Эх…
– Вы в своем уме, Виталий Иванович? Отец меня чуть не убил. Скажите спасибо, что страховка покрыла основную часть расходов на ремонт. – Закрыв ладонью трубку, я шепотом добавила: – Идите на АБВ.
– Что? Не расслышал.
– До свиданья.
Я бросила трубку и закрыла лицо ладонями. Ну и денек. А ведь это только начало. Привыкать к грубости я не хотела, потому что боялась того побочного эффекта, который сделал маму стервой навсегда. Лучше жить впроголодь, чем быть как мама.
Я позвонила брату, пригласив его на ужин, а после обеда, закончив дела, отправилась домой переодеться. В контракте уточнялось, что в свободное от работы время я должна одеваться вызывающе.
Колючий ветер бил в лицо, и казалось, что я лечу, расправив крылья, которые всю жизнь прижимала к бокам, боясь взмахнуть и нечаянно задеть кого-то. Горечь от того, что я не умела отделять «совершение добра» от «причинения добра», давила на сердце, но с каждым километром испарялась.
Мои губы снова обветрились. Зря не воспользовалась бальзамом. Но какая разница, я же не целоваться собиралась вечером. Нет, далеко не целоваться. Я планировала унизить своего лучшего друга.
За поворотом показалась аллея, ведущая к высоким воротам Тары.
Ах. Тара. Каждый раз, возвращаясь домой, я испытывала невероятный душевный подъем. Это место было светлым и большим, как отдельный мир, и даже присутствие Столетовых и Сатаны не портило атмосферу.
Я запарковала байк в гараже и направилась к конюшне.
– Привет, Фрэнки, я думал, ты о нас забыла, – поздоровался дядя Тим, который ухаживал за лошадьми уже пятнадцать лет.
И снова пришлось себя оборвать на вдохе, чтобы не извиниться, не объяснить ситуацию.
– Дел полно, – отмахнулась я и подошла к своему любимцу, Ацтеку, который лоснился даже в полусвете. Вороной начал перебивать копытами, учуяв мой аромат, и я улыбнулась. Ткнулась ему носом в нос и огладила его по лбу, где горела белая звезда. Ацтек был огромный, длинноногий, гордый. Красавец… Я скормила ему морковку и, не прощаясь, вышла во двор. Постояла минуту в трансе и медленно побрела к дому, с тяжелым сердцем думая о предстоящем ужине.
– Детка, это ты? – раздался голос мамы, и Зоя Уварова показалась из золотой гостиной в пеньюаре, с модным журналом в руках. – Я помогу тебе выбрать наряд в ресторан.
– Иди на АБВ, – ответила я и пожала плечами, когда мама резко вскинула брови. – У меня контракт, так что привыкай.
Мама рассмеялась.
– Ну как знаешь, только выбери что-нибудь покороче.
– Ценный совет, – хмыкнула я, поднимаясь по широкой лестнице с белыми резными перилами. – В смысле, плевала я на твои советы.
– Умничка, – ответила довольная мама.
В своей комнате я упала на кровать и посмотрела в потолок.
Да, страшно было стать стервой. Но черт, как же хотелось стать собой. И какая разница, если это причинит кому-то боль?
Большая разница. Можно ведь всех людей из своей жизни растерять.
Выбрав прямое короткое платье без рукавов, лоснившееся слоями золотистой бахромы от лифа вниз, я приложила одежку к себе и посмотрелась в зеркало. Слишком короткое, и спина открыта. Замёрзнуть можно в декабре-то. Но для дела сойдет. Я распустила волосы и уложила передние пряди, чтобы не лезли в глаза. Сапоги выбрала черные, замшевые, выше колен. Это ведь модно, так голливудские дивы ходят. Толстый слой бесцветного бальзама для губ, дымчатые тени для век, скулы подчеркнуть…
«Нищеброд, вот вы кто, поэтому и отпечатков на бокале не видите. У вас дома, наверное, только глиняные кружки, как в Средневековье», – сказала я своему отражению и сглотнула нервный смешок. Кто вообще так с людьми разговаривает? Придется потом извиниться перед каждым, кто пострадает в декабре от драконихи Франсуазы.
Вообще, если отнестись к заданиям с юмором, то будет легче. Даже забавно посмотреть на себя со стороны.
