– Вы только поздороваться зашли?

– Конечно, а заодно помочь тебе. Подумал, вдруг ты хочешь мне что-то рассказать, исповедоваться… Ты же в курсе, что началась последняя битва за кусок мяса? Не поделишься планами своего дорогого папочки?

Он вдруг подвинулся ко мне и с подчеркнутым удовольствием намотал на палец длинную прядь моих волос.

– Не понимаю, о чем вы. – Я едва дышала, сдирая лак на ногте большого пальца, но гель сходить не желал.

– Не притворяйся ангелом. Пять минут назад ты была более естественной.

Точно, он ведь слышал, как я хамила всем подряд.

– Уйдите, вы мне мешаете, – произнесла я, так и не придумав более грубой фразы, и рванулась к папке. Егерь перехватил добычу, открыл и, пролистав имеющиеся несколько страниц, сказал:

– Ого. И кого мы проверяли?

– Никого. Не ваше дело. – Я интуитивно прильнула к врагу, стараясь дотянуться до папки рукой. В нос ударил аромат горького шоколада. – Отдайте немедленно.

– Что я получу взамен?

– Я не откушу вам ухо.

Максим уважительно кивнул, откровенно сдерживая смех.

– А ты зубастая. – Он снова оценивающе осмотрел меня, задержавшись на зоне декольте, и сказал устало: – Ладно. Давай так. Ты меня очень хорошо попросишь, ласково, можно шепотом, а я тебе верну документы.

– Ответ отрицательный. Пускай вас ласково любовницы просят! – Меня даже передернуло от мысли, что со мной флиртовал возможный брат. – Вы видели результаты? Что там сказано?

– А ты еще не читала? Зря. – С этим он поднялся, обхватил меня за талию и усадил на столик, опершись ладонями по обе стороны от моих бедер. – Я же сказал, что всегда получаю желаемое. Что именно в этой фразе ты не поняла? – Он пристально посмотрел мне в глаза и сказал: – Результат теста положительный.

Я онемела, застыла, испытав настолько острое сожаление, словно иголка воткнулась в сердце. Неужели оттого, что он мне брат? Неужели хотя бы на мгновение могло показаться, что Максим Езерский – достойный моего внимания мужчина? Этот живодер, авантюрист, с которым прямо сейчас почему-то слишком тепло рядом, и одновременно холодно до дрожи.

Максим посмотрел на мои губы, и меня окатило душной волной. Жар спустился от губ ниже, по груди, в низ живота, и я непроизвольно зажмурилась. Нет, контракт стервы и все деньги мира не стоили того, чтобы играть с Егерем. Он поглотит если не «Константу», то меня саму к концу месяца, потому что слишком хорош.

То есть… в каком смысле хорош?! Он мне даже не нравился никогда!.. Он же мой родственник!

– Да пошел ты на АБВ! – взвизгнула я, недовольная собой и ситуацией в целом. Оттолкнув Максима, спрыгнула со стола, схватила с дивана папку и увидела карандашную надпись, оставленную Борей на полях: «Подопытные кролики не связаны кровными узами, результат отрицательный».

– Ах ты, мерзавец! – рассвирепела я, не столько от вранья Егеря, сколько от возмутительной радости, ударившей в грудь, ведь мы друг другу были чужими. От облегчения даже руки затряслись. – Мама не учила, что врать нехорошо?!

Я подняла сумочку, которая валялась на полу, и уверенно ступила к двери, но Максим поймал за локоть и потянул меня на себя, обнимая за талию.

– Прости, солнце, но ты уйдешь только после этого, – строго сказал он, и его слова проникли под кожу, взбудоражив кровь в венах.

Максим наклонился и… поцеловал меня в щеку.

– Рад был увидеться, – произнес он насмешливо. – Иди, готовь новый пикет или провокацию. Только переоденься. Ты ведь не в квартале красных фонарей работаешь.

Но на этот раз я не смогла сдвинуться с места или вымолвить хоть слово. Максим меня тоже не отпускал, продолжая поглаживать обнаженную спину, и я ощущала каждое его движение так ярко, что покалывало кожу, а грудную клетку разрывало, словно стометровку пробежала только что на максимальной скорости.

Егерь был выше меня, но никогда его рост не казался настолько внушительным, как здесь, в тесной кабине ресторана. Ткань рубашки натягивалась на его крепких мышцах; едва уловимый аромат горького шоколада дурманил, а в сочетании с теплом сильного тела усыплял бдительность. В серых глазах плескалась привычная уничижительная насмешка, но постепенно она растаяла, уступив место опасному блеску.

Сердце ёкнуло, и я закричала про себя: «Ну почему он?! Из всех мужчин – почему?!?!» Я пыталась воскресить в памяти образ Сталина и контракт стервы, чтобы унять острое желание, но ничего не работало. Поцеловать Максима хотелось до безумия, даже горло сдавило, будто шарфом.

«Он сравнил тебя со шлюхой!» – был последний довод, но и это не сработало. Я ведь и правда выглядела, как женщина легкого поведения, и на улице вечерней Москвы меня точно попытались бы снять за деньги.

– Фрэнки…

Как же интимно звучало мое имя в его устах. Господи, дай сил развернуться и уйти! Это же всегда было так легко для меня – отказать мужчине. Я подняла голову, встречаясь со взглядом ищущих серых глаз, и выдохнула:

– Не надо.

Слишком тихо, и Максим не услышал. Он коснулся губами моего обнаженного плеча и провел языком дорожку к шее, прикусив кожу под подбородком. Я запрокинула голову, позволяя этому подлецу выводить узоры на своей коже, и потерялась в размытом мире, ощутив вкус горького шоколада на своих губах…

Максим теснее прижал меня к себе, второй рукой запутавшись в моих волосах на затылке. Он поцеловал по очереди уголки моего рта, медленно обвел языком нижнюю губу и попросил с хриплым смешком:

– Разожми зубы, я тебя не съем.

Я в этом сомневалась. Съест и отправится за новым десертом. Он ведь бабник, коллекционер женских «голов». У него, судя по слухам, было целое стадо телок, хорошо хоть клеймо не выжигал.

Но доводы разлетались в прах, сожженные голодным огнем. Я со стоном приоткрыла рот, позволяя Максиму считать меня одной из своих однодневок. Это было как наваждение, совершенно невероятно – и страшно, от того, насколько невероятно. Максим жадно протолкнул мне в рот язык, настойчиво лаская, не позволяя вдохнуть, и у меня подогнулись колен. Но потом Езерский вдруг переместил ладонь с затылка на мой подбородок и с силой обхватил его пальцами. До меня донесся хриплый обвиняющий шепот:

– Ты ведь решила совратить меня, невинного ангела, чтобы пробраться в «Дол»? Не выйдет, солнце.

Максим провел дрожащими ладонями по моим плечам вниз, к локтям, стягивая тесемки платья и обнажая неприкрытую грудь. Он восхищенно замер, а потом словно сдался сам себе, наклонился и обвел языком мой болезненно твердый сосок, послав разряд мучительного удовольствия по телу.

– А впрочем… черт с тобой, Фрэнки. Позвони, если не передумаешь. – Он достал из нагрудного кармана тонкий красный маркер и написал что-то прямо над моим бешено бьющимся сердцем. Потом Максим нехотя отстранился, и я, смущенная, напуганная, беспомощно наблюдала, как он со злостью распахивает дверцу и уходит. А вернее сказать, сбегает, как от стаи волков.

Что это было только что? Я воспылала страстью к Максиму Езерскому?! А он – ко мне?!

Вот что значит надеть откровенное платье. Или дело в другом? В странной искре между нами, которая возникла при соприкосновении?

Я еще минут пять пыталась унять сердцебиение, ужасаясь той мысли, что должна преследовать Егеря до конца контракта. Я же не выдержу.

Поправив сползший лиф платья дрожащими руками, я сделала невероятно оскорбительное открытие: Максим оставил мне свой номер телефона, написал красным маркером над грудью. Цифры, а в конце буква «е», обведенная кружочком – «Егерь». Все-таки пометил меня, заклеймил очередную телку.

– О Господи…

Но хотя бы миссия Сатаны прояснилась. Все оказалось гораздо проще, чем в теории с «братиком» Егерем. Отец действительно хотел лишь завершить многолетнее противостояние.

Кто победит – «Константа» или «Дол»? Кто в будущем станет наследником? Я не знала. Но чтобы победить, мне нужно было учиться противостоять желанию, которое пробудил во мне Езерский. Нужно было избавиться от вкуса горького шоколада на моих губах.