Лиам прижимается спиной к стене, опускаясь вниз.

– Пожалуйста, не надо!

Они недавно тоже поссорились, хотя Лиам просто снова сорвался. Он никогда не винил себя за это, потому что думал, что ласки, которые он дарит Найлу, компенсируют боль.

Но ничто не может скомпенсировать боль.

– Я, блять, по-человечески просил мне не звонить.

– Прости…

– Бог простит.

Он помнит, каким жестоким был, как ему нравился истерический плач младшего.

– Пожалуйста, не трогай меня.

Громкий шлепок. Ягодица покраснела, теперь это отлично сочетается с небольшими синяками от пальцев.

– Пожалуйста, Лиам…

Лиам снимает с себя ремень. Толстый, из натуральной крокодильей кожи, он переливался при свете лампы.

– Сначала ты не делаешь то, о чем я тебя прошу, а потом ты просишь пощады? – удар ремнем, настолько сильный, что кожа немного расходится тонкой полосой. – Ты не считаешь, что это слишком нагло? – еще один удар, Найл кусает свой кулак, чтобы не закричать. – Я не слышу.

– Прости, – сопровождающий удар.

– Неправильно, – Лиам ударяет два раза, Найл не сдерживает визг.

– Прости, пожалуйста, папочка, – слезы катятся градом по его щекам.

– Я подумаю.

Лиам помнит, как холодно он произносил все эти слова, как сильно он возбуждался от страданий.

– А пока ты отработаешь.

– Не надо, пожалуйста…

Найла грубо переворачивают на спину, не давая окровавленной заднице дотронуться до постели, хотя пару капель падают на простынь. Лиам закидывает его ноги себе на плечи.

– Постарайся для папочки.

Найл начинает плакать сильнее, всхлипывая. Почувствовав член Лиама в себе, он сильно напрягся, получая сильную пощечину.

– Я не просил тебя.

Он изо всех сил пытается расслабиться, но ничего не выходит. Тянущая боль внизу живота пускает импульсы по всему телу, оставаясь дрожью в конечностях.

Лиам помнит каждое слово, каждую просьбу, каждую мольбу Найла, но в тот момент это его не останавливало.

Неожиданно для себя, его глаза сами по себе намокают и начинают щипать.

– Боже, прости…

Он выкидывает фотографию, стекло трескается прямо на лице Найла, и получается так, что никто, кроме маленького омеги, не задет.

Лиам встает, идя на кухню, доставая бутылку крепкого шардоне. Он снова начинает хлестать алкоголь, дабы затуманить разум. Травка, которую он достал у друга, «для крайних случаев», уже завернута в косячок, развеиваясь легким дымком по кухне.

Он выпил бутылку, но не решился взять еще одну.

Главное оставаться максимально адекватным.

Пейн поднялся в спальню, постель была холодная, поэтому Лиам на ней не спал. Он спал на кресле рядом с окном, представляя, что как только он проснется, Найл будет здесь. В первую ночь это не сбылось, а Лиам будто застрял в своем ночном кошмаре.

(Он любил Найла на самом деле, просто он выражал свою любовь по-своему, а то, что люди этого не понимают – это их проблемы.)

Он подходит к шкафу с одеждой, доставая свою спортивную кофту, которая уже ему не принадлежала. Найл отобрал ее и частенько в ней ходил. Она идеально сидела на нем, прикрывая его животик, а рукава были немного длинными, поэтому Найл часто делал себе «лапки».

Лиам надевает мастерку, которая уже пропиталась запахом омеги. Он внюхивается, прикрывая глаза. Он опускает голову немного ниже, протягивая руки к коробке.

В этой коробке лежали те самые фигурки героев из «Мстителей», которые так понравились Найлу в первый день их знакомства. Он так сильно любил их, что часто доставал их и рассматривал. Он еще не нашел места, куда их поставить, поэтому они хранились в маленькой, аккуратной коробочке в шкафу.

Лиам рассматривает фигуры, представляя, как маленькие пальчики его мужа изящно крутят фигурки в своей миниатюрной ручке. Он кладет фигурки обратно, кидая коробку на кровать. Он подходит в прикроватной тумбочке со стороны Найла, открывая верхний ящичек.