Вернувшись к своему обычному веселому настроению, я вызвала такси и уехала в центр Москвы, в модный ресторан «Дакота», который находился неподалеку от Красной площади. Брат добрался туда прямо из гимназии. Он учился в выпускном классе и собирался стать великим музыкантом, гитаристом, как Брайан Мей.
Отец не замечал Роберта, не строил на него планов и не пытался переубедить в выборе профессии. Казалось, Сатана вычеркнул сына из жизни как бракованный продукт.
Роберт был очень популярным парнем в гимназии, учился хорошо и ненавидел «Константу». Любил он только меня, Тару и музыку.
– Привет, – он обнял меня, как котенка, благо, что высокий, метр девяносто, и взлохматил мои уложенные волосы. – Ты на панель собралась?
Я вмазала ему сумочкой по плечу и вовремя вспомнила, что не имела права разглашать информацию о контракте. Врать брату было странно, противоестественно.
– Решила найти себе парня.
– В таком виде ты его найдешь только на одну ночь, сестричка.
– Отстань. Вон, Боря идет… А с кем это он?
Брат выругался и шикнул на ухо:
– Не могла предупредить, что она с нами будет?!
Оказалось, Боря привел с собой младшую сестру, которая училась с Робертом в одном классе. Я часто слышала о ней, но встречаться нам еще не доводилось.
– Привет, – мелодичным голосом поздоровалась она. – Меня зовут Юля.
– Привет, – процедила я, состроив лицо стервозы и вызвав недоумение у Бори. Я сделала вид, что не заметила его реакцию, и мы гурьбой направились в ресторан.
– Франческа, ты выглядишь… анатомически, – сухо сказал Боря, когда я сбросила короткое пальто, чтобы оставить его в гардеробной. – Никогда не видел столько тебя.
– А ты выглядишь кошмарно, – ответила я, рыдая про себя. – В ресторан все же пришли, а не в общагу к провинциалам.
Боря от удивления не нашелся, что ответить, а его сестра закашлялась.
– Еще и больную сестру с собой привел, молодец.
Друг нахмурился. Роберт тоже.
– Крошка, если у тебя красные дни календаря, то это твои проблемы. Я могу и уйти, вместе с документами, – обиделся Боря.
Я расстроилась и взяла его за руку.
– Помолчи уже, идем.
Столик был забронирован заранее, в отдельной кабине; перегородки тонкие, громкие голоса соседей слышны, но если говорить шепотом, то можно и посекретничать.
Мы прошли внутрь и закрыли дверцу. Черно-бардовый диван дугой вился вокруг столика, на котором в теплом свете зажженной свечи мерцали хрустальные бокалы. Тихая спокойная музыка из фильма «Амели» доносилась из динамика, встроенного в стену.
Боря запоздало фыркнул, так и не ответив на мою грубость, и ободряюще подмигнул сестре, Юле. Та улыбнулась и присела на краешек дивана, напротив Роберта, заправив длинные русые волосы за ухо. У девочки были красивые руки, и вообще она казалась очень милой. Бледноватой, правда, зато глаза сразу ярче стали. Роберт слишком резко взял меню и раскрыл его, едва не порвав. Он так и не поздоровался с одноклассницей, продолжая ее игнорировать.
Но вот настал момент искаженной истины: официант подошел и поинтересовался, какие напитки принести.
У меня от сожаления во рту пересохло. Очень не хотелось обижать человека. Но пришлось набрать побольше воздуха в легкие и выдать заготовленную фразу:
– Замените мне бокал.
Я понадеялась, что официант молча выполнит требование, но тот, естественно, поинтересовался, в чем заключается недовольство.
– Нищеброд, вот вы кто, поэтому и отпечатков на бокале не видите. У вас дома, наверное, только глиняные кружки, как в Средневековье.
Официант разволновался, явно оскорбленный, но выдавил улыбку, извинился и молча унес бокал.
Мои щеки налились горячим румянцем. Но я специально заштукатурила их своим лучшим тональником, под которым кожа могла хоть позеленеть, все равно не заметно.
На меня уставились все. Первым заговорил Роберт:
– Не понял. А что случилось? – Голос у него был низкий, глубокий и участливый.
– Ничего, все прекрасно. Только жизнь – дерьмо, и официанты своей работы не знают.
