– Ого, за какие же заслуги? – он усаживает ее удобнее на своих руках.

– У меня сегодня день рождения!

В этот момент в двери появляется Зейн, с пакетами в руках. Найл двигается вперед, протягивая свободную руку, чтобы помочь ему, но Зейн отказывается. Омега просто ступает влево, давая пройти, а потом идет следом за Маликом.

– Папа не купил свечки, – девочка нарушает томную тишину, объясняя непонятный для Найла угрюмый взгляд альфы.

– Да я не мог их найти! – Зейн поворачивается к Найлу, моргая своими глазками, жалобно извиняясь.

– Папа у нас давно не получал, да, милая? – Найл пристально смотрит на Зейна, все еще держа девочку на руках.

– Нет! – она ерзает, Найл ставит ее на пол, а малышка цепляется ручками за ноги Зейна, защищая его. – Папа хороший.

Зейн кладет свою руку ей на голову, поглаживая.

– Ох, детка, только ты, наверное, меня любишь. Твой папочка снова злится, – он поднимает свои глаза на Найла, который уже сложил руки на груди, возмущенно цокая.

– Я попрошу маму купить их.

Девочка резко отрывается от Зейна, подымая на него свою голову.

– Папа! Я нарисовала сегодня нашу семью на уроке!

Она выбегает из кухни.

– Найл, не злись.

– Все в порядке.

– Я могу чем-то помочь?

– Можешь поцеловать меня.

Зейн делает шаг к своему супругу, обхватывая его талию своей рукой, притягивая к себе ближе и теперь между их телами не было даже миллиметра. Легкий полу взгляд, они сцепляют свои губы. Найл прикусывает губу старшего, проходя своим языком по свежей ране, чувствуя приятный вкус крови. Зейн сжимает бока Найла, опуская одну руку ниже, мнет его ягодицу.

– Хэй, – Найл отцепляется, убирая руку Зейна, – она может зайти в любой момент.

– Нет, она оставила свой рисунок в школе, потому что его повесили на доску достижений, – они еще раз чмокают друг друга в губы, пытаясь насладиться последним моментом.

– Я убью тебя, если она расстроится, – они отстают друг от друга. Найл подходит к пакетам с едой, чтобы разобрать их.

– Папа? – девочка появляется на кухне, протирая одной своей ручкой мокрые глазки, а другой таща полупустой рюкзак. – Тут нет моего рисунка.

Она шмыгает носиком, икая, ее жалобное мычание заполнило все помещение. Зейн опускается на колени, обнимая ее, протирая рукой ее слезы.

– Не плачь, солнце, его повесили на доску в твоем классе, – он улыбается, чтобы успокоить ее.

– Правда? – он берет ее на руки, вставая с пола. Она кладет свою голову ему на плечо, обхватывая свободной ручкой его шею.

– Конечно, – Зейн поворачивается лицом к Найлу, ловя на себе его угрожающий взгляд, пока он показывает жестами, что его убьет, говоря губами:

«Я, блять, предупреждал».

Девочка еще хнычет, Зейн успокаивающе гладит ее по спине, когда Найл возвращается к своему делу. Пятнадцати минут хватает, чтобы она успокоилась, роняя свой рюкзачок на пол. Она уснула от покачивающих движений Зейна на его руках, пока Найл тихо за этим наблюдал.

– Она очень устала, – Зейн шепчет, они привыкли разговаривать тихо. – Пускай поспит немного.

– Конечно, уложи ее в кровать, – Найл подымает ее рюкзак с пола, ставя его на ближайший стул, пока Зейн разворачивается, следуя наверх, в ее спальню.

Открывая дверь, его сразу ослепляют яркие солнечные лучи, которые про скользили сквозь тонкую ткань тюли, бликом разбросанные по комнате, отскакивая от большого зеркала у противоположной стены. Комната была уютной, достаточно просторной, стены были покрашены в темно-розовый, который хорошо сочетался с белой мебелью. У стены стоял шкаф, на дверях которого было нарисовано пару цветов и летящая бабочка. Несколько таких же бабочек украшали стену, выделяясь, делая комнату веселее. Зеркало было достаточно большим, оно крепко стояло на полу, окантованное по краю широкой полосой кружева, с пушистыми вставочками сверху и снизу. Малышка обожала это зеркало, любила крутиться около него, любила представлять себя принцессой из разных мультиков, как любили это делать все маленькие девочки. Кровать была не очень большой, подходящей по размеру для девочки.

