– Вижу…

– Ветер прежний. Семьсот пятьдесят…

В оптический прицел – люди на той стороне ущелья, на каменной галерее – казались размером чуть больше человеческого ногтя. Но снайперу приходилось делать еще более сложные выстрелы.

– Наведи.

– Белая с красным чалма. Немного выше других. Второй от начала…

– Есть… Уверен, что это он?

– Уверен. Соответствует описанию.

Иногда – снайперы работали по описанию, иногда по портрету, даже порой фотографическому, хотя здесь это крайняя редкость: арабы не фотографируются, потому что считают, что с фотопортретом исчезает часть души, а изображать людей – запрещено Кораном. Британской разведке – пришлось приложить огромные старания к тому, чтобы добыть описание князя Самеда, по мнению аналитиков – наиболее опасного в этом геополитическом пасьянсе. Но если даже они и ошибутся – ничего страшного. Если они застрелят князя – его преемник будет более открыт для диалога. Если застрелят кого-то другого – оставшийся в живых князь сильно задумается о том, а правильную ли сторону он выбрал. Здесь мало думали о русских, о англичанах, о клятвах, которые давались и при малейшей к тому выгоде нарушались – в конце концов, принцип такия[12] свойственен не только рафидитам, обмануть неверного дело чести любого мусульманина, об этом слагают легенды. Но каждый здесь – заботится о своей жизни, особенно знатные люди. И князь – сильно задумается…

– Они остановились.

– Вижу…

Спайки не был уверен в ветре. Ветер в ущелье – крайне коварен и изменчив, ущелье действует как аэродинамическая труба. Хуже того – любой камень, любой валун, любой поворот ущелья, любая расселина – способна направить поток ветра в непредсказуемом направлении, и это будет ощущаться на протяжении мили, если не больше. Флаги, поднятые на башне, говорили о том, что князь находится во дворце, они вяло трепетали, тоже кое-что показывая… но нельзя полагаться и на них. Проклятое ущелье…

Он видел, как люди стояли по центру галереи, и один, в зеленой чалме что-то гневно доказывал, размахивая руками. Это отвлекало…

Поймав промежуток между двумя ударами сердца – снайпер спустил курок.

Попадания он не увидел, при выстреле изображение в прицеле смещается, кроме того, винтовку надо перезарядить – но на то и был второй номер, с более мощным оптическим прибором. Джеки увидел попадание – оно было в стену. Почему то никто не побежал – наверное, просто не ожидали. Любой солдат – такие вещи просекает с ходу.

– Деление влево! Вертикаль норма!

Ну, конечно, ветер. По вертикали он не ошибся, дистанцию и разницу по высоте между лежкой снайпера и точкой попадания он учел верно.

Снайпер выстрелил второй раз. В фильмах нередко показывают, как снайперы стреляют в голову, как голова разлетается от попадания высокоскоростной пули – но на самом деле это чуши собачья. Голова, мало того, что она невелика по размерам, так это еще и самая подвижная часть тела. Стрелять в голову сродни рулетке, тем более с семьсот пятидесяти и через ущелье. Снайпер – обычно целится по центру мишени, то есть в живот. Пулевое ранение живота в полевых условиях – почти всегда вилы, только не сразу. На раненого – нужно как минимум четыре человека, чтобы отнести его в санчасть, внимание доктора и лекарства… и все равно выжить шансов мало, особенно если перед ранением пострадавший подкрепился. Здесь приходилось целиться в грудь – потому что каменная стенка закрывала спорящих примерно по бедро. Проблем добавляло и то, что цель стояла боком, а не лицом – размеры убойной зоны много меньше.

И тут – цель повернулась, и посмотрела в сторону гор. Роскошный подарок!

Снайпер снова спустил курок. Цель пошатнулась и начала падать.

– Есть.

– Уверен?

– Вижу кровь. Они заметались…

Снайпер передернул затвор.

– Выше и правее.

– Понял. Семьсот восемьдесят. Выше на двадцать. Ветер тот же.

