Действительно, 8 ноября 1913 г. в день прославления Архистратига Божия Михаила, в кафедральном соборе г. Вильны архиепископом Литовским и Виленским Агафангелом в сослужении епископа Ко-венского Елевферия и многочисленного духовенства была совершена заупокойная литургия, а затем была отслужена панихида по почившем графе Муравьеве. В тот же день у величественного памятника М.Н. Муравьева, в присутствии представителей администрации и множества молящихся, также была совершена торжественная панихида. По окончании панихиды на пьедестал памятника представителями русских организаций г. Вильны и прибывшими депутациями были возложены венки6. Тогда же, память графа Муравьева-Виленского торжественно почтило православное русское население Литвы и Белоруссии.

Может быть и сейчас кто-нибудь из настоятелей церквей, которые были построены по распоряжению М.Н. Муравьева, будучи верным своему пастырскому долгу, отслужит панихиду об упокоении души своего знаменитого храмоустроителя. Надеюсь, что будут принесены цветы к могиле графа Муравьева на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры в Санкт-Петербурге, состоятся научные конференции историков, посвященные изучению его жизни и деятельности, появятся новые публикации.

В современной Белоруссии, на территории которой благотворные результаты реформаторской деятельности виленского генерал-губернатора проявились наиболее глубоко и зримо во всех областях народной жизни, никто из государственных лиц не заявляет о необходимости официального чествования памяти великого преобразователя. Активность проявляют лишь белорусские националисты из лагеря прозападной оппозиции, для которых появился еще один повод для привычных идеологических камланий о “Муравьеве-вешателе”.

Столь специфическое отношение к одному из крупнейших деятелей истории своей страны можно охарактеризовать (вспомним поведение известного библейского персонажа) как “комплекс Хама”, являющий собой уникальный случай социальной патологии. Другого определения, пожалуй, и не подберешь, изучая историю и наблюдая за тем, как на протяжении десятилетий ученые мужи и следующая за ними мелкотравчатая журналистская и пропагандистская братия двух белорусских государств – советского и “незалежнага” – старательно культивируют в обществе комплекс исторического хамства. Причем, это многолетнее патологическое усердие проявляется по отношению к памяти и делам человека, который, по словам Ф.И. Тютчева, “бедное, замученное племя”, то есть, белорусский народ, “воздвигнув к жизни, вынес на себе”.

И все же определение “историческое хамство”, которое удачно характеризует родовые черты националистического отношения к правдивой истории своего отечества и его выдающимся деятелям, каким бы точным и выразительным оно ни было, проблемы далеко не исчерпывает.

Целенаправленно сложившееся в Белоруссии негативное отношение к памяти М.Н. Муравьева требует развернутого экскурса в сферу современного белорусского национализма и связанной с ним националистической интерпретации истории. Мера эта, увы, вынужденная, так как предпринятый экскурс сюжетно и содержательно напрямую не связан с проблематикой исследования муравьевских реформ в Северо-Западном крае Российской империи. Необходимость такой ретроспекции продиктована сложившейся ситуацией. У читателя, в первую очередь, белорусского, о графе Муравьеве-Виленском сформировалось превратное представление, навязанное поначалу советскими, а затем и “национальными” учебниками по истории, сочинениями доморощенных беллетристов, псевдоисториков и публикациями в националистических СМИ. В связи с этим предварительный анализ идей, политической практики и опыта взаимоотношений белорусского национализма с “национальной” историографией становятся важным свидетельством в пользу актуальности предпринятого исторического исследования.7

Начать нужно с того, что господствующий в стране политический класс бюрократов и его политические противники из лагеря радикальной прозападной оппозиции едины в своей идеологической основе. Те и другие по своим взглядам, риторике и политической практике являются националистами. В первую очередь, их объединяет общий дискурс национализма, к которому прибегают обе противоборствующие стороны. В борьбе за вожделенную власть те и другие именуют себя истинными борцами за “суверенную Беларусь”, подлинными защитниками национальных интересов и национальной идентичности белорусов.

Те и другие объясняют необходимость такой защиты угрозами, которые проистекают якобы от внешних и внутренних врагов драгоценной и выстраданной ими белорусской “незалежнасці”. Только при этом классу бюрократов во главе с президентом Лукашенко уже на протяжении многих лет удается удерживать власть над страной, пребывающей в состоянии перманентного социально-экономического кризиса. Радикальная же оппозиция, находясь в абсолютном меньшинстве, стремится к овладению этой властью с целью превращения ее в этнократический режим, “подлинно” белорусский, “национальный” и, разумеется, “европейский”.

Сходство и различия двух основных соперничающих типов белоруского национализма наглядно проявляются в области идеологической и культурно-образовательной политики, проводимой в стране, где подавляющее большинство этнических белорусов говорит и думает по-русски, считая русский язык и русскую культуру родными. Учитывая данное обстоятельство, господствующая бюрократия использует приемы “ползучей” белорусизации, тактический характер которой обусловлен таким важным фактором как наличие правового статуса русского языка в качестве второго государственного в республике. В связи с этим, политическая практика современной белорусизации имеет свои особенности и нуждается в некотором пояснении.

В узком смысле под белорусизацией следует понимать политику административного насаждения белорусского языка через топонимику, систему образования, учреждения культуры и средства массовой информации. При этом белорусские язык и культура преподносятся обществу в исключительном статусе “национальных”, без которого “белорусская нация” полноценно существовать не может.

Для русскоязычной бюрократии базовым критерием “национального” по-прежнему остается идейное наследие советского этнического национализма – есть “титульная” белорусская нация, следовательно, должен быть и “титульный” белорусский язык. На этом основании русский язык и русская культура, являющиеся органической частью культуры современной Белоруссии, под категорию “национальных” не подпадают.

Политика белорусизации, осуществляемая русскоязычной бюрократией, является закономерным следствием бытования в этой среде идейных представлений о необходимости воспроизводства “титульной” белорусской нации и ее атрибутов в новых исторических условиях. Кроме того, эта политика предусматривает конструирование новых “национальных ценностей” и “изобретение традиций”, которые внедряются затем в систему образования, воспитания, транслируются СМИ и учреждениями культуры.

В итоге возникает еще одно из множества противоречий, характерных для белорусской действительности, когда родной язык абсолютного большинства коренного населения, будучи государственным, не получает официального признания в качестве “национального”. Бюрократическая белорусизация, основанная на признании такого противоречия правомерным, предстает, таким образом, в качестве политики разделения русскоязычного общества по лингвоэтническому принципу.

Белорусизация в широком смысле слова представляет собой этнонационалистический проект конструирования “белорусской нации” как политической общности с новой этнической идентичностью. При этом объектом лингвокультурной гомогенизации общества становится не только русское этническое меньшинство, но и белорусское этническое большинство, обладающее, в массе своей, общерусским самосознанием. Порожденный идеологией этнического национализма новый проект национального строительства предусматривает максимальную дерусизацию культурной и общественно-политической жизни Белоруссии.