Зейн уложил ее на постель, снимая ободок, кладя его на тумбочку. Он поправляет ее спавшую челочку, укладывая ручки около ее тельца. На ее детских пухленьких щечках видны дорожки слез, альфа пытается их вытереть. И он не может сдержать свою любящую улыбку, когда малышка недовольно жмурится и дергает носиком. Зейн снимает ее сандалики и носочки, ставя их на пол. Она сразу перемещается на бок, складывая ручки под щекой. Зейн выпрямляется, подходя к окну, чтобы зашторить его, чтобы солнце не мешало его маленькой драгоценности спать. Он идет к двери, останавливаясь около дочери, чтобы поцеловать ее лоб, а потом выходит, очень медленно, стараясь не издать лишнего звука, закрывает ее.

Он спускается вниз, где Найл уже почти все разложил по своим тарелкам, украшая блюда.

– Ты думаешь, ей понравится? – Найл осматривает стол, разочарованно вздыхая, пока Зейн подходит к нему, кладя руку на его тонкую талию, чмокая его в щеку.

– Все идеально, – омега прикрывает свои глаза, склоняя голову к плечу Зейна.

– Ты уверен?

– Конечно, – снова вздох, не такой разочарованный, скорее более уставший.

– Я люблю тебя.

– И я тебя.

***

Громкий детский смех, наполняющий окружающее пространство особой атмосферой, поднимая настроение всем, кто сейчас здесь находится, заставляя забыть все свои проблемы, украшает лица родителей счастливыми улыбками.

Зейн стоит около входа в дом, потягивая сок из своего стакана, тихо наблюдая за игрой детей. Он улыбается каждый раз, когда его доченька кидает на него свой невинно чистый взгляд. Дети носятся туда-сюда, визжа, крича, издавая другие громкие звуки с помощью своих голосовых связок. Зейн не любил наполненность. Он не любил, когда в его доме было много людей. И, слава богу, погода была одной из лучших, чтобы провести праздник на улице.

Найл вышел из дома, с тарелкой в руке, параллельно разговаривая с какой-то девушкой, но он отрывается, наклоняя Зейна ближе к себе, чтобы шепнуть ему на ухо:

– Ты должен помочь мне.

И Зейн ставит свой стакан на стол, извиняясь перед парой отцов, с которыми он вел (слушал) беседу. Он помогает своему супругу расставить блюда и собрать детей за стол. Это было сложно. Их слишком много и они все разбегаются в разные стороны, но он справляется.

Все дети уже кушают, хотя, они скорее играют с едой, чем едят, и только 40 процентов приготовленного Найлом попадает в их рты.

– Самое время сказать тост! – их малышка встает со стула, стуча вилкой по своему стакану, как обычно делает Зейн.

– Я скажу! – какой-то пухленький мальчик встает с места, беря стакан в руки.

– Спасибо, Джимми, – их золотце присаживается, поправляя платье.

– Я хочу пожелать тебе, чтобы ты всегда была такой же красивой, такой же милой и такой же умной. А еще ты прекрасно играешь в прятки, я еще ни разу тебя не находил!

Взрослые, сидящие с дебильными улыбками за своим столом, захлопали, смеясь. Все дети подхватили Джимми, дополняя его пожелание своими словами, а именинница краснела немного, благодарила всех, как ее научили родители.

Зейн не мог сдержать своей улыбки каждый раз, расплываясь в любви, он не мог дышать. Любящие друг друга люди воссоздают что-то прекрасное во время порыва их любви. Что-то более красивое, чем просто маленький человек. Нет, это плод их любви. Это что-то, что связывает их особой связью, что не дает им потерять себя в этом мире. Они приобретают цель, когда у них появляется что-то, что создано чистейшим проявлением любви, без пошлостей.

И Зейн тает, пытаясь не заплакать, когда его малышка подбегает с радостным криком.

– Папа! – она кидается ему на шею, крепко-крепко ее сжимая, а альфа присаживается на корточки, чтобы ей было удобнее. – Я выиграла!

Она освещает весь его мир за пару с его Найлом, которого он замечает краем глаза. Девочка отрывается от шеи альфы, обхватывая ладошками его скулы, а Зейн чувствует нежную, немного горячую кожу, смотря в глаза, которые сияли. Она как будто вот-вот взорвется, как умирающие звезды, которые расширяются перед смертью. Но она обязана после возродиться. Огонек в глазах ослепляет Зейна, его глаза начинают слезиться.