– Ну то, что про нас говорили, что мы оружие и так далее, мы с Варей знали и всегда смеялись над этим. Мало ли что придумают люди! Тем более Химеры любят пускать пыль в глаза, преувеличивать.

Я смотрю на Кевина и понимаю, что не убедила.

– Рассказывай.

– Что рассказывать? Все и так понятно. Химеры заполучили тебя и сестру – два самых сильных дара. Саббатовцы считают, что вас с сестрой готовят для переворота против Сената.

Я не сдерживаюсь и начинаю хихикать. Неужели Ганн серьезно?

– Кевин, это же смешно! Я и Варя против Сената! Ты о чем? Зачем это Химерам, во-первых? Во-вторых, если бы мы были, как ты говоришь, оружием, то нас бы готовили, как солдат. А ничего нет из этого. В-третьих, мы бы с Варей не пошли на революцию. Не-а! Ни за какие коврижки! И в-четвертых, я же смертная! Мой знак был Инквизиторский, ты сам видел! Стоит ему проявиться, как я уйду от Химер.

Я продолжаю смеяться, несмотря на серьезного Ганна, который буравит меня взглядом.

– Мелани, ты всего пару недель у Химер, а уже сомневаешься в себе и своем знаке.

– В смысле? – Я хоть улыбаюсь, но напугана проницательностью Кевина.

Он прав: все эти воспоминания будят во мне плохое, я уже не прежняя Мелани. Я что-то среднее между Аней и Гриффит.

– Короче, не говори Варе, – он серьезно смотрит на меня, выжидая знака, что поняла. И я легонько киваю. – У Химер, как понял, помимо вас есть еще какие-то сильные ведьмы и колдуны.

– Удивил! – Я закатываю глаза, всем видом показывая, что открытия он не сделал.

– Нет, Мел, послушай. Короче, один раз я услышал довольно странный разговор Марго с кем-то по телефону. Ваша Темная не знала, что на мне заклинание всеязыция, и я уже понимаю русский. Среди Химер есть кто-то, кого она назвала Кукольником. Якобы он работает на дистанции в тандеме с Психологом над тобой и Варей. Что пара недель – и ты станешь Химерой, только надо правильно выполнять их инструкции.

Пауза. Кевин смотрит на меня выжидающе, будто я должна охнуть от рассказанного. Но ничего. Не впечатлил.

– И что?

Глупый вопрос, согласна. Но срывается с губ быстрее, чем я успеваю остановить себя.

– Тебе это ни о чем не говорит?

– Нет. А должно?

Кевин жмет плечами и сильнее кутается. Я замечаю, что птицы начинают петь, радуясь приближающемуся солнцу.

– Странно это…

– Что странно? По-моему, нормально, что моя Темная хочет вернуть меня и верит, что я буду Химерой.

Приступ зевоты напоминает, что мы уже полночи торчим на крыльце дома, и уже клонит в сон. В воздухе к тому же становится влажно. Туман выполз медленно, будто дым, из-под земли и стелется легким маревом.

– Психолог, Кукольник… Почему вам ничего не сообщают о них?

Рот, кажется, сейчас порвется. На меня наваливается нереальная усталость. Хочется спать.

– Мне кажется… ты слишком много вообразил… – Зевота мешает говорить. Все, не могу. Пора отчаливать спать.

– Кевин, я спать хочу.

– Я вижу. Сейчас сам пойду.

Не дожидаясь его, встаю, подбираю одеяло пальцами, чтобы не наступить на него грязной подошвой, отмечая, что от тумана ткань стала влажной, а в ворсинках поблескивают маленькие капельки росы.

– Ты в курсе, что Виктор послезавтра приезжает?

А вот это уже шокирует меня больше, чем кукольники с психологами.

– Виктор? Послезавтра?

– Ну то есть, уже завтра приезжает, – поправляет себя Кевин, глядя на часы, которые скрывают под браслетом Инквизиторское солнце на запястье.

– Зачем?

– Как я понял, за тобой. После того, как ушли с холма, он звонил Варе, так как ты телефон отключила.

Стою, убитая новостью. Вот уж кого не хотела видеть, так это Виктора! Полагала, что ближайшую неделю буду в России. Видно, мое пребывание у Темных закончилось. Клан Альфа просят ученицу к себе. Но тут же в мое сознание врывается другая мысль:

– Кевин, а у Рэя когда день рождения?

– Послезавтра.

Я мысленно отмечаю, что, если улучу момент, то позвоню ему.

