— А плошка зачем? — спросил Корвин, — Глиняная же. Прижал её разок — и всё, на выкид.

— Плошку он точно далеко не потащит. Это, скорее всего, для гадания на путь. Знаешь, как делается? Находишь в лесу перекрестье трёх дорог и спрашиваешь, куда повернуть: к воде, к родному очагу или в путь-дорогу.

— Это всё ваши тормийские байки, — недоверчиво покосился на жену Корвин, — Нормальные люди берут карту и едут по ней из одного места в другое, а не ищут перекрёсток в лесу, чтобы спрашивать у Ящер знает кого, а не пойти ли им Ящер знает куда.

— Так Свит — он же не особо нормальный, — терпеливо пояснила Малинка, — Да и Ёлочка тоже того… Думаешь, я не вижу, что она затепливает очаг без огнива? И пряжу всегда начинает вить на свой волос. И на воду, принесённую из реки, охранные знаки кладёт. И с рябинкой во дворе здоровается.

— Правда? — удивился Корвин, — А я как-то не замечал… Вот погоду она, действительно, всегда угадывает без промаха. Только что нам это даёт?

— А то, мой хороший, что, похоже, Ёлочка попала в беду, да не простую, а по своей, колдовской части. Скорее всего, её этл забрал. И Свит теперь идёт по её следам.

Корвин с сомнением покачал головой.

— Тоже тормийские байки. Нет никаких этлов. Вернее, есть, конечно, но это обычная лесная нелюдь, вроде ракшасов или ухокрылов. Ничего они не могут против нормального мага, да и против доброй стали, пожалуй, тоже. А почему ты решила, что Ёлка в беде?

Вместо ответа Малинка молча указала на одну из посудных полок. Там, на застарелой пыли, пальцем были выведены три знака: ёлка, повёрнутый в её сторону топорик и веретено.

— Глупости какие-то, — уверенно заявил Корвин, — Но всё-таки вот что я тебе скажу. Даже если Свит сейчас в Торме и нуждается в помощи, нам по-любому поздно рыпаться, ворота до утра на запоре. Да и коз доить пока ещё никто не отменял. Поэтому мы делаем дела и идём спать. Завтра с восходом я сгоняю в крепостицу, узнаю, не там ли Свит, а ты сбегаешь к фонтану и послушаешь все новые посадские сплетни на его и Ёлкин счёт. Может, выясним что-то большее, чем просто пальцем в пыль.

<tab>Из крепостицы Корвин принёс вполне определённые новости: Свита нет, и никого это особо не удивляет, потому что вчера ночью он на глазах у стражи сиганул через Ограду в Торм. Высказывались так же робкие надежды на то, что полоумным лекарем уже позавтракали ракшасы.

<tab>Малинка в свою очередь доложила, что у фонтана во всю шушукаются, будто Ёлка изменяет поморийцу с лесным оборотнем: соседка видела, как вчера огромный кот зашёл на двор Ящеровой Затычки и превратился там в очень красивого голого парня.

— Насчёт оборотня тётки, конечно, врут, — сказал Корвин, выслушав Малинку, — А вот Свит через Ограду мог и сигануть. Насчёт ракшасов — тоже бред. Подавятся. Но найти себе на жопу неприятностей Свит вполне мог, это он умеет. Так что сегодня коз ведёшь на пастбище ты.

— А ты?

— Седлаю Кренделя и еду в лес, искать.

Малинка подняла на мужа серьёзный, умоляющий взгляд.

— Милый. Возьми меня с собой.

— Это ещё зачем?

— Я выросла в Торме, каждое деревце, каждый хуторок с закрытыми глазами найду. А что там знаешь ты кроме Торговой тропы да Бодуна?

Корвин с неловкой лаской погладил Малинку по щеке и сказал:

— Лапушка, этого вполне достаточно. Если с человеком что-нибудь случается ночью в Торме, то утром об этом уже во всю болтают у Бодуна. Да и как ты со мной поедешь? Лошадь-то одна, и та никудышная.

— Сяду позади седла, — горячо возразила Малинка, — Да и где там особо верхом? Больше будем ногами идти. Возьми, не пожалеешь. Я зверя тропить умею, след искать могу…

— Ладно, уговорила, — с хитрой улыбкой вдруг согласился он, — Но только я не стану ждать, пока ты причепуришься. Седлаюсь — и за ворота. Нет тебя — значит, уехал сам.

— И то любо, — кивнула она.

<tab>Вполне уверенный, что теперь уж точно жена останется дома, в безопасности, Корвин подхватил из-под лавки собранный ещё в служебные времена "тревожный" кошель и бегом кинулся на конюшню. Но, выведя за ворота Кренделька, он с удивлением обнаружил на улице Малинку. Она стояла у соседской стены, очень серьёзная, в простом сером платке, новых лаптях и с котомкой за спиной.

— А коз покормила? — цепляясь за последнюю надежду, спросил Корвин. Малинка кивнула.

— Ну что ж, — вздохнул он, — Садись, охотница, поехали. И чур не ныть, а то живо домой отошлю.

