Словно чувствуя, что на его сокровище покусились, несчастный Карлос застонал и открыл глаза.

Когда он увидел, что его отец рассматривает портрет прекрасной австрийки, он испустил горестный вопль и попытался привести в движение свои парализованные члены.

– Ты не заберешь и ее тоже! – пробормотал он. – Она моя!

Дон Фелипе спокойно закрыл футляр и уронил его на грудь сына.

– Если твой брат был святым, принц должен скоро поправиться, – сказал он францисканцу.

Затем король прижал к носу надушенный платок, поскольку запах уже становился невыносимым, и покинул спальню, чтобы помолиться за Карлоса в молельне кардинала Хименеса.

Хуан, которого король более не удерживал, поспешил в свою собственную комнату, где, все еще во власти ужаса от атмосферы мрачности и смерти, царящей внизу, настежь распахнул ставни изящных арочных окон.

Солнце едва миновало зенит, его золотое сияние заливало сад.

Хуан подумал, что никогда еще сад не казался ему столь прекрасным, он долго стоял и любовался его яркими красками. Красные, розовые и белые цветы олеандров выделялись среди упругой темной листвы, под сенью кипарисов, лавров и деревьев грецкого ореха цвели лилии и алые розы.

Пальмы и перечные деревья были высажены вдоль стен, а с солнечной стороны дворца росло несколько гранатовых деревьев, и ярко-алые цветы на них были подобны язычкам пламени.

Звонко пела птица.

Хуан поднял лицо к небу, прищурив глаза от слепящего солнца, как северянин прищурил бы свои от света самого неба.

Он потянулся и вздохнул.

Он непременно станет великим. Король даст ему возможность выдвинуться. Он станет инфантом Кастилии – и королем.

Какая еще судьба может ждать сына великого императора Карла?

Не призывая слуг, Хуан начал переодеваться.

Со вздохом облегчения он расстегнул брыжи и снял их, обнажив сильную молодую шею, на которой остались следы от слишком тесного воротника, затем начал расстегивать дублет.

Тут же помятая голубая роза упала с его груди на черные плитки пола.

Донья Ана! Он должен был передать для нее письмо. Он должен был сказать ей, что он уезжает и что вернется. Она была чудесной, и она ждала его. Он поднял цветок, который некогда украшал ее волосы, и поцеловал его благоговейно, как если бы это было распятие.

Сегодня, наконец, он пойдет и найдет старую Эуникию, которая чешет шерсть на берегу реки Энарес.

Едва он принял это решение, на пороге его комнаты показался Онорато Хуан. Король прислал за ним, король желал его общества.

Хуан вновь спрятал на груди бедный цветок, ответ хозяйке которого он вновь был вынужден отложить, переоделся и спустился к дону Фелипе, который уже вознес все свои молитвы и теперь обедал в мрачной столовой грибами, фаршированными взбитыми белками с сахаром и фруктами.

Донья Ана де Мендоса-и-де-ла-Серда, жена Руя Гомеса де Сильвы – графа Мелито и принца Эболи и самого могущественного министра в Испании, сидела в своих покоях в Эскориале, новом дворце, возводимом королем близ Мадрида.

Ее пышные черные юбки струились воланами, и каждый волан был подшит широкой серебряной лентой, облегающий лиф был оторочен серебряной тесьмой, а волосы скрыты под чепцом и черной вуалью.

Нить серебряных бусин обвивала ее шею, в ушах поблескивали серебряные серьги, ее умное некрасивое лицо было маленьким и болезненно-желтоватым, глаза – большими и выразительными, но лишенными яркости и блеска.

Она сидела перед громоздким деревянным ткацким станом для работы над гобеленом и ловко пропускала сквозь натянутые на его раму нити основы челнок, обернутый цветной шерстью.

Под ее рукой была корзинка с шелковыми нитями, у ног лежала маленькая испанская собачка, а рядом с нею стоял король Испании, с ног до головы одетый в черное и в брыжах, украшенных золотой вышивкой.

– Как вы предполагаете поступить с этими двумя мальчиками? – резко спросила принцесса Эболи, не поднимая взгляда.