«Волк с Уолл-стрит» – его любимая книга, а фильм ему нравился еще больше. Он перечитывал ее раз пятьдесят, у нее потерлась обложка, она была немного исцарапана. Страницы помяты на уголках, потому что Найл не видит смысла в закладках. Ее форзацы исписаны комментариями и миллионами благодарностей автору. На полях также комментарии к некоторым моментам, любимые фразы и цитаты выделены маркером зеленого цвета, потому что это любимый цвет Найла.

Еще там лежит его блокнот и карандаши. Найл любил рисовать, он никогда и никому об этом не говорил. Он не любил рисовать природу, натуру, людей, соблюдая все необходимые правила рисования. Но его рисунки героев комиксов выходили настолько прекрасно, что казалось, что он распечатал это и вклеил в блокнот.

Лиам закрывает верхнюю полку, открывая нижнюю, в которой лежал ноутбук омеги. На нем пароль, но Лиам знал его. У него на пустом рабочем столе (потому что Найл ненавидел наполненность рабочего стола, у него все было закреплено на панели задач) стоит Крис Эванс (Найл дикий поклонник Капитана Америки, он даже заказал себе пижаму, оформленную под костюм).

Здесь много фотографий, есть даже его старые, которым уже пару лет.

Лиам открывает папку, и самая первая из фотографий, судя по количеству детей, накрытому столу на фоне, и горы подарков – это его день рождения. И судя по размытой цифре на гирлянде, ему исполнилось пятнадцать.

Найл здесь настолько милый, что Лиам широко улыбается, и его мышцы остаются в таком положении настолько долго, что кажется, они ему уже болят.

Найл здесь еще такой маленький. Волосы длиннее, чем сейчас, и высветлены больше; брекеты, с зелеными резиночками, потому что это его любимый цвет; его сияющие голубые глаза, они настолько яркие и выразительные, что это пугает. Это была его отличительная черта. Они были цвета океана, но не бушующего, а наоборот, очень спокойного, тихого океана. Океана, который давал свою любовь всем, но в который, впоследствии, скинули горы мусора.

Лиам так любил эти глаза, он был готов отдать все на свете, чтобы хоть еще разок увидеть их. Он листает фотографии, Найл смотрит на него с улыбкой. Нет такой фотографии, где он был бы немного грустным хотя бы.

Лиам сидит за ноутбуком на полу; книга лежит рядом; и блокнот открыт на одной из страниц, где Найл, по просьбе Лиама, изобразил его в виде Железного человека; фигурки разбросаны.

Лиам доходит до самой последней, которая была сделана в тот день, когда Найл узнал, что беремен. Последняя искренняя улыбка, которая не кривится от боли, которая чиста.

Он залазит в следующую папку, с фотографиями их свадьбы.

Ни одной фотографии, где Найл улыбается так же, как и на тех, что были в другой папке.

Разве это не пугающе?

Лиам видит на фотографиях себя, такого озлобленного. На одной из фотографий видно, как рукав пиджака облегает напряженную руку Лиама, который придерживает Найла за талию. У омеги покрасневшие глаза, настолько кривая улыбка, что кажется, все слепыми были, когда делали это фото.

А еще, здесь есть видео. Судя по длине, здесь почти вся церемония. Лиам открывает видео, начиная его смотреть.

Начинается все со слов священника, потом уверенное «согласен» Лиама, и такое подавленное «согласен» Найла.

Лиам видит, как Найл начинает моргать, чтобы не заплакать, а потом маленькая девочка ему что-то шепчет.

Пейн делает максимально громко, чтобы расслышать, что она ему говорит, но музыка все заглушает.

Он видит, как нехотя Найл его целовал, как родители смотрели на них. Они были разочарованы. Не счастливы, это точно.

Их план не удался, он провалился. Мать Найла пьет успокоительное литрами уже второй день и все названивает Лиаму. Их отцы делают все, чтобы найти омегу прежде, чем его превратят в разделочное мясо. Его мать достала свою черную шляпку с вуалью, как будто бы кто-то умер. НО НАЙЛ НЕ УМЕР!

Боже, Лиама так бесила его мать, что он не мог находиться с ней дольше часа.

Ей, скорее всего, было плевать больше всех. Его родители такие дерьмовые, поэтому он издевается над слабыми.