окна. А рядом – маленький белый комод, на котором вертится лампа-аквариум. Она светится то синими огоньками, то красными, то зелеными. Кресло-качалка, в котором любая мать захотела бы убаюкивать свою кроху, можно наблюдать у окна, занавешенного бежевыми шторами в цветочек.

– Это твой дом, – мама ласково треплет меня по щеке, и, поддавшись эмоциям, я закрываю глаза, прильнув к ее руке.

Так она со мной никогда не поступала. Я не помню сюрпризов в свою честь. Самое лучшее доставалось Агнес, или было общим. Я не помню тесных объятий и слов поддержки. Упреки и укоры – все, чем мне приходилось довольствоваться. Поэтому я нашла себе другую семью – на улице с сумасшедшими байкерами, гонщиками и заядлыми пьяницами. Они, в свою очередь, никогда не забывали спросить, как у меня дела и ела ли я что-нибудь сегодня.

Я вижу лицо матери, когда она начинает извиняться и плакать.

– Мы все осознали, – дрожащий голос полон отчаяния и скорби. – Мы были не правы. И не только сейчас, в ситуации с твоей незапланированной беременностью, а вообще – мы всегда были не правы.

Отец обнимает Агнес сзади за плечи, и она, не выдержав прилива чувств, ударяется в слезы. Трема пальцами, касаясь руки, сестра смотрит то на меня, то на мать.

– Это было так очевидно с самого начала, – приглушенно выдавливает папа. – То, что вы – самое важное в нашей жизни, и нам просто нужно было вас любить и все. Больше ничего не требовалось. Любить и считаться с вашим мнением.

Мама разворачивает меня полностью к себе.

– Мы тобой гордимся, чтобы ты там ни думала. Да, я никогда не была хорошей матерью, стоит это, наконец, признать, я не умела показывать свою любовь. И я благодарна этому ребенку, – она касается ладонью моего живота, и я вздрагиваю, – ведь если бы не он, мы бы с папой так и не поняли, что нет ничего важнее детей.

Отец от Агнес переходит с объятиями ко мне. Я тону в его колючем свитере и запахе травы, исходящем от него. Запах моего детства. В те редкие моменты, когда папа нас обнимал.

– Больше ты не снимаешь квартиру, – решительно заявляет мать, когда с родительскими ласками покончено, но мы все еще вытираем слезы. – Ты будешь жить здесь, Саманта. Это твой дом, – второй раз за вечер повторяет она. – Я буду до конца своих дней ненавидеть себя, что выгнала тебя отсюда. Обещаю тебе, – мама проводит по моему лицу пальцами, – я изменюсь. Я стану хорошей бабушкой своему внуку. У него нет отца, – да, им все известно про «папочку» Бута, греющегося под лучами мексиканского солнца, – но это ничего. У ребенка будет первоклассный дед.

– Я уж постараюсь, – радостно вставляет папа, и мне безумно не хочется портить момент.

А стоит ли?

– Мама могла бы сидеть с ребенком, пока ты будешь работать и учиться, – предлагает Агнес, и я мгновенно устремляю на нее взгляд.

Сначала мне хочется ее придушить за то, что и она давит на мое еще не сложившееся решение, так быстро простив родителей. Но потом я понимаю, что сама в душе их простила, и у меня просто не хватает сил злиться на них. Я не хочу тратить на это свою жизнь, и тем более, не хочу, чтобы мой ребенок рос, зная, что его мама таит на кого-то обиду.

– Это отличная идея! – подняв кулак вверх, заверяет отец.

Его энтузиазм вызывает у всех улыбку. Мама прижимает меня к сердцу.

– Я снова забываю, что должна предоставить тебе право выбора, – шепчет она мне на ухо, поигрывая с моими волосами. – Решай сама, дорогая. – Она отстраняется, ее глаза увлажнились.

Конечно же, я уже сделала свой выбор. Это, без сомнения, самый счастливый день в моей жизни.

ГЛАВА

7

Еще два месяца спустя…

Раннее апрельское утро начинается с плача маленьких детей в соседних палатах. Чувствуя себя, наконец, счастливой и живой, я потягиваюсь на больничной кровати, радуясь тому, что смогла оплатить отдельную палату. Милые мамочки, так же влюбленные в своих детей, как и я в своего ребенка, помешали бы мне наслаждаться долгожданным одиночеством.

Моя мать, в свою очередь, конечно не на много изменилась. Да, она стала менее сварливой и больше, слава Господу, не позволяет себе меня оскорблять, унижать, делать ужасные выводы по поводу моей будущей жизни. Мама стала меня любить, она относится ко мне лучше, а Агнес больше не пытается держать в тисках. Папа тоже теперь считается со мной. Он обнимает меня, чего он больше не делал, когда мне исполнилось десять лет. А на прошлой неделе отец сказал так: «Мне так жаль, что раньше я не понимал, как ты прекрасна». Я расплакалась от его слов, а он, как и положено, утешал меня. Я почувствовала, что у меня есть семья. Не просто сестра, ее муж, мои друзья… Нет. Настоящая семья. Родители, которые поддерживают и радуются успехам детей! Я так давно мечтала об этом. Неужели получила? Неужели это надолго? Навсегда?

Конечно, вряд ли однажды я смогу признаться своему отражению в зеркале, что прекрасна, как уверил меня отец. Потому что сама я с этим отнюдь не согласна. Но так приятно слышать это от того, кто тебе дорог.

– Хей-хей, – постучавшись в дверь, медсестра Хлоя входит в палату, а на руках у нее мое маленькое чудо, которое вчера вечером появилось на свет, – а кто-то уже очень сильно соскучился по маме. – Хло, женщина лет тридцати с огромными синими глазами, подходит ближе и, наклоняясь, передает мне ребенка.

Я присела на постели, чтобы приготовиться кормить малышку. Моя дочка. Моя маленькая девочка. Самая красивая в мире принцесса. Самый мой дорогой человечек. Разве возможны такие чувства по отношению к кому-то? Я не думала, что так сильно полюблю ее, только взглянув после ее первого вдоха. Как, вообще, мне могло прийти в голову ее убить? От этой мысли мне хочется сжать ладони в кулаки, но, посмотрев на ее зевающий ротик, я не могу сделать этого, а просто улыбаюсь, забыв обо всем, обо всех проблемах и неурядицах.