– Алессандро будет принадлежать армии, а Хуан – церкви, в соответствии с волей моего отца, – ответил король.

– А! Воля покойного! – воскликнула принцесса. – Нам следовало бы учитывать склонности живых.

– Он преуспеет на духовном поприще, – холодно сказал дон Фелипе.

Жена Руя Гомеса де Сильвы не отрывала взора от своего быстро порхающего челнока.

– Он всего три дня при дворе, – ответила она, – но мне уже ясно, что он никогда не сможет стать священником.

– Почему, сеньора?

– Господи! Он очень красив и обладает исключительным талантом угождать и нравиться. Он способен завоевать расположение любого человека и делать все, что захочет. Это исключительный юноша, дон Фелипе.

– Опасные качества, – прошептал король, прикусив полную нижнюю губу.

Принцесса посмотрела на него холодным и расчетливым взором.

– Используйте их, – сказала она, – используйте его, привяжите к себе, завоюйте его верность, очаруйте, приманите – вы всегда успеете уничтожить его, если он станет опасен.

– Он честолюбив, – сказал король. – Безопаснее было бы сделать его священником.

– Он не смог бы хорошо служить вам, не обладай он честолюбием, – быстро ответила она. – Используйте его честолюбие. Используйте себе на пользу и, если понадобится, ему на погибель.

– Ах, Ана, ваши советы всегда столь ценны, – признал король, с уважением глядя на нее. – И если вы полагаете, что мне следует оставить этого юношу в миру, я так и поступлю.

Донья Ана взглянула на него прямо.

– Вы нуждаетесь в таких молодых людях, как он, – сказала она.

Дон Фелипе болезненно побледнел.

– Вы думаете о Карлосе! – пробормотал он. – Господи! Карлос!

– Он выживет? – внезапно спросила принцесса.

– Его жизнь вне опасности, – ответил король. – У него на уме только женитьба на этой австрийке. Она очень хороша собой.

– Эрцгерцогиня? – резко спросила принцесса.

– Да.

– Сейчас у вас прекрасная жена, Фелипе, – сказала она.

– Так было не всегда, – ответил он угрюмо. – И Елизавета не проживет долго, Господь Всемогущий избрал ее.

– А кого избрали вы, сеньор, чтобы она стала следующей королевой Испании?

Он внимательно посмотрел на нее.

Она опустила челнок и горько сжала губы.

– Не говорите мне больше о прекрасных женщинах, – запальчиво сказала она. – Мне не интересны ваши куклы.

– Хуан и Алессандро тоже мои куклы, – ответил он.

– Нет, но, возможно, они станут вашими пешками, Фелипе, если вы найдете к ним подход.

– Кто из них, – спросил он с подозрением, – более опасен?

– Хуан, – тотчас же ответила она, – поскольку у него есть талант нравиться. Алессандро хитрее и будет более осторожен, но Хуан будет блистать.

– По-видимому, он надеется стать инфантом, – сказал король с подозрением. – Возможно ли, что он дошел до такой дерзости?

– Надежды юности не ведают пределов, – сказала принцесса с улыбкой, немного смягчившей ее холодное лицо. – Конечно, этот мальчик надеется стать инфантом – и королем.

Дон Фелипе содрогнулся.

– Прекрасное заблуждение подстегивает сильнее, нежели наказание, – продолжала донья Ана. – Позвольте ему тешить себя надеждами. Разве сможет незаконнорожденный мальчик причинить беспокойство королю Испании?

Дон Фелипе молчал.

– Тому, кто правит миром, нужны помощники, – добавила принцесса, заправляя в челнок лимонно-желтую нить. – И Всемогущий Господь послал вам этих двоих для того, чтобы вы могли их использовать.

– Я тоже так считаю, – ответил король. – Я лишь никак не могу решить, как их использовать наилучшим образом к вящей славе Господа и на благо Испании.

– Повремените немного, – сказала принцесса. – Позвольте мне понаблюдать за ними. А сейчас вам уже пора сопровождать королеву к мессе.

Она закончила накручивать нить и положила катушку. Затем встала. Когда она двигалась, было заметно, что она сильно хромает.

Она подошла к двери и отдернула темную портьеру.