Но сейчас она с вновь неизвестно откуда взявшейся отвагой шагнула вперед.

— Эмма сказала правду?

Дэвид безвольно покачал головой.