Повесив сумку и мантию Элая на спинку высокого стула у туалетного столика, я подошла к окну. Взглянула на перстень, коснулась переливающегося в свете камня.

– Беспризорная побродяжка, как любила называть меня противная Дора, оказалась наследницей древнего рода, – я хмыкнула. – Она бы пеной изошла, если бы узнала.

Я могу понять чувства бабушки Ирмоны. У ее сына нет прямых наследников, а значит, продолжить род некому. Потому-то она вцепилась в меня мертвой хваткой. А будь у лэра Бэлимора родная дочь или сын от Марим, старая драконица так же страстно пыталась бы принять меня в свою семью?

– Сомневаюсь, – горько усмехнулась я своим мыслям.

Приблизившись к зеркалу, я пристально всмотрелась в свое отражение.

Бабушка вторая, кто сказал, что чувствует во мне свет, первой была Диэса Мракинберг, и насколько я знаю, не в ее правилах говорить неподтвержденные факты. Чувствую ли я свет? Не уверена. Да и внешне ничего не изменилось.

На меня смотрела все та же Арэя. Волосы темные и длинные, обычно связанные пучком на затылке и закрепленные пером во время учебы, в остальном распущенные и непослушные. В спокойном состоянии глаза темно-зеленые, но стоит в душе поселиться ярости, и тьма застилает весь изумрудный цвет. Пухлые губы, аккуратный носик, нежные черты лица. Стройная фигурка, не лишенная форм. По большей части я унаследовала мамину красоту, но и на отца все же похожа.

Единственное изменение – это бледно-золотой знак на левой стороне ниже ключицы, появившийся во время магической бури, но и он померк настолько, что с трудом можно разглядеть. Нет смысла отрицать – причина того эфирного всплеска – я. Но капля света против омута тьмы ничто. Возможно, так реагирует сила полукровки в восемнадцать лет. Болезненно, будто напоминает, что мы – ошибка природы.

Или та выжженная пентаграмма с крыльями и этот знак говорят, что во время Интэрона я не смогла удержать дух дракона? В тот момент я чувствовала только боль. Моя кожа не покрылась чешуей, у меня не отросли хвост и крылья, я не изменилась, а ведь должна была обернуться драконом. Выходит, я не смогла пройти Вознесение.

Почему же дядя не рассказал мне? Думал, во мне никогда не пробудится свет? Решил, мне лучше не знать, что в моих жилах течет драконья кровь? Кровь моего отца! Я имела право знать! А он ко всему прочему скрыл и то, что сам светлый дракон! И как ему удалось держать все в тайне на протяжении стольких лет?

Я тряхнула головой, устроилась в мягком кресле у окна. Эту ночь я так и просидела, раздумывая обо всем случившемся и наблюдая за огненными птицами, оставляющими на темно-синем небе ярко-золотые узоры. Слушала, как ветер пробегает по листве деревьев, как хрустальные подвески у каменной беседки играют тоненькую мелодию.

С рассветом в мою дверь настойчиво постучали. В комнату вошли служанки во главе с бабушкой, когда я намеревалась вздремнуть. Но драконица решила иначе, и решение это касалось не только данного утра. Следующие пять дней прошли для меня в такой суматохе, что кружилась голова. И если в первый день на меня не слишком наседали и давали свободу выбора, то в дальнейшем все в свои руки взяла бабушка, говоря: «Костьми лягу, но ко дню твоего отъезда в академию все будет готово!»

А именно: ученическая форма, наряды для торжественных и повседневных дней, различные ингредиенты и книги – им я особенно была рада, и еще куча всего, без чего, по словам драконицы, не может обойтись ни одна девушка.

Стоило мне возразить, и старуха притворно вытирала изящным платочком невидимые слезы, жалобным голосом извиняясь за навязчивость. Беспокоясь за собственную нервную систему, я махнула на все рукой и позволила бабушке править балом. Но от моих вещей избавиться не позволила. Я их зарабатывала, трудясь не покладая рук, и может, на них нет «клейма» лучших мастеров, но они тоже стоящие!

Марим меня полностью и основательно избегала, а порой шарахалась, как от страшного проклятия. Я была единственной, кто пытался заговорить, успокоить, что ли, даже извиниться хотела, но все без толку. После седьмого или восьмого раза я послала эту идею в Бездну.