Снайпер еще раз выстрелил. Восьмимиллиметровая пуля – ударила в сам пулемет, выбила искры, и то ли рикошетом, то ли осколком от пули – ударила пулеметчика. Было видно искру от пулеметного станка…

– Попадание…

Пулемет прикрытия молчал – по ним не было сделано ни единого выстрела.

– Все. Уходим.

Огромная птица, с размахом крыльев больше тридцати метров, поднялась больше часа назад с аэродрома близ Верного и уже почти заняла эшелон одиннадцать – два нуля, то есть – одиннадцать тысяч метров, почти предел для этого типа самолетов. Четыре двадцатичетырехцилиндровых двигателя Юнкерс с мощностью в четыре тысячи двести лошадиных сил каждый – работали без отдыха, втаскивая пятидесятитонный самолет на высоту, на которой даже птицы не летают. Еще два года назад – потолок этого самолета составлял восемь с половиной тысяч метров – но эти двигатели были оснащены центральным турбонаддувом и системой впрыска закиси азота по методу профессора Курта Танка. В сочетании с полностью герметичной кабиной – это давало высоту, на которую заберется далеко не каждый истребитель и до которой добьет не каждый радар. И самолет, и двигатели – были изготовлены в России, самолет – по лицензии на фабрикации Сикорского, в Киеве, двигатели – на заводе Гуго Юнкерса в ближнем Подмосковье. По документам – самолет был продан военно-морскому министерству в качестве дальнего разведывательного и сейчас проходил испытания.

В оригинале – этот самолет мог нести до восьми тонн бомбовой нагрузки, оперируя на дальности в две с половиной тысячи километров или две тонны разведывательной аппаратуры, оперируя на дальности до семи с половиной тысяч километров. Данная модификация самолета была собрана в опытном цехе фабрики Сикорского и представляла собой промежуточную между разведывательной и тяжелобомбардировочной машиной. Вместо стандартной бомбовой нагрузки в восемь тонн – этот самолет мог нести одну бомбу весом в три тонны во внутреннем бомбоотсеке и две управляемые бомбы или ракеты весом в полторы тонны каждая – на внешней подвеске. Оставшаяся полезная нагрузка – была поделена между дополнительными топливными баками и разведывательной аппаратурой. Разведывательная аппаратура – состояла из двойной автоматической камеры марки Линник для аэрофотосъемки и отдельной камеры, находящейся в распоряжении штурмана. Остальная аппаратура – была предназначена для поиска, уклонения и наведения на цель.

В качестве аппаратуры поиска и уклонения – был использован германский радар типа Телефункен Нептун 240, первый современный радарный комплекс, до этого устанавливавшийся только на истребителях. А вот в качестве аппаратуры прицеливания – использовалась уже наша, русская разработка, представлявшая собой остроумно переработанную немецкую.

В одна тысяча девятьсот тридцать четвертом году – в берлинском аэропорту Тегель впервые появилась система слепой посадки самолетов, представлявшая собой систему из трех радиомаркеров, посылавших на приемник самолета три радиосигнала разной частоты. Перед пилотом – находилась простейшая панель приборов с тремя огоньками, синим, желтым и белым. Они и обеспечивали слепую посадку, последовательно загораясь по мере приближения к полосе. В распоряжении пилота – был так же «курсоглиссадный» приемник – он указывал отклонения от оптимального курса при заходе на посадку с помощью простейшего прибора, представлявшего собой подсвечиваемый крест. Если ты хотел правильно зайти на посадку – маячок надо было держать строго по центру.

Поскольку русские самолеты выполняли рейсы в Тегель – такое оборудование было и на них. И среди пилотов – был летный майор Белов – будущий создатель радиотехнического концерна «Беловъ», известных своими приборами марки «Нева». Отставной офицер, второй пилот стратегического бомбардировщика, он одновременно был инженером – изобретателем, первым его изобретением – было прицельное приспособление для стрелкового оружия, основанное на конструкции «электрического» прицела, используемого на оборонительных пушках и пулеметах стратегических бомбардировщиков. И смотря на изобретенную немцами систему, он начал задумываться над тем: а нельзя ли применить ее в качестве системы наведения управляемого оружия? Если эта система позволяет посадить самолет «вслепую» – что мешает ей точно так же привести в цель ракету или управляемую бомбу?