Кафельников юркнул в неизвестно как оказавшийся на летной полосе черный автомобиль и был таков. Толпа журналистов моментально рассосалась. И пассажиры смогли уже спокойно погрузить себя и вещи в подъехавший автобус.
Солнце жарило вовсю.
В аэропорту Турецкого и Грязнова встретил худой загорелый и улыбчивый человек, представившийся майором угрозыска Андреем Трофимовым. Он был в потертых джинсах и футболке.
На вид ему можно было дать не больше сорока лет. Брови редкие, глаза голубые, постоянно щурится, ресницы короткие, взгляд рассеянный, но движения резкие, экономные, рост метр семьдесят пять — семьдесят восемь. Зато речь по-южному плавная, спокойная и обильная ненужными эпитетами и прилагательными, привычно фиксировал Турецкий. Затем спохватился: «Фу, черт, зачем это я?! Да, еще на левой руке внушительное кольцо-печатка. Редкая вещь для мента, и это хорошо…»
Казалось, Трофимов готов был разговаривать о чем угодно, кроме дела, но удивительно, что в то же время он постоянно куда-то торопился, укоризненно поглядывал на часы и пританцовывал на месте, видя, что собеседники не спешат. Сейчас он выдавал множество разнообразной информации о погоде, температуре воды, атмосферном давлении, количестве отдыхающих, президентских дачах и пр.
— Что с Малаховым? — спросил Турецкий.
— Малахов скончался, — любезно откликнулся Трофимов. И добавил: — А все же не слабо Кафельников уделал всех во Франции! Ну что, поехали? — Он подталкивал их к припаркованному на стоянке милицейскому джипу «паджеро» темно-синего цвета.
— Неплохо в Сочах упакованы, — оценивающе сказал Турецкий. — Как тебе, Слава?
Слава, погрузившись на заднее сиденье, реагировал довольно вяло.
— Это заслуга Малахова, он выбил пять машин для управления из одного тутошнего коммерсанта, — криво усмехнулся Трофимов.
— Ну а мы сейчас в управление?
Трофимов замотал головой:
— На похороны.
— То есть как — похороны?! Неужели кого-то еще?…
— На похороны Малахова. Мы успеем, если постараемся, — объяснил Трофимов, прямо-таки подпрыгивая за рулем. — В нашей гостинице для вас приготовлены одноместные номера.
— Я думал, со дня убийства прошло уже не меньше недели, — притворно удивился Турецкий. — Похоже, мы здесь здорово кому-то понадобились? Но почему такая суета, я так ничего и не понял.
— Когда убивают начальника угрозыска — не до смеха, — улыбнулся Трофимов и дал по газам. — А «дэзу», честно говоря, я пустил, чтобы вы поскорей прилетели: боюсь, что дело прикроют. А тут — все же столичные спецы, глядишь, начальство не посмеет. Я ведь вас помню, Александр Борисович. Пару лет тому назад был я в Москве на переподготовке и попал на ваши лекции в МВД. Вы тогда что-то рассказывали о новой практике нейро… лингвистического программирования, так вроде бы, да? Довольно интересно, но, как выяснилось, у нас в провинции — совсем неприменимо, — усмехнулся Трофимов.
— Вот как?
— Ага, я же все конспектировал, как честный пионер, тащился от этого страшно, а потом тут внедрять пытался. Завалил быстренько пару дел, получил пистон от Малахова — на этом все и закончилось.
Трофимов гнал невероятно, даже и не пытаясь попасть в «зеленую волну» и совершенно игнорируя светофоры. Искушающе-летний курортный город стремительно проносился мимо. Непостижимым образом ощущалось близкое присутствие моря. Это чувство расслабляло и умиротворяло.
«А нельзя, нельзя, — подумал Турецкий. — Сколько же я здесь не был? Последний раз, кажется, мы с Иркой года четыре назад в „Жемчужине“… Или больше?… Да-да, эту холяву нам Меркулов подкинул…»
Раздавшийся негромкий храп засвидетельствовал глубокий и здоровый сон Грязнова.
— Давайте по порядку, Андрей… по отчеству?…
Трофимов махнул рукой: обойдусь, мол.
— Жена Малахова говорит, что об этой охоте она ничего заранее не знала. Дети тоже не слышали.
— Я хочу с ними поговорить, — сразу сказал Турецкий.
