Тот факт, что принявшая форму шутки правда, была слишком уж желанной, чтобы не позволить себе немного флирта и надо сказать, такая Хоуп — отчаянная, с горящими глазами и плохо подавляемой злостью, невероятно привлекала своим чувством свободы, которое позволяло ей развернуться в любой момент и уйти прочь от людей, с которыми не хотелось находиться рядом.

Сев за руль, Бенедикт усмехнулся.

   - Так ничего и не скажешь?

   -  А что тут говорить? Все лучше, чем я пойду и напьюсь сейчас в одиночку. Кстати, с днем рождения!

   - И на том спасибо.

Наведавшись в аптеку за антисептиком и в какой-то придорожный магазинчик, где продавалось все, начиная от пятновыводителя и заканчивая нижним бельем, он презентовал Хоуп пару удобных шлепанцев.

Машина в скором времени была припаркована у небольшого малоквартирного дома не самого фешенебельного района. Трехэтажные дома, были увешаны яркими неоновыми вывесками, а неподалеку располагался мексиканский ресторанчик, из которого доносились звуки рыдающей песни в исполнении явно талантливой исполнительницы местного поклепа.

С заднего сиденья Бенедикт забрал увесистый бумажный пакет, в котором многозначительно звякнули бутылки.

   - Я больше пить не буду! - торопливо сказала Хоуп, чувствуя блаженный покой в районе пятки, когда ноги ступили на потрескавшийся асфальт дороги. Шлепанцы еще и по размеру подошли.

  -  Успокойся. Это не то о чем ты подумала. Идем!

Квартира на третьем этаже не обещала отличать особо от дома в целом — должно быть стандартная и посредственная...

Саднящая пятка была настоящим спасением, в противном случае досада из-за того, что затея попросить денег у Илая Купера провалилась, быстро достигла старой доброй истерики. Физическая боль притупляла пограничное состояние полного отчаяния, но Хоуп успокаивала себя тем, что никто не отменял такой проверенный способ, как шантаж в отношении отца, которому в скором времени нужно будет выбирать между дочерью и мерседесом.

Щелкнув выключатель, Бенедикт по-хозяйски прошел вперед, чтобы выгрузить снедь на кухне. А Хоуп так и осталась стоять в дверях, пока ее глаза, ослепленные от белизны стен и яркого света, не сфокусировались на огромных черно-белых фотографиях.

На самой большой, висевшей в центре были изображены дети в рыбацких лодках. Явно забравшиеся туда без разрешения взрослых, они навсегда были запечетлены в момент своего обнаружения поджарым стариком, который бежал к ним, а они от него. Окруженные тысячами брызг морской воды, с неописуемым счастьем на лицах. Одетые только в видавшие виды шорты, босые и счастливые, они знали, что старик не станет их особо бранить и по большей части играет с ними.

На фоне скромных деревянных домов рыбацкой деревушки, открывалась картина искренности и неподдельных эмоций, которые вызывали желание смеяться, вместе с этими детьми — выходцами из простых семей работяг. Здесь нет жалоб на скромное и стесненное положение, здоровье, непонимание, грубость, оскорбления. Только детство и такая далекая от него старость, но не немощная и озлобленная, а счастливая.

    - Это ты... То есть, твои? - только и смогла произнести Хоуп, чувствуя, что не в силах отвести взгляд столь незамысловатой картины, но таких сильных, настоящих эмоций.

Бенедикт прекрасно понял, что она хотела сказать. Скрестив руки на груди он оперся от столешницу, наслаждаясь реакцией Хоуп, но ее разодранная пятка не давала ему покоя.

  - Да. Эти фотографии я сделал, когда жил в Бразилии. Ничего лучше после них, ничего не было, как я ни старался, - Хоуп смогла отвлечься только когда около нее замаячил высокий запотевший стакан с холодным соком.

Она машинально сделала глоток. Легкий привкус фруктов, довольно необычно сочетавшихся удачно оттеняли пузырьки газа.

   - Мамин фирменный лимонад. Не знаю из чего она его делает. Это страшный секрет, но вся семья из-за этого напитка на коротком поводке. Мне чудом удалось увести из холодильника пару бутылок, - тон Бенедикта был почти заговорческий, на что невозможно было не рассмеяться.

   - У тебя были выставки? - наконец-то Хоуп смогла осмотреть все жилище, отмечая, что мебель была даже скромной на первый взгляд и только наметанный глаз различит руку дизайнера.