– Ты дашь мне его номер?

– Мел, – голос Кевина звенит в тишине утра настороженными нотками, – не вздумай звонить со своего телефона.

– Почему?

– Если Виктор или твоя Темная узнают про звонок, ему несдобровать. Тут же побегут к Архивариусам в Сенат.

– Ты прав, – я соглашаюсь, что мысль разумна. С легкостью могу подставить Рэя, им достаточно будет заглянуть в мой телефон. – Тогда как мне его поздравить?

– Я дам тебе свой, если хочешь.

И улыбка расцветает на моем лице. Хочется кинуться Ганну на шею и расцеловать в щеки, но вместо этого шепчу: «Спасибо», – и исчезаю в доме, чтобы выспаться перед отъездом из Вяземки.

– А как тебе эти? – Ева держит в своих длинных изящных пальцах блестящие новые мужские часы.

Я жму плечами и чешу в затылке. По мне, все часы тут хороши.

– Или вот эти? С кожаным ремешком?

– Я бы выбрал стальные. Но откуда я знаю? Может, Рэй любит кожаные ремешки, они удобнее и не звякают. Сама знаешь, как лишний шум мешает, когда выслеживаешь на охоте…

Ева кидает осторожный взгляд на консультанта, которому улыбку будто приклеили.

– Я смотрю, ты очень внимательный друг.

Моя красавица язвит, откидывая прядь волос и открывая взору свою белую изящную шею. Хочется приникнуть к ней губами, почувствовать, как бьется пульс, и вдохнуть запах духов, который сплетается с ароматом ее тела.

– Ева, не понимаю, зачем столько стараться? Даже если мы купим женские часы или вот эту вазу, он не заметит.

Я киваю на огромное фарфоровое чудовище какого-то сумасшедшего новомодного дизайнера. Объект современного искусства встречает всех входящих своей пузатой формой, заставляя шарахаться в сторону или удивленно пялиться.

– Впервые в жизни мы можем сэкономить на подарке, – улыбаюсь Еве, но та возмущенно ударяет меня по плечу.

– Прекрати, Стеф. Как ты можешь шутить на эту тему?

– А что еще остается? – Я отворачиваюсь в сторону витрин с другими часами, в то время как Ева возвращается к вопросу, какие часы подарить Оденкирку: стальные или с кожаным ремешком.

Я слышу, как она говорит: «Берем вот эти». Оборачиваюсь и вижу, что кожаные убираются на прилавок, а стальные отправляются на упаковывание.

– Я заплачу, – бурчу, пока Ева не успела расплатиться за наш общий подарок. Знаю, что после бутика будет снова возмущение: «Стефан, я вполне могу и сама заплатить». Но мне все равно. Порой моя женщина забывает, что она МОЯ женщина, выдвигая всю свою независимость на первый план.

Пока с моей карты тает значительная сумма, Ева следит за тем, как упаковывают часы. И вот, держа бумажный пакетик с подарком для Оденкирка, подходит ко мне. Сейчас начнется.

– Я тебе деньги переведу в Саббате.

Сказано не для того, чтобы уверить меня в своей честности, а как напоминание, что подарок общий. Молчи, Стеф, не возражай. Иногда Ева раздражает этим. Хочется, чтобы она дала слабину, и я мог побаловать ее подарками, заплатить за ужин, чтобы вспомнила, что мужчина – я, и могу себе позволить дарить и заботиться о своей женщине. Хотя тут подарок для Оденкирка… Бог с ней! Пускай переводит, если хочет, если это принесет ей удовлетворение. Иногда кажется, что Ева никогда не выйдет за меня. Так и будет держать на расстоянии.

– Надеюсь, Оденкирку понравится. Если нет, подарю эту вазу. И пусть не вякает потом.

Достаю телефон и щелкаю на мобильник фарфоровое чудовище.

– Я смотрю, мистеру понравилась наша ваза.

Оборачиваюсь в немом шоке на голос продавщицы. Нет, не показалось, она серьезно.

– Очень. Я в восторге от этого… объекта!

– О! Это работа известного итальянского скульптора. Называется «Пунктуальность».

– Ну да… Я только так пунктуальность и представлял.

Пузатое чудовище с зеркальными выемками в виде глаз и шипами смотрелось несуразно в строгом швейцарском бутике часов. Понятно, что эта ваза попала сюда не случайно: наверняка, стоит дорого, либо этот самый «известный скульптор» хотел избавиться от неполучившегося творения и подарил уродца магазину.