Дознаватель копается в каких-то бумагах. После чего поворачивается к нам.

– Мистер Оденкирк, вы являлись учителем Анны на тот момент?

– Да.

– Почему допустили нарушение правила со стороны Евы Валльде?

– Приказ Первого Светоча.

– Реджина Хеллмак, почему был такой приказ?

– А как это относится к делу Клаусснера? – Я удивлен ответу Реджины. Она ловко обрубает нить, разматывающую клубок другого дела.

Дознаватель тушуется и понимает, что она права.

– Мистер Оденкирк, вы можете подтвердить слова Анны Шуваловой о незаконченности обряда?

Меня бросает в дрожь от воспоминаний, в которых Мелани рвет змеей в кровавой воде. И самое страшное – когда она попросила меня убить ее.

– Могу.

– Расскажите.

– Мелани пожаловалась на свое здоровье. А потом не спустилась к ужину. Ее мысли услышала Реджина, и мы все поспешили в ее комнату. Мелани…

– Анна.

– Что, простите? – я не понимаю, что хочет от меня Дознаватель.

– Вы два раза назвали Анну Мелани.

Эта поправка Дознавателя болью отзывается во мне. Я сглатываю комок в горле и продолжаю, но уже сбившись с мысли.

– Да, Анна. Простите… Так на чем я остановился?

– Вы все вошли в ее комнату.

– Ах, да! Спасибо… Анна, – имя дается с трудом, я словно выдавливаю его из себя, – сидела на полу в беспамятстве. Она расцарапала себе всю шею и просила помощи. На тот момент она уже была заражена, но еще не одержима.

– И кто проводил обряд очищения?

– Я и Ева Валльде. Руководил Артур Хелмак.

Дознаватель опять зарывается в своих бумагах, после чего, не отрываясь от документов, спрашивает:

– И чем закончился обряд?

Я смотрю на Мелани, и наши взгляды встречаются. Вечность бы смотрел в ее глаза! Это как гипноз: ловит – и ты уже не можешь отвернуться.

– Змея. Анну вырвало змеей. А я потом убил тварь.

– Угу. Все так, – бормочет Дознаватель, понимая, что я все верно рассказал под воздействием Субботиной. – Садитесь, пожалуйста.

И мы садимся.

– Анна Шувалова, вы свободны. Спасибо.

Мелани сходит с трибуны и садится к Савову. И снова смотрит в мою сторону, пока возникает маленькая пауза между показаниями. Если мы не имеем права разговаривать, быть рядом, то никто не запретит нам искать взгляды друг друга. Примитивная и единственно доступная форма союза душ. Да наступит тьма Египетская, и пусть все ослепнут к черту! Только нам оставьте зрение – оно нужнее нам, чем вам всем. Глаза – зеркало души. А сейчас я смотрю в глаза ангела, я помню об этом…

– Прошу всех встать!

Меня будит не сам оклик Дознавателя, а то, что Савов небрежно берет Мелани за руку, задев рану. От резкой пронзительной боли, девушка шумно выдыхает через зубы и смотрит то на ладонь, то на Виктора. Все. Визуальный контакт прерван. И я встаю вместе со всеми. В зал со своим Представителем входит Стефан, одетый в джинсы и белую майку, одежду содержащихся в Карцере Святого Сената. Стеф хмуро пялится себе под ноги, держа руки в карманах. Его обреченный вид отзывается болью в сердце. Он мой лучший друг, через столько всего прошли вместе, в каких только передрягах ни были – и вот ему угрожает костер. Знали ли мы оба? Нет. Но каждый внутренне готовился к такому исходу. Все хорошие охотники на ведьм ждут ранней смерти, если не от руки Химеры, так от Сената.

Дознаватель выходит в середину зала и громогласно зачитывает приговор. Я сжимаю холодную руку Евы в качестве поддержки. Валльде белее мела. Меня беспокоит ее вид, боюсь, что она близка к обмороку.

– Архивариусы Святого Сената рассмотрели дело Инквизитора Стефана Клаусснера, обвиняемого в незаконном убийстве Химеры Макса Бёхайма. В ходе следствия выяснилось, что Стефан Клаусснер попытался прервать незаконный темный обряд превращения на тот момент Смертной, Анны Шуваловой, в Химеру. Выслушав все показания свидетелей, а также учитывая законы и правила мира Инициированных, суд вынес вердикт: оправдать Стефана Клаусснера, так как он исполнял свои прямые обязанности Инквизитора и действовал в рамках закона. На этом считать дело Стефана Клаусснера закрытым. Да свершится суд. Да свершится день. Dies irae, dies illa.

