Без лишних подробностей и расшаркиваний, ясно и понятно.

Хоуп справилась о состоянии своих пациентов и удивилась тому, что и сегодня у Сэмма было вполне «рабочее» давление. И так, стабильное состояние на протяжении целой недели, практически, не оставляло сомнений, что лучшего времени для хирургического вмешательства, просто, не будет.

Ужин с Купером отошел далеко на второй план и Хоуп, не без угрызений совести, игнорировала бабушкины советы на счет вечернего наряда. И для того, чтобы погрузиться в блаженную тишину, на автомате согласилась на простое, элегантное платье, отвергнув туфли на высоком каблуке, чуть ли не в грубой форме.

Оставшееся до вечера время заняли бесконечные звонки по телефону.

Хоуп, как подменили. Ее глаза не задерживались ни на бабушке, ни на Мегги, которая готовила обед, хоть взгляд и был устремлен на малочисленных обитателей большого дома.

Слова Альберта подтвердились, и белый порошок не привел к летальному исходу, а пузырек с успокоительными пилюлями, который для пожилой женщины выписали на месяц, опустел на треть, за каких-то шесть часов.

Явно не надрываясь над своей внешностью, Хоуп, словно манекен сидела за письменным столом в своей комнате, собравшись за час до положенного времени, когда Купер должен был за ней заехать. Она задумчиво водила пальцем по рамке с фотографией матери, которая стояла на ее письменном столе. Лучезарная, беззаботная улыбка, сияющие глаза красивой женщины в струящемся легком белом платье никак не вязались с дешевыми пластиковыми бусами дешевого лазурного цвета на шее, которые Хоуп подарила ей в тот день... Сейчас бы спросить совета у самого близкого на свете человека, пожаловаться, чтобы найти утешение, а не силиться принять на себя непосильную ношу в виде ответственности за чужие жизни. Хоуп давно перестала плакать, глядя на это фото. Сердце только запнулось на ударе и неприятно кольнуло.

Так было всякий раз, когда возникали проблемы или неприятности. Под кожей начинало противно зудеть, все тело дрожало от нетерпения и нередко решения принимались необдуманные и скоропалительные, чтобы облегчить гнетущее состояние.

На вкус Уны, ее внучка выглядела довольно сдержанно. Черное облегающее платье облегало стройную фигуру, немного макияжа и лицо засияло, но мрачная гримаса портила всю картину. Ей Богу, Мария Кюри после очередного провального эксперимента.

По гостиной разнесся звук дверного звонка и, подпрыгнув от неожиданности, старушка заковыляла вниз, строго настрого запретив Мегги приближаться к двери, чтобы никто не помешал оценить «новенького».

Звонок пролился короткой колокольной мелодией еще раз и Уна чертыхнулась.

   - Секундочку!

Распахнув дверь, женщина к своей досаде оказалась лицом к лицу с огромным букетом разноцветов.

   - Добрый вечер! - послышался из-за этого пестрого, ароматного безобразия низкий мужской голос и Уна мгновенно вспомнила чудесный тембр Кларка Гейбла.

    - Добрый, добрый...! - женщина приняла цветы и тут же замерла в восхищении, оглядывая с ног до головы мужчину, в дорогом костюме, который выглядел невероятно строго и сдержанно, а многообещающим штрихом был лишь расстегнутый на две верхние пуговицы верх белоснежной рубашки. - Мое имя Уна, я бабушка Хоуп. Проходите, располагайтесь, Мэри принесет Вам.... все что захотите.

Глаза старухи наполнились решимостью, и Бенедикт был настойчиво усажен в кресло, а с кухни выпорхнула полноватая женщина и, представившись Мегги, спросила, не желает ли гость освежиться лаймовым джулепом.

Впрочем, ответить Бенедикт не успел, как его невеселые мысли прервались самым натуральным свистом, после которого от темноты в углу отделился черный сгусток.

Им оказался, совершенно инфернального вида пес, который протрусил через всю гостиную к старушке и буквально, помог поднять по лестнице.

Подавив огромное желание протереть себе глаза, Бенедикт воспринял происходящее, за норму. Это же дом Хоуп Ванмеер. Мозг еще не отошел от беспокойного и тяжелого сна в доме родителей. С тех пор возможности отдохнуть больше не представилось, а память так и подсовывала лицо сестры, которое было полно отчаяния и безнадеги.

Шерил неуклюже соврала, что папку Маккардена она не просмотрела, якобы предоставив это дело профессионалу, чтобы не смазать ход изучения фактов.

А они были неутешительными...

Вернувшись к себе, Бенедикт принял холодный душ, после которого кровь разогналась в теле и принесла долгожданную бодрость, сварил крепкий кофе и засел за изучение истории болезни.

Чуть больше дюйма толщиной, папка содержала множество анализов, заключений нескольких нефрологов, терапевта, хирурга, физиотерапевта, договора на обработку информации, анкета и т. п. Часть истории была заполнена на немецком и Бенедикту в коем-то веке пригодилось владение им в совершенстве. За несколько часов, дело было изучено и перечитано два раза, а ощущение радости от того, что эти бумаги была в его руках, после стольких нарушений закона, покинуло бесследно, уступив место пустоте.

Должна быть хоть одна зацепка, не соответствие, но анализы не противоречили друг другу, а подобный объем было очень трудно подделать, учитывая, сколько специалистов было задействовано.

А потому, самым мудрым решением было отпустить ситуацию, проветрить голову и начать искать другие факты, которые могли пролить свет на произошедшие события.

Успехи в проветривании, впрочем, были колоссальные!

После того, как старушка благополучно добралась до верха лестницы, буквально, через минуту, псина в два скачка преодолела все ступени и неистово заскреблась в парадную дверь, виляя хвостом, как щенок.

С побелевшим от страха лицом, Мегги по стенке доплелась на ватных ногах до двери и выпустила пса на улицу, но причиной столь буйного поведения было далеко не желание справить нужду. В скором времени, собака вернулась, и дверь снова заходила ходуном, будто в нее ломился отряд спецназа.

Дог вернулся с «добычей».

Стараясь сохранять невозмутимость, Бенедикт проводил зверя полным изумления взглядом, ведь тот вернулся с женской туфлей в пасти.

    - Это считай мое последнее желание! Никаких балеток! Туфли и точка! Мужчина, с которым ты сегодня ужинаешь, достоин даже пары кровавых мозолей, так что будь добра! Мышонок, я полностью одобряю обмен! Как от него пахнеееет..... Мамочка родная!

Уна возмущенно махала руками и семенила по комнате внучки, подбирая с пола ненавистную ей обувь. Хоуп и не поняла, откуда у бабули взялось такое проворство, но факт оставался фактом. Балетки были выкинуты в открытое окно, после чего на сцене очутился Гард и, восприняв происходящее за игру, ретировался в сад, чтобы услужливо принести обратно уже прокусанные насквозь лодочки.

    - Это дружеская встреча, а не свидание! - задумчиво протянула Хоуп, когда внезапно наткнулась в комоде на бархатный футляр с роскошным колье и серьгами, презентованный Уной.

   - Это судьба, а не дружеская встреча. Такой генофонд! Еще скажи, что он у тебя в подчинении?! - балетки повторно полетели в окно и Гард снова кинулся прочь из комнаты.

    - Сейчас так не говорят, бабуль, но фактически да.

    - Проклятая толерантность! Поэтому мир и рушится. Происходит подмена ценностей, которая уже аукается человечеству. К чему это я? Ах, да! Так ты хоть пользуешься своим должностным положением?

   - Все! Я их надела! - туфли заняли свое место на миниатюрных ступнях Хоуп и она недовольно поморщилась.

Не разношенные.

    - Можешь не ночевать дома, - стараясь не кричать во весь голос, напутствовала внучку Уна, театрально придерживаясь за сердце.

Пожилая женщина притаилась за углом лестницы, жадно созерцая прекрасную метаморфозу, которая произошла с лицом мистера Купера. Его глаза не горели вожделением, и рот не приоткрылся от удивления, тело не напряглось, это было нечто другое, совершенное и настоящее.

Не любовь, даже не влюбленность, но фундаментальное открытие, словно была подтверждена самая противоречивая гипотеза.