Осталось несколько часов. Они пролетят незаметно…

О гендерном равенстве

Всё чаще слышу разговоры на тему равенства мужчины и женщины. Происходят они, вероятно, по какому-то недоразумению. О каком равенстве может идти речь? Современной женщине надо успеть сделать всё то же, что и мужчине, плюс выносить ребёнка, родить его и поставить на ноги. Разница надо, сказать, весьма существенная.

Ребёнок до трёхлетнего возраста (как минимум) нуждается в ежесекундной опеке. Когда я говорю «ежесекундной», я не преувеличиваю. Кто растил детей, тот знает: достаточно двухлетнего ребёнка оставить без внимания на несколько секунд, и будет набита шишка.

Что же получается в итоге? Вместе с беременностью (суммируем) – четыре года. Критически важно, по многим причинам, чтобы четыре года каждая мама могла провести со своим ребёнком.

А если женщина вознамерится родить не одного, а двух детей последовательно? Путём несложного арифметического действия получаем приговор: восемь лет. Я хочу знать название той карьеры, которую можно безбоязненно остановить на восемь лет, а потом снова продолжить.

Надежда на то, что современная женщина будет рожать детей очертя голову (из-за страстной любви, например), всё ещё есть, но она от года к году будет всё призрачней. Женщине, чтобы решиться на материнство, нынче нужны надёжные гарантии, как законодательные, так и финансовые, и морально-психологические в том числе.

О каком же равенстве между мужчиной и женщиной может идти речь?

Постскриптум. На размышления навела статья в СМИ о том, что Италия столкнулась с рекордно низкой рождаемостью и правительство страны планирует за рождение третьего ребёнка выдавать земельный участок.

Любовь это гравитация

Люди – это планеты.

Любовь – это гравитация.

Каждая планета неповторима. Своеобразен её ландшафт, климат, тайны.

Планеты-звёзды притягивают к себе с неодолимой силой. Все их многочисленные спутники залиты ярким светом и обласканы теплом, которое планеты-звёзды генерируют в своих недрах.

Планеты-одиночки закованы в ледяной панцирь, как в броню, и предпочитают обретаться вдали от скоплений звёзд, на краю галактики.

Планеты-астероиды бесформенны и неуклюжи. Вечные странники на просторах вселенной.

Люди – это планеты.

Любовь – это гравитация…

Тутмос и Нефертити

Те, кто родился и вырос в «совке», помнят, как советская цензура табуировала произведения искусства, запрещая их просмотр. Снятый фильм, показавшийся цензору «неправильным», ложился на полку и не доходил до кинотеатра. «Опасное» литературное произведение не печаталось типографиями, не публиковалось в периодике. И так далее. Но, по моему мнению, андеграунд был и в Древнем Египте. Изображение царицы Нефертити – отличный пример!

Чтобы моя мысль была понятна, я напомню, что это изваяние было обнаружено археологами… знаете где? В мастерской придворного скульптора Тутмоса, которого и принято считать автором. В мастерской! Не в царском дворце, не в покоях Нефертити, не в каком-нибудь храме или присутственном месте. Судя по всему, изваяние было спрятано от посторонних глаз самим Тутмосом, причём так надёжно, что предстало перед человечеством лишь три тысячи лет спустя.

Почему Тутмос так поступил? Потому, что изваяние Нефертити выполнено им вопреки древнеегипетским канонам. Перед нами не икона, не божество в человеческой личине – а Женщина! Возможно, увидев предмет будущего творчества, скульптор испытал такой восторг, что все вложенные в его мозг каноны рухнули. Их место заняла любовь. И он стал старательно «прорисовывать» каждую ложбинку на Её прекрасном лице.

А когда работа была окончена, Тутмосу оставалось лишь убрать её в самый дальний угол мастерской, дабы не попалась она на глаза какому-нибудь жрецу. Ибо если бы обнаружили её древнеегипетские цензоры – не сносить бы Тутмосу головы.

Разговор с облаком

Высоко надо мной проплывает Облако. Неведомое. Недосягаемое. Как и Она.

– Эй, задержись! Хотя бы на минуту.

Нет, не дозовусь. Утончённый слух Облака из всех голосов предпочитает пение птиц.

В белые локоны Облака вплело свои лучи полуденное солнце.

– Ты ослепительно! Ты восхитительно! Как и Она.

Заметит ли меня Облако? Вряд ли. Небесная лазурь его взору милее.

Поцелуй с Облаком, как и поцелуй с Ней: прекрасная, но несбыточная мечта. Кому дано заключить в объятия порыв ветра?

– Не исчезай из вида! Останься!

Надежды тщетны. Нужно научиться добывать счастье из ожидания.

Ветер всё сильнее. Облако меняет очертания и цвет, хмурится. Вот, оно уже клубится грозовой тучей. Скоро засверкают молнии, грянет гром, и из Облака прольётся дождь, чтобы пробудить на земле всё дремлющее и воззвать к жизни бесплодные пустыни.

Вот и всё! Облако удаляется, подарив мне упоительные минуты возвышения над суетой, над тщеславием. Оно следует своим, только ему ведомым, путём. Исполняет своё призвание. Как и Она.

– Мы ещё когда-нибудь встретимся?

Нелепый вопрос. Впрочем, это ведь не вопрос. Это признание!

Книга жизни

Каждый человек пишет собственную книгу. Всю жизнь, день за днём. Не сочиняет, а именно пишет. Точнее, две книги. Одна из них – Книга Любви. Другая – Книга Ненависти.

Книга Любви изначальна. Если кто-нибудь покушается на то, что в ней хранится, то только тогда появляется Книга Ненависти. Вероятно, человека ярко характеризует объём этих двух книг, или соотношение их объёмов.

Обе книги регулярно перечитываются составителем, чтобы не забывалось. Иногда страницы, или целые главы, переосмысливаются, переписываются наново, и герои одной книги перекочёвывают в другую.

Есть ещё и третья Книга. В неё попадают те, о ком Данте сказал: «они не стоят слов, взгляни – и мимо». Это даже не Книга, а так, вспомогательное справочное издание, которое заполняется наспех, и кладётся под низ.

По осколкам стекла

Мой сокурсник по институту, будущий актёр, как-то пригласил меня на спектакль, в котором сам исполнял одну из главных ролей. Спасибо! Приглашение было принято мной с удовольствием. В назначенный день, в урочный час, я появился в одном из местных домов культуры, в тесной комнатушке, которая гордо именовалась «малой сценой».

Спектакль начался с монолога, исполненного актрисой, также моей сокурсницей. Она в тот момент училась на факультете актёров театра и кино (имена вряд ли имеют значение, поэтому я их опущу). Скоро стало ясно, что речь пойдёт о любви мужчины к женщине, и что передо мной разыгрывается мелодрама. Он и Она – как раз мои сокурсники.

Действие приближалось в кульминации. Герои на сцене вдвоём. Они неподвижно застыли на авансцене, друг напротив друга, у противоположных порталов. По замыслу режиссёра, они должны были двинуться друг другу навстречу. Мизансценический символ сближения, примирения. Зал замер в ожидании. В этот момент прозвучал громкий хлопок, и с потолка, из софита, на сцену посыпались осколки стекла: взорвалась лампочка. Осколки оказались прямо перед героиней, преградив ей путь к возлюбленному.