А поговорить с лэром Бэлимором даже возможности не было. У него возникли срочные дела, и явился он лишь за полчаса до моего отъезда. Что-то мне подсказывает, папенька просчитался и вернулся ошибочно не в то время.

Сейчас, стоя в гостиной, он впервые смотрел мне прямо в глаза.

– Ненавидишь меня? – с горькой усмешкой спросил дракон.

– Любовь и ненависть – сильные чувства. А для вас у меня нет сильных чувств, лэр Бэлимор.

Я сказала это спокойным тоном, даже странно, не испытала никаких эмоций. А он кивнул. Просто кивнул, соглашаясь с моими словами.

– Ты уверена в своем решении? – с осторожностью спросил лэр.

– Да! – ответила не колеблясь.

– Почему?

– Я ни на что не претендую. И от этого я тоже избавлюсь, – указала я на перстень.

Снова кивок. Снова согласие без возражений.

– Береги себя, Арэя, – донеслось мне в спину.

Я остановилась. Немного помедлив, обернулась.

– Знаете, говорят, дети не должны платить за неудачи и грехи родителей. Но настоящие родители, твоей они крови или нет, любую неудачу и грех ребенка воспринимают как собственные. Давайте вы и я будем отличаться от них и каждый сам ответит за свои ошибки. Если потерплю неудачу и упаду, я поднимусь, чего бы мне это ни стоило. – Каждое мое слово было наполнено уверенностью и верой в то, что говорю. – А этот перстень – не думаю, что мама хранила его для меня. Это была память о вас, о том времени, что вы провели, о любви к вам. Поэтому перестаньте быть трусом и тонуть в прошлом, лэр Бэлимор. И в следующую нашу встречу посмотрите на меня без вины, горечи и тоски. Дядя говорит – мой характер в точности как у мамы. Ее бы это раздражало не меньше моего, – пожала я плечами. – Темных вам… отец.

Выйдя за дверь, я глубоко вдохнула и выдохнула. Сердце стучало так, что собственных мыслей не слышала. Я впервые назвала его отцом. Но те слова, не слишком ли они были резки?

Впрочем, сказанного не вернешь. Я говорила лишь то, что чувствовала в данный момент. Как изменится будущее – неизвестно, человеческие чувства слишком непостоянны и переменчивы.

У белой кареты с золотым гербом рода Сальторн, где находилась охрана, которая должна доставить меня в академию в целости и сохранности, из ниоткуда выскочила Марим и, сцапав меня за руку, прошипела прямиком в лицо:

– Не забывай о нашем решении!

Я поморщилась, высвободила руку из тонких пальцев и милостиво напомнила:

– О моем решении. Я так решила, и именно вы, Марим, не должны забывать этого. Все это время вы не соизволили и рта раскрыть… в моем присутствии, пусть так и остается. Вам не нужно волноваться. А вот манерам стоило бы поучиться. Чревато, знаете ли, так грубо относиться к темной ведьме или поносить ее мать. Злопамятная я.

– Да как ты!..

– Арэя, ведьмочка моя! – воскликнула появившаяся бабушка, не дав Марим задохнуться от возмущения. – Поторопись, дорогая, ты опаздываешь!

– Темнейших вам, лира Бэлимор, – обворожительно улыбнулась я Марим и позволила драконице отвести себя к экипажу.

– Пиши мне каждую неделю, – в очередной раз напомнила она.

Я, как обычно, кивнула, обняла ее на прощание, чувствуя некую неловкость, и забралась в карету.

– Внучку доставить в целости и сохранности, иначе я вам крылья-то повыдираю! – услышала я напутственные слова солдатам.

– Трогай!

Покидая Дракс, я не чувствовала тоски и скучать наверняка буду лишь по Ирмоне. Хорошая она все-таки старуха.

Наблюдая за проплывающими пейзажами, я прокручивала в голове принятое решение. Из-за него Марим соизволила впервые со мной заговорить. Впрочем, разговором это сложно назвать, скорее, светлая удачно пародировала гадюку.

На третий день пребывания в особняке Бэлиморов я ненароком услышала разговор бабушки с ее доверенным лицом – господином Амбэ. Лэр Бэлимор не находил себе места. Марим наседала на него, вопя о позоре, о том, что почувствует ее драгоценный Лимьен, когда в академии узнают, что бок о бок с ним учится незаконнорожденная дочь его отца, да к тому же полукровка и даже не дракон, а ведьма! Я еще не слышала, чтобы с таким ядом выплевывали это слово.