И весь зал хором повторяет святые строчки всех Инициированных, которые набили оскомину у меня, став обычными заезженными фразами и потерявшие свой первоначальный глубокий смысл. Хотя слова «Да свершится суд. Да свершится день. Dies irae, dies illa» выбиты или выжжены на стенах любой Инквизиторской школы, как лозунг, как сама цель жизни.

Ева со вздохом облегчения кидается к Стефану. Мы радостно поздравляем друг друга. Химеры из Татцельвурма, одетые в черные широкие одежды и с татуировками клана на шеях, кидают на нас недовольные злобные взгляды. К Стефану и Еве присоединяется Лаура. От вида этой троицы мутнеет в глазах, Клаусснер терпеть не может сестру, а теперь обнимается с ней, притом на глазах Евы.

Я снова ищу глазами Мелани: она стоит с Виктором в стороне и слушает его с несчастным видом.

– Смотри, какие они чудные! – Деннард указывает на Ноя и Субботину. Они стоят и о чем-то говорят: девушка рядом со статным Ноем выглядит нескладным долговязым существом, какой-то школьницей-неформалкой. Она хмуро смотрит на Валльде снизу вверх из-за небольшого роста. Сам же Ной стоит, выпрямившись, словно по струнке, и что-то вещает Субботиной.

– Выглядят, как учитель с ученицей.

– Жаль.

– Почему? – удивляется Деннард.

– Жаль, что выглядят так только они, а не те, кто по-настоящему должен. – Я поворачиваюсь к ней и выпрямляюсь, как Ной, намекая Кристен, чтобы не лезла туда, куда не просят, и, вообще, была более этичной. Кристен злобно сверкает глазами и отворачивается от меня. Я возвращаюсь к мыслям о Мел, стоило лишь сунуть руки в карманы и нащупать ее кольцо.

Именно в этот момент в зал вошел Архивариус Тогунде и подошел к держащимся за руки Еве и Стефану.

– Добрый день! Ева Валльде, вы обвиняетесь в нарушении субординации к Анне Шуваловой, установленной решением Суда. Прошу проследовать в Карцер до принятия решения Святым Сенатом.

Неожиданная тишина накрывает зал, и кажется, что мое дыхание стало слишком громким. Стефан ошарашенно смотрит на Еву.

– Что? Ты же обещал! – голос Мелани резкий, звонкий, он выводит всех из забытья. Она гневно смотрит на Савова, тот в ответ что-то тихо говорит, явно отрицает. Такая маленькая, но разозленная и обиженная, как котенок. Ох, моя Мелли… Не суйся ты к нему!

Ева молча отходит к Тогунде, и Стефан начинает цепляться за нее. Твою мать! По виду Валльде становится ясно: она знала, она ждала этого исхода. Стеф же яростно пытается оттащить ее и закрыть телом. Я и Ной кидаемся к нему, захватывая в кольцо наших рук.

– Ева! – кричит Стеф, пытаясь отбиться от нас.

– Стеф, успокойся!

– Все будет хорошо!

Ко мне и Ною подбегает Курт. Теперь трое против Клаусснера, который по силе превышает нас.

Ева оборачивается через плечо и посылает ему ведьмин зов, я чувствую это по пронесшейся магической вибрации в воздухе. Стефан сразу прекращает вырываться, обмякая в наших руках, с тоской глядя на уходящую Валльде. Все. Сдался физически…

– Ты как? – я смотрю на Клаусснера, который выглядит нездорово бледным.

– Почему вы допустили, чтобы она рисковала? – Стеф рычит на меня. В его глазах я вижу отчаяние и боль. Как я его понимаю… Еще недавно сам проходил этот ад.

– А ты бы не рискнул ради нее?

Стефан взвинченный. Мы его окружаем, чтобы он не мог рвануть за Евой. Он то ерошит волосы, то трет лицо. Клаусснер лихорадочно соображает, как спасти любимую. В нем узнаю себя, напуганного потерей Мелани, в голове тогда лихорадочно билась одна-единственная мысль: «Я ее потерял…»

– Что сказала Ева сейчас?

– Сказала, что все с ней будет хорошо. Чтобы доверился.

Он поднимает на нас взгляд, и в нем ясно читается, что он не верит. Из-за моей спины доносится голос Артура.

– Ева – пророк. Доверься. Если она говорит, что все будет хорошо, значит, все будет хорошо.