Много комнатных растений, звездой среди которых был потрясающий папоротник подвешенный перед окном в пол. Маленькая смежная кухня, явно часто использовалась, но сияла чистотой. Отделенная от гостиной небольшой перегородкой, спальня могла похвастаться небольшим уютным балкончиком. Пока Бенедикт суетился на кухне, Хоуп, увлеченно рассматривая фотографии следовала за ними, попутно изучая обстановку. С ничтожным укором своей совести, нужно было признать, что ее комната не может похвастаться таким же безупречным порядком.

   - Нет. Ты одна из немногих, кто, вообще, их видел.

   - Но почему? Прости, я не особо разбираюсь в искусстве, тут уж мой папа преуспел, но... Здесь целая история в одном изображении. Люди не знакомые, но сколько забытых собственных воспоминаний оживают и все как одно, возвращают в лучшие моменты жизни., в детство...

В спальне одна стена широким нахлестом прикрывала крохотный кабинет. Стол был завален кипами папок, толстыми фолиантами справочников, распечатками с медицинских сайтов. Значимая информация была обведена маркерами. Сотни ярких стикеров выглядывали из страниц, свидетельствуя о том, какой колоссальный труд был проделан, чтобы человеком не обладающим медицинским образованием.

Немного отклонившись назад, Хоуп выглянула из-за угла. Бенедикт колдовал над сандвичами и как раз потянулся за широкой тарелкой, как вдруг, схватился за спину и тихо выругался.

   - Все верно. Зная, как извращаются очевидные и самые простые вещи, я не смогу вынести в свой адрес критики. А без стервятников-искусствоведов, увы, не обойтись.

   - Когда это тебе было дело до общественного мнения?! Спина до сих пор болит?

   - Что? Ах, это! Нет, уже почти прошло, - Бенедикт выставил угощение на стол, когда Хоуп подошла и не говоря ни слова усадила его на низкую банкетку.

Нахмурив брови она стала за спиной Купера и прикоснулась пальцами с обеих сторон шеи, словно что-то искала. Затем ладонь немного надавила на затылок, принуждая Бенедикта немного наклонить голову вперед, а правая рука внезапно медленно поползла под рубашку. Пальцы приятно обтекали позвонок за позвонком, от чего кожа покрылась мурашками и Бенедикт блаженно закрыл глаза, проглотив все возражения. Но не тут-то было.

Одно точное и резкое нажатие и все тело будто пронзило ударом тока, когда тонкий женский пальчик с огромной силой надавил на точку между позвонками в районе груди, да так, что дыхание остановилось, а из горла вырвался кашель.

   - Отлично! И еще немного..., - бодро заявила Хоуп игнорируя тот факт, что Бенедикт отчаянно вцепился в край стола и замахал головой, но ее рука спустилась на два позвонка ниже и проделала тот же фокус.

Адская боль пронеслась по всей спине и вспышкой прострелила голову.

  -  Точки да-шу и фэн-мень, - авторитетно заявила Хоуп, мягко проводя ладонью снизу вверх, тем самым разгоняя кровь. - Сюда бы пару игл. Но ничего, сейчас полегчает.

Когда способность дышать вернулась к Бенедикту, он с опаской поднялся с банкетки и осторожно потянулся, понимая, что мышцы расслабились, а шею можно было поворачивать, как угодно.

Как ни в чем не бывало Хоуп уселась за стол и цапнула с тарелки аппетитный бутерброд, внимательно наблюдая, как растерянность на красивом лице Купера, сменяется смешливым выражением.

   - Опасный ты человек, Хоуп Ванмеер. Голыми руками творишь чудеса.

   - Все благодаря Тео. Я слишком долго его донимала со своим остеохондрозом, пока он не психанул и потратив почти месяц драгоценного времени, показал, как бороться с хронической напастью.

Пытливый взгляд впился в Хоуп и отрицать очевидное становилось все труднее и труднее. Бенедикт сейчас отдал бы много за то, чтобы ее руки вернулись под его рубашку. Выкинь такой фокус любая из его бывших подружек, Нэд непременно воспринял бы это, как попытку соблазнить, но в этом случае, даже сама мысль о флирте со стороны Хоуп показалась смешной. Ее уверенные движения не несли в себе ласки или нежности, только нацеленный прагматизм, продиктованный желанием помочь.