— Конечно. Но не на похоронах же. Значит, об охоте муж наговорил ей на автоответчик: дескать, приехали два старых приятеля, и мы с ними немного порыбачим там, постреляем. Вернусь через два дня. Жена переполошилась: как — через два дня, у нас же завтра то-се, пятое-десятое. Позвонила в управление помощнику — тот ничего не знает. Проходит день, два, три. На исходе третьего Малахов выползает на дорогу из яковлевского леса и там умирает, на руках у случайного водителя.
— Что на нем было?
— Охотничье снаряжение вы имеете в виду? Было, было. Все чин чинарем.
— Понятно. С этим вашим случайным водителем тоже нужно пообщаться.
— А вот это — дудки, — ухмыльнулся Трофимов. — Не выйдет. Вчера вечером он разбился на машине.
— Сам? Или его разбили?
— Выясняем. Но похоже — нет. Молодой дюжий парень, хотя всего девятнадцать лет, пацан еще фактически! Но уже — профессиональный автогонщик. Должен был выступать в «Формуле-3». Забавно, правда? Спрашивается: как такой субъект мог банально разбиться? Алкоголя в крови не нашли. — Трофимов глянул на спящего Грязнова и подмигнул Турецкому.
Турецкий промолчал, задумавшись.
«Не слишком ли вольно ведет беседу Трофимов? Что-то есть, пожалуй, в этой свободе настораживающее. Или истерическое? Или я фантазирую?»
Трофимов глянул на часы:
— Можем опоздать. — Он прибавил газ. — В общем, тупик — полный. Малахов лично занимался многими делами. И врагов у него, я полагаю, хватало. Но ничего конкретного у нас на них нет, мотивы отсутствуют. Надо искать этих его приезжих приятелей. Но как?! Уму не постижимо. Никто про них ничего не знает. Все приятели Малахова — наперечет. Сидим тут как идиоты, думу думаем.
— А кто теперь будет начальником уголовного розыска?
— Боюсь, что я, — признался Трофимов. — Пока что исполняю обязанности. Сто лет он мне был нужен, этот геморрой. Я что-то не то сказал?
— Какими делами последнее время занимался Малахов?
— А вы были с ним знакомы? — прищурился Трофимов.
— Отчасти, — соврал Турецкий, сам не зная зачем.
— Ну тогда вы знаете, что его никогда не хватало на что-нибудь одно. Вот информация по этому поводу, я специально захватил. — Он протянул Турецкому папку. — Дело о большой партии наркотиков из Таджикистана… Похищение помощника личного представителя президента… Пожар в гостиничном комплексе… Пропажа тринадцати фильмов из программы кинофестиваля…
— Кинофестиваля? — удивился Турецкий. — Это так важно?
— А как же. Из всех искусств для нас важнейшим является оно. Это же политика. А фильмы пока что не найдены. Скандал разгорелся приличный.
Они проехали мимо украшенного бесконечными рекламными щитами зимнего театра. «Кавказский пленник», «Ревизор», «Тот, кто нежнее»… Перед ним стояло слишком много машин, преимущественно иномарок, суетились десятки людей. Очень странно, но буквально все их физиономии показались знакомыми. Играла музыка.
«Жара, — подумал Турецкий, — это все жара».
— Сегодня открытие, — объяснил Трофимов, — «Кинотавр», международный кинофестиваль, разве вы не слышали? Янковские там, рудинштейны всяческие.
— И что, среди этих тринадцати, — усмехнулся Турецкий, — были хорошие фильмы?
— Голосуй! Или проиграешь! — вдруг сквозь сон сказал Грязнов.
— Я знаю, что такое работать в Москве, — сообщил Трофимов. — Все вокруг начинают казаться преступниками. Но поверьте, и у нас здесь сейчас это недалеко от истины. И встревать в их дела иногда себе дороже.
Турецкий совершенно искренне согласно кивнул. Потом спросил:
— А как насчет леса?
— То есть?
— Где охотился Малахов. Прочесали? Там вполне могло что-то остаться. Разве не ясно, что нужно проследить путь — как он выполз на дорогу?
— Это же огромное пространство. Туда надо полк солдат закинуть, чтобы что-то найти! Не говоря уже о том, что дождь в тот день сильный был, вряд ли что сохранилось.
Турецкий пожал плечами:
— Дождь дождем. Значит, придется отправить полк.
Трофимов довольно потер руки:
