И вот появляется слово.
Откуда, зачем и когда?
От книги до книги сурово,
Неспешно проходят года.
И пропасти жизни, и пики,
И трудные рваные дни
За время – от книги до книги.
А в книге немного: взгляни
На строки, что бодро шагают,
И рифмы на правом краю.
Ведь в чем-то они отражают
Бессмертную душу мою.
Незримые тянутся нити
К словам, что веду, не спеша…
Прекрасно, но только скажите,
А что же такое – душа?
Тех строк незнакомое племя
Тревожит меня наяву.
Они отражают и время,
Поскольку я в нем и живу,
И жил, чертыхаясь порою,
Искал свою правду, как мог.
А что это время – такое?
Не знаю. И вам невдомек.
…А всё-таки это прекрасно,
Что смерть, и любовь, и грехи,
Обычным словам неподвластны,
Войдут ненароком в стихи.
И вот появляется слово…
Когда-то дом и светел был, и нов,
Почти как замок – вид такой картинный…
И принимал здесь доктор Иванов,
На Воронцовской угол Карантинной.
Здесь кровли жестяной крутой уклон,
Фасада абрис вытянутый, четкий,
И высота ненынешних окон,
Чугунные балконные решетки.
Труб водосточных сизых чешуя,
Орнаменты над арками манерны…
Сюда вселилась дедова семья
Тому назад лет сто уже, наверно.
А что нам сто? Рублей, и дней, и лет?
Нам – тысячи давай… Масштабы, сроки…
Я знаю: был у деда кабинет
Здесь, где сейчас пишу я эти строки.
Гляжу из-за двойных добротных рам
На улицу, струящуюся мимо.
Что, доктор Иванов, ты видел там,
Вчистую для меня непредставимо.
Сам помню: был трамвай. Исчез трамвай.
Булыжники сменил асфальт шершавый.
Меняли фонари… Ну-ну, давай,
Еще кой-что и вспомнишь ты, пожалуй:
В подвале – мастерские, склад и клуб,
А ныне свалка… И еще примеры –
Вот, скажем, у кирпичных красных труб
Телеантенны – символ новой веры.
Короче, много раз менялся вид
(За век не дедовский – и не отцовский)
А дом-то тем не менее стоит
На Карантинной угол Воронцовской.
У улиц тех иные имена,
Таблички сняли, новые прибили.
Кто Воронцов, ответь мне старина?
И карантины уж не те, что были.
Менялось все вокруг, как век велел,
Нет изменениям счета и предела.
Но дом мой, как ни странно, уцелел,
Когда почти ничто не уцелело.
И, значит, у него свои права
Среди сооружений самых новых:
Ведь память мощных стен его жива,
А тихий поскрип половиц дубовых
Вдруг воскресит забытые шаги,
Иные времена, иную пору.
Как будто бы напомнит – береги
Свой дом, свое гнездо, свою опору.
…Но где-то на незримом рубеже, –
И не понять, когда, зачем, откуда?
Вдруг ощущаю холодок в душе,
И он сродни предчувствию и чуду.
Там время останавливает бег,
И вспять ведут часы отсчет неточный,
И не гудки машин, а скрип телег
Доносит ветер с улицы полночной.
Не коммунальные квартиры в ряд –
Гостиная, знакомая едва ли…
Витые свечи в полутьме горят,
И женщина играет на рояле.
Спадает с плеч причудливая шаль,
И музыка – как будто наважденье.
Поет рояль! Он продан был – как жаль.
За двадцать лет до моего рожденья.