<tab>Малинка оказалась права, долго ехать верхом не пришлось. Едва покинув идущую вдоль Ограды конную тропу, оба спешились, чтобы не цеплять головами колючую зелень кустов. У Бодуна раздобыть новостей не вышло. Скучающая хозяйка нацедила им по стаканчику берёзовицы и сообщила, что ночью в окрестностях было подозрительно тихо, даже ракшасов, вечно толпящихся в этих местах, всех куда-то как хлябью посмывало. Пришлось возвращаться к месту, у которого в последний раз видели Свита — Хребтецким воротам, и самостоятельно осматривать все подряд стёжки, выходящие к кромке леса вблизи них. Успехом эти поиски тоже не увенчались: слишком много ног прошло между лесом и Оградой за этот день, чтобы уцелело хоть что-то из ночных следов. А между тем Око начало понемногу клониться к закату.

— Шла бы домой, — предложил Корвин Малинке, — И коня с собой забери.

— А ты?

Он надвинул шапку на лоб, поправил топорик за поясом и сказал:

— Останусь. Буду потихонечку прочёсывать лес, пока хоть чего-нибудь не найду.

Малинка помялась немного, потом вздохнула и, глядя себе под ноги, тихо произнесла:

— Я знаю ещё одно место, где можно спросить. Если уж даже там про Свита ничего не знают, тогда действительно дело плохо. Но туда довольно далеко идти. А ещё придётся Кренделька взять с собой. Если я поведу его на конюшню, то не успею вернуться к тебе прежде, чем запрут ворота.

— Куда идти-то?

— На Майвинки.

— Ящеров хвост, — пробормотал Корвин, — А раньше сказать не могла? Мы же были сегодня в той стороне, могли бы скостить хоть пару сотен перестрелов*.

— Раньше это не имело смысла. Туда надо по темноте, — загадочно ответила Малинка.

— Мать, — с самым серьёзным видом спросил Корвин, — Ты сейчас точно знаешь, что говоришь? А то я ведь соглашусь. Не окажется потом, что это какая-нибудь ерунда?

Малинка поправила на голове платок, подняла глаза и твёрдо кивнула в ответ.

<tab>Майвинками в ту пору называли обширные камышовые заросли, тянувшиеся вдоль низкого берега Ночь-реки от бывшего острова Майвин и до самого морского побережья. Глядя с Майвина холма на шумящее и волнующееся в полной темноте травяное море глубиной в два человеческих роста, Корвин с ужасом думал о том, как они с Малинкой собираются там хоть кого-то найти. Однако Малинка выглядела абсолютно спокойной и уверенной в себе. Сняв с плеч котомку, она на ощупь отыскала там какой-то небольшой предмет, выпрямилась и поднесла находку к губам. Пронзительная переливистая трель пронеслась над водой Ночь-реки и отразилась эхом от ярого берега. В ответ раздалось сразу несколько резких, звенящих вскриков.

— Малинка, ты что? — воскликнул Корвин, торопливо спихивая коня с открытого места в камыши и бросаясь на землю сам, — Нас же сейчас ухокрылы порвут на тряпки!

— Не порвут, — спокойно ответила она, — Нам их и надобно. Но ты на всяк случай лежи спокойно и что б не увидел — не вставай.

<tab>Ухокрылы появились внезапно. Первый буквально свалился с неба, едва не упав Малинке на голову. Два других принеслись откуда-то с реки. Воздух тут же наполнился хлопаньем крыльев, немелодичными взвизгами, скрипами и курлыканьем. Помня Малинкин наказ, Корвин вжался в песок под корнями камышей, но на всякий случай всё же нащупал и вытащил из-за пояса топор. Первый миг он с трудом сдержался, чтобы не кинуться выручать жену от свирепых нелюдей, однако, присмотревшись повнимательнее, понял: на Малинку никто и не думал нападать! Ей просто были рады! Сложив свои огромные крылья, ночные летуны наперебой принялись гладить её, подпихивать запястьями, и при этом ни на миг не переставали визжать и скрипеть. А Малинка дружески похлопывала их по плечам и спинам ладонью и смешно наигрывла на своей странной дудке, иногда вставляя между трелями урчащие и всхлипывающие звуки. Потом она извлекла из котомки кусочки вяленого мяса и протянула их своим крылатым собеседникам. На несколько мгновений стало потише, но, по-видимому, долго молчать было выше ухокрыльих сил. Едва прожевав, они снова принялись болтать без умолку, и притихли только тогда, когда рядом с ними опустился на землю ещё один ух. Этот был крупнее прочих и отличался от них едва заметной серебристой сединой на морде и плечах. Он приземлился немного в стороне от Малинки, подошёл к ней неловкими осторожными шажками, завернулся в крылья, присел рядом. Этого Малинка тоже угостила мясом, но не толкалась с ним и не хлопала его по плечам. И разговор их выглядел совсем иначе: они неторопливо обменивались скрежещущими и курлычущими звуками, говорили по очереди, внимательно слушали друг друга. Наконец, ухокрыл поднялся, кивнул Малинке и взмыл в небо. Молодёжь (теперь-то Корвин ясно видел, что прилетевшие первыми ухокрылы были ещё очень молоды) с громкими прощальными криками последовала за ним.