Когда десятью годами ранее Яфет начал принимать пыльцу путешественников во время своего послушничества, его первоначальные экспедиции по багровому пути отличались таким же блаженством.

Поначалу.

Именно под воздействием пыльцы Яфет осмелился залезть на запретные полки, в то время как остальные защищали крепость-библиотеку от беженцев, заполонивших Прибрежный путь. После года Синего Пламени Фаэруном правил хаос.

Впрочем, когда Яфет находился в объятьях нового наркотика, хаос его не беспокоил. Ясность, сопровождавшая прогулки по багровой дороге, сделала его слепым к тем вещам, которые обычно могли бы захватить внимание юноши целиком.

Яфет помнил, как будучи послушником, он перебирал чудеса: тяжёлую книгу, сделанную из листов меди с выдавленными волшебными знаками в обложке из плющенного серебра; книгу в обложке из желтоватого железа, неразборчивое название которой попеременно горело огнём и плевалось электричеством; книгу в переплёте из двух железных ангельских крыльев, из-под которых доносились прекрасные голоса.

Но нет, под воздействием пыли он прошёл мимо этих сиятельных чудес в дальний угол комнаты, сырой и погружённый во мрак. Там из-за крупной книги он вытащил небольшой, коричневатый том, который пульсировал зловещей силой. Обострённые пыльцой чувства послушника воспринимали зловещую значимость маленькой книжицы, которую вскоре тот должен был осознать и сам.

Поблекшей краской на простой обложке книги было написано «Договоры и пакты с древними феями».

Молодой Яфет быстро вернулся в свою келью и закрылся от товарищей. К тому времени наплыв беженцев был отражён, но необходимо было разыскать Хранителя Томов. Яфета не волновало, увидит ли он Хранителя снова. Он хотел остаться наедине с пыльцой путешественника и книжкой, которую украл с запретных полок.

В книге он нашёл странные имена и свойства примитивных духов земли, древних и могучих. Книга утверждала, что сущностям, связанным с этими именами, когда-то поклонялись как богам. К несчастью, вещал рассыпающийся текст, Фаэрун практически забыл эти древние силы.

Имена в книге звали его. И поэтому Яфет читал днём и ночью. Жизнь была бы сплошным блаженством, если бы не перемены в его путешествиях по багровой тропе.

В своём странствии Яфет приближался к «первому повороту», как назвали этот переход позднее. Другими словами, пыльца с каждым использованием приносила ему всё меньше радости, но телесная нужда в этой субстанции постоянно возрастала.

Приблизительно в то самое время в пыльце путешественников распознали медленный яд, а не «дистилированную радость», как некоторые амнийские поставщики успешно и щедро её рекламировали. Амн лучше прочих перенёс Волшебную Чуму, и как только она завершилась, амнийские купцы сразу начали делать прибыль в уцелевших королевствах и среди популяции беженцев.

Некоторые города запретили продажу пыльцы, а её потребителей, которых легко было узнать по красным глазам, заключили в безопасные камеры, где они могли достичь до конца своего путешествия в мире, если им позволяли сохранить запас пыльцы. Когда пыльцу конфисковали, как обычно случалось из-за ложной нравственности, смерть путешественника была поистине жуткой. Лишённые наркотика путешественники неизбежно проявляли жестокость — сначала к другим, потом к себе.

Яфет слышал, как обо всём этом шепчутся у него за дверью другие послушники. Они знали, что пыльца заполучила его. Они видели, как его глаза медленно наполняются кровавыми ниточками. Они видели, как его руки дрожат так сильно, что он с трудом возвращает книги на полки. Они помнили, как он хвастался, что стал путешественником по недавно открытой багровой дороге.

Юный Яфет погрузился в отчаяние. Он решил покончить с жизнью со всем достоинством, которое мог собрать. Он решил принять всю пыльцу одной ненасытной порцией. Он помчится к краю дороги со скоростью несущейся гончей.

Взгляд послушника-самоубийцы запылал, когда он высыпал в каждый глаз по двадцать или больше зёрнышек. Его выбросило на багровую равнину, и Яфет впервые узрел настоящую дорогу.

И увидел её страшный конец.

Громкий окрик вырвал Яфета из задумчивости. Вдоль неосвещённого правого борта «Зелёной сирены» к нему приближался мужчина.

Яфету не нужен был свет, чтобы узнать покачивающуюся фигуру капитана Фостера. На капитане была огромная шляпа, расшитая золотом куртка, волочившаяся по палубе, и тонкий прямой меч в серебряных ножнах.

С помощью чувствительности к магии, которую дала ему по-прежнему циркулирующая в крови небольшая доза пыльцы, Яфет увидел полупрозрачное, зеленоватое мерцание на коже капитана, как будто прямо под ней рвался на волю чешуйчатый контур. Капитан любил шутить о своём «нечистом происхождении». Возможно, это была не просто шутка.

Фостер преодолел расстояние между ними. Похоже, он чувствовал себя в темноте так же непринуждённо, как и Яфет. Ещё один признак грязной крови мужчины, решил колдун.

- Больше не видел свою маленькую девочку-призрака? - спросил Фостер.

Яфет коротко кивнул.

- Ты же не придумал её, приятель?

- Я уверен, капитан.

- Хмфф, - фыркнул Фостер, доставая трубку и миниатюрную трутницу из кармана своей куртки. - Я ни разу её не видел, - сказал он, как будто это было достаточным аргументом против заявлений Яфета.

- Она появилась сначала в кабинете Беруна, а второй раз — несколько дней назад, когда мы поднимались на борт. Она стояла там, где я сейчас. Я уже говорил тебе об этом.

- Ты точно не навоображал себе всякого?

- У меня есть... приобретённая чувствительность... к вещам зримым и незримым. Она настоящая.

Капитан воздержался от дальнейших комментариев и ловко зажёг свою трубку вишнёво-красным угольком.

- И она может быть опасна, - добавил Яфет, хотя вынужден был признать, что не почувствовал злобы в призрачном силуэте. Скорее ему просто хотелось вызвать какую-то реакцию у самоуверенного пирата.

- Только не запугивай моих матросов, - предупредил Фостер. - Ребята способны справиться практически со всем, что бросает нам навстречу море, будь то кормирский купец или морские дьяволы. Но призраков и духов они боятся просто невероятно.

Капитан пожал плечами и выпустил клуб дыма. Искра в глазах отрицала легкомыслие его слов. Он предупреждал Яфета держать язык за зубами, иначе будут последствия.

Колдун ответил:

- Я агент Беруна на этом корабле. Меня не волнует, что думает или чего боится твоя команда. Если я почувствую, что нашей миссии что-то угрожает, я расправлюсь с этой угрозой. Каким бы ни был источник.

- Полегче, сынок. Я просто прошу тебя разговаривать о призраках только со мной или с моим первым помощником, Ниротой.

- Я же не дурак.

В ночное небо полетел ещё один клуб дыма, потом:

- Говорят, что все, кто идут багровой дорогой — дураки.

Яфет почувствовал, как румянец согревает его лицо. Как он дошёл до того, что слова пирата могут его задеть? Он сказал:

- Берун предупреждал, что ты попытаешься достать меня, Фостер. Ради твоего же блага, надеюсь, тебе не удастся разбудить мой гнев.

- Ох-хо! - рассмеялся капитан. - Кажется, я уже разбудил!

Яфет отвернулся, чтобы невидящим взглядом уставиться на корабельный нос и открытое море, в котором отражались миллионы сверкающих звёзд. Он чувствовал весёлый взгляд Фостера у себя на спине.

- Да ладно, не кисни, дружище! Мы оба срезали сомнительные углы этого поганого старого мира, не так ли? Кто из нас не без греха? Если бы ты знал, чем я себя травлю, ты бы не поверил, что я вообще могу подняться утром с койки! - Фостер от всей души рассмеялся.

Яфет сказал в ночь:

- Я был свидетелем жатвы тысяч тех, кто с криками шёл к концу багровой дороги. Я созерцал ужас жующей пасти, которая обрамляет эту последнюю бездну, челюсти демонического бога-зверя. Те, что шли передо мной, вопили от смертельного ужаса за свою бессмертную душу. Они шагнули за край. Их засосало в эту ужасную тьму, где их сожрали. Они угасли навсегда.