Марна предвкушающе рыкнула и начала поспешно раздеваться. Одежду сложила на дно сумки так, чтобы смягчать удары более тяжелых вещей по хребту во время бега. Накинув лямки на голое тело, девушка вздрогнула. Не от холода, звериное тело позволяло мириться даже с самыми лютыми морозами, а вот прикосновения грубой ткани к спине и ниже всегда заставляли ежиться. Связав крест-накрест несколько лямок на животе, Марна набрала в легкие воздуха, сосредоточилась и закрыла глаза. Превращение занимало четверть минуты, за которые тело поочередно содрогали волны жара от пяток до затылка, боли от выкручиваемых суставов и костей, смещающихся под диким углом, животного страха от того, что воздуха хватит всего на несколько ударов сердца, и, наконец, облегчения. Волчица мягко опустилась на передние лапы, открыла глаза и с наслаждением втянула носом воздух, наполненный ароматами хвои, влажной земли, близкого поселения и еще тьмы знает скольких составляющих… Ночь была волшебна… но всеми ее прелестями можно было насладиться и после, а сейчас Марну манил один единственный запах — запах ее жертвы. Влажно облизнув пасть, волчица сделала шаг вперед и уже мгновением спустя опушка опустела.

Поднялся легкий ветерок, загомонили ветви деревьев, передавая по цепочке скорую весть: «Бежшиииит… Спешиииит…», где-то в чаще недовольно ухнула и снялась в полет сова, широким кругом очертив место, где охотница сосредоточенно обнюхивала ствол дикой ольхи. Заволновались во сне бельчата, зевнула в берлоге медведица, подгребая глупого детеныша ближе к брюху… Марна знала обо всем об этом и воспринимала движение леса каким-то далеким, недоступным человеку чутьем. Однако невдомек было волчице, что в это же время его слушают и за несколько десятков верст от гор. Не знала оборотниха, что из мелкого с виду ручья поднялась совсем еще маленькая девчушка, склонила голову, выжимая из длинных волос остатки воды, затем прислушалась к шепоту листьев, недовольно поморщилась и цикнула на краешек луны, любопытно высунувшийся из пелены облаков. Светило тут же спряталось обратно, забрав с собой и так слабенькие лучики, до этого хоть как-то освещавшие лес. Темная мгла окутала пространство на лиги вокруг и казалось, что даже рассветным лучам солнца не удастся разогнать мрак, установившийся над предгорной местностью. А девочка совсем по-взрослому вздохнула и босиком направилась вдоль ручья, аккуратно ступая на замшелые камни.

Всего этого Марна не ведала, а если бы и видела собственными глазами, поверила бы?

Сиргай вывалился на небольшую поляну у речушки когда вечерние сумерки только-только начали наползать на вековой лес. Облака, застлавшие небо прошлой ночью никуда не делись, даже наоборот, набухли и низко нависли над голыми ветками, едва не вспарывая отяжелевшие бока об острые сучья. Впору бегать на болото да глядя на проклюнувшиеся цветни бабкиной высыпи гадать на урожай. Ежели зацветут сразу золотым — это к поспевающим полям пшеницы. Значит погожей будет весна, а за ней и лето, забитые закрома да сытая зима. Белые бутончики — так-сяк. Не вестимо какое раздолье, но и голодать не придется. Серые да гнилые цветни — к непогоде: али засуха, али наоборот лить будет словно с прохудившегося ведра. Придется потуже затянуть пояса, да пользовать все кринки в подполе. Хуже всего, конечно, если вовсе не успеет зацвести высыпь да морозом побьется. Тогда сколько не бейся — с земли и колоса не взростишь. На Сиргаевой памяти такого ни разу не случалось, а вот старики говаривали, что раньше частенько бывало…

С тоской вспоминал парень родную деревню, обнесенную низеньким частоколом — не от людей лихих защита, а от зверья дикого. Хлесинку вспоминал. Ради ж нее окаянной бросил отца и мать да подался на этот проклятущий заработок. Думал скопит пару златых да отгуляют свадьбу на зависть всем окрестным селам. Как там его краса чернобровая? Скучает ли, сидя у окна долгими предвесенними вечерами? Тяжко становилось на душе при мыслях о том, что не сдюжает такого расстояния сердце девичье. Найдет кого попригоже да поближе и не вспомнит о преданном сыне гончара…

Из-за этих невеселых дум едва не проворонил Сиргай единственную живую душу на несколько верст окрест. И то, даже услышав вдалеке плескание да звонкую незатейливую песенку, долго стоял и прислушивался беглец, разбирая не померещилось ли. А затем как рванул на просвет, словно и не человек по людскому истосковался, а зверь дикий добычу желанную учуял.

Вывалился из лесочка — аккурат возле длинных мостков, на краю которых полоскала гору тряпья девчушка, лет двенадцати от роду. Заметила его, да как завизжит! Сиргай едва не оглох от учуянного.

— Тихо-тихо, не бойся. — Выставил вперед руки и даже попятился чуть-чуть. — Человек я, заплутал вот, дорогу ищу.

— А не тать ты какой часом? — Девочка вмиг посерьезнела, кажется, даже сама устыдилась своего визга.

— Да побойся Совенны. — Парень возмущенно смотрел на серьезно сдвинутые брови да горстку буро-зеленой ветоши, которую дитя безотчетно прижимало к себе. — Заплутал, говорю ж. — Развел руками в подтверждение своих слов. — Даже вещей при себе никаких нет. Сиргаем кличут. Не подскажешь, где здесь деревню найти поблизости можно?

Ребенок задумчиво прикусил губу, а затем кивнул на противоположный берег.

— Тамыча через несколько верст Видмачи есть. Вон, брод в десяти шагах. Если поторопишься — к потемкам и успеешь.

— А ты как же? — Сиргай подозрительно прищурился, уличая девку в утаивании.

— А я с папкой в заимке живу, — ответила на то дитя, и поспешно добавила, — он охотник и не любит чужих. Может и палкой приласкать.

— Не собираюсь я к вам напрашиваться. — Угрюмо заверил парень, глазами нашаривая тот самый брод. — Ладно, спасибо тебе, девица. Выйду к людям — Совенне за тебя молиться буду.

— Меня Касей зовут. — Неожиданно расплылась лукавой улыбкой та, пока парень закатывал штанины чтобы не замочить ненароком в воде.

— Ну бывай тогда, Кася. — Не зная, что еще ответить, Сиргай неловко помахал рукой, развернулся и принялся аккуратно переходить речушку, опасно поскальзываясь на мокрых камнях.

Оказавшись на другом берегу, парень снова прощально кивнул нечаянной знакомой, затем отыскал в зарослях еле видимую змеящуюся тропку и, не оглядываясь, зашагал в направлении неизвестных Видмачей.

Девочка проводила сына гончара задумчивым взглядом, поворошила рукой тряпки, которые на самом деле оказались пучком старых водорослей, затем махнула упругим хвостом по воде да негромко промолвила:

— Расползайтесь уже, хватит каменьями слепыми прикидываться.

Дно речушки в том месте, где еще пару минут назад ступали ноги Сиргая заворочалось, взбурлило да раскаталось десятком серых толстотелов. Один за одним водяные расплылись в разные стороны, неизменно отвешивая прощальные учтивые поклоны русалке. Минута — и о броде не напоминало ровным счетом ничего. Речка словно облегченно вздохнула, успокоилась и ровным потоком понесла свои воды дальше на юг. Поляна опустела.

Марна всегда считала, что удача с самого детства болтается у нее за плечами. Благоговеть или благодарить судьбу за счастливый случай никогда не было нужды — ведь это все равно, что кланяться солнцу за то, что взошло в очередной раз. Увидит оно твое челобитье? Конечно нет. Продолжит ли свой путь по небосводу? Естественно да, ведь так заведено богами, ведь это обычный уклад нашего мира.

Волчице везло всегда и везде даже, казалось бы, в самых безнадежных случаях. Взять хотя бы ее первое превращение. Родители, едва не окочурившиеся от страха, не посмели пристрелить или пришибить на месте вертлявого щенка, всего лишь отнесли в глухую чащу, где через несколько часов Марна отыскала небольшую волчью стаю, принявшую оборотня в свои ряды. Или вот побег от слишком прыткого охотника. Кто мог предположить, что лапник вперемешку с ельником, которым замаскировали ловчую яму задубеет настолько, что без труда выдержит вес поджарого тела? А вот вес мужчины во всеоружии оказался критичным. Разглядывая через земляной край человечье тело, нанизанное на острые колья, волчица даже не удивлялась, ведь по-другому и быть-то не могло. А вот еще из последнего: девушка сама не понимала, как смогла прорваться на выход из пещер, уворачиваясь от летящих сверху каменных глыб, да еще и с тяжеленькой шкатулкой в зубах.