– И коробка, конешно, была под завязку… – с ехидством, то ли утверждая, то ли спрашивая, произнес Клещ. Он с презрением наблюдал, как Сашка мотал ему в след головой, когда тот говорил «Нет», а потом «Да». – Ты лучче мне не ври, а то…

– Да – да! Коробка была полная, но мне досталась только треть ее… Остальное – у них…

– Ну, что, Иуда, заложил своих предков? – рассмеялся Клещ, брезгливо смотря на валявшегося в ногах молодого мужика. Не выдержав, он пнул его в бок и отвернулся. – Вот что, Чипа: завтра без напоминаний возьмешь с собой, сколько надо людей – и в Верхотурье. И чтобы банка с червонцами вместе с записной книжкой были у меня! Понял? Да, полистай дневник… Ежели есть там что-то стоящее, возьми с собой, да чертеж прихвати. А предкам скажи, что этот прохвост побудет у меня в заложниках для гарантии. А сейчас спрячьте его куда-нибудь подальше с моих глаз!

– Это сколько ж лет-то прошло? – Клещ ехал в иномарке, а мысли неотступно бередили прошлое. – Тридцать? Значит, я был все-таки прав?

Июль 1991 года, г. Верхотурье.

С большим трудом нам с Павлой удалось-таки найти местную гостиницу.

Небольшое двухэтажное здание из рубленых стен меняло свой имидж: видимо и сюда добрались некоторые веяния рыночной экономики. Две молоденькие деревенские девушки, несомненно, гордясь делом, которым занимались, водружали на место таблички с русским названием «Гостиница» новую, написанную кем-то по-английски с тем же содержанием.

– Слышь, Люськ! Чё-то никак не пойму… – темноволосая девушка в белом тонком свитере и черной кожаной мини-юбке держала вывеску. – Чё Валерка-то тута написал? Чё обозначат «Х»? «Отёл» – то я знаю… У самих телочка имеетси.

– Ох, и дура ты, Тамарка! – вторая девушка с молотком, светловолосая, в черном тонком свитере и белой джинсовой юбочке, чуть-чуть прикрывающей белые трусики, вбила первый гвоздь. – При чем тута просто «Отёл»? Тута же ясно написано: «Х»– хороший отёл! А могет и «Хреновый» Отёл…

От смеха у нее чуть не выпал молоток из рук на голову подруги.

– Тока пока никак не могу взять в толк, кто жа тута телитьси будеть, ежели постояльцев у нас нетути? – добавила она и вбила второй гвоздь.

– Слышь, Люськ, а енти звездочки-то чё означають? – Тамарка не сдавалась так просто. – Ну, на кой черт ты стока звездочек накрасила?

– Ну, ты ваще! Темная, какая: на всех заграничных табличках звезды указывают! Вот я и нарисовала…

– Люськ, а ты ково нарисовала-то?

– Как ково? – Люська вбила третий гвоздь в табличку. – Ну, директора нашева – Валерку, бухиню, обязательно: она звезда у нево до обеда. Секретаршу Раечку – она звезда у нево опосля обеда. Да мы с тобой. Чё, не звезды? Звезды! Когда захочет – тоды и имеет! Вот пять и получацца…

– Чё, Люськ, и я туды попала? – обрадовалась копноголовая темноволосая.

– Попала, попала… – Люська ловко вогнала в дерево последний гвоздь и тут же, заметив нас, ее голос с игривого разом превратился в угрожающе – допрашивающий. – Вам чево, граждане? Ежели просто поглазеть на красоту, то проходите мимо!

– Нам гостиница нужна… – улыбаясь, спрашиваю: мне деревенское общение всегда нравилось. – Два разных номера.

– Идите за мной, граждане! – Люська тронула плечо подружки. – Ты поняла, как поперло?! И всево – то сменили табличку…

Уже в крохотной комнатке без всяких удобств, связываюсь со Спрутом и запрашиваю специалиста по церковным ценностям и разрешение через МВД на начало работ.

Встретившись внизу гостиницы с Павлой, решили: поскольку времени с начала дня прошло немного, то есть смысл поговорить с самой Анной Коровиной, а там уж как пойдет…

Мы шли к конечной остановке автобуса, которая была в центре, чтобы потом направиться в Заречную часть города: именно там и жила наша Анна Семеновна Коровина. Взгляд сам собой упал на монастырь, который возвышался справа. Купол храма напоминал решетку для птиц, а по стенам то там, то здесь шли трещины. Одна башня даже упала бы совсем, да местные умельцы возвели под нее толстое бревно: вот это бревно и удерживало ее в наклонном положении, гораздо большем, чем знаменитая Пизанская башня.

– Да что за варвары здесь живут?! – невольно вырвалось у меня. Павла кивнула.

– Там зэки! – вдруг ответила на мой вопрос молоденькая стройная девушка, которая обгоняла нас и услышала мои слова. Неожиданно остановилась и более пристально посмотрела на нас. – Вы, наверное, не здешние… Мы уже не обращаем внимания на это!

Мы кивнули в ответ. Однако девушка еще более внимательно посмотрела на Павлу, на меня, на наши чемоданчики, и смущенно произнесла. – А вы не ученые, случаем?

─ Тут к бабе Ане двое ученых должны были приехать… – искра надежды горела в ее глазах, однако, она терпеливо ждала нашего ответа.

– Это к какой такой бабе Ане? – переспрашиваю, совсем забыв про легенду, по которой мы – ученые, но Павла выручает, кивнув ей головой.

– Ой, как здорово! Вы к Коровиной Анне Семеновне? Заречная 18? Ой, да как же я вас сразу – то не узнала?! Как хорошо, что я вас тут встретила! А то бы чё я потом бабе Ане сказала? – защебетала она, радуясь, что все так хорошо устроилось.

Мы с Павлой переглянулись: никто из нас такого развития событий даже и не предполагал.

– Да, видимо здесь нам придется удивляться чему-то немало раз… – подумал я и настроился на неожиданности.

– А это наш Троицкий монастырь! Правда, сейчас в нем библиотека… А это подвесной мост! Он на канатах держится… – трещала наша сопровождающая, исполняя роль гида. – Вы держитесь руками за верхний канат! У нас так все приезжающие делают, пока не привыкнут…

Павла шла, да то и дело ойкала, чувствуя, что мост уходит из-под ног. Я бы так не говорил, но и сам это прекрасно ощущал, однако, мужское самолюбие не позволяло мне так бурно проявлять свои эмоции. Наконец, это чудо света было пройдено, и мы спокойно вздохнули полной грудью.

– Ну а с мужским – то монастырем что стало? – не удерживаюсь и решаю снова послушать словоохотливую сопровождающую.

– Обиделся монастырь на людей! – не верю своим ушам: так могла ответить мне Павлина, но она просто улыбается, а эта простая деревенская девушка вместо нее произносит эти слова. – Железо с купола разворовали зэки и их начальники, стены храма они исписали матом, в кельях разместили много всякой нечисти. Разве ж мог такое выдержать храм божий? Вот он и обиделся – дал трещину…

Павла молча кивнула ей головой, полностью соглашаясь с ее трактовкой, а мне и сказать-то, было нечего…

Мы шли по тротуару из двух-трех досок, медленно поднимаясь в горку, пока наша провожатая не скомандовала повернуть направо в улочку, сплошь заросшую травой-муравой. Лишь две параллельные полуканавки, выбитые в ней машинами, светились желтовато-красной землей.

– Вот это домик Гришиных! – обрадовано произнесла наш гид, показывая на небольшой домик в три окна, выглядывающих из палисадника. – Здесь живет лучшая подруга бабы Ани. Уже скоро будет и ее дом!

Смотрю на этот дом и пытаюсь понят. ─ Что за люди живут в нем? Вот сидит серый кот на крайнем столбе палисадника и усердно чешет себе ухо.

– Опоздал, усатый! – наша провожатая честно отрабатывала свое назначение: даже мой пристальный взгляд не ускользнул от нее. – Сын тети Нади еще два дня назад приехал! Подполковник, правда, вдовый… Три года назад умерла жена, а он никак не женится… Хоть и молодой еще!

Мы с Павлой переглянулись. Тут наш информатор повернулся с удивленным лицом.

– Я же вам не сказала главного – меня Светкой зовут!

Мы заулыбались, видя, как она побежала вперед сообщать о нашем приезде, и молча пошли к дому бабы Ани.

Хозяйка встретилась нам прямо в воротах. С первого взгляда на эту женщину, куда-то сразу же улетучилась та обычность, присущая всем старушкам: она оставляла после себя нечто, магнетически притягивающее к ней снова и снова. Ни слегка выцветшие глаза, видимо когда-то бывшие ярко голубыми, ни крючковатый нос, ни седовато-рыжие волосы, торчащие в разные стороны, так и не смогли перевесить этого пристально – взвешивающего и изучающего нас взгляда, выдававшего, однако, человека открытого, резкого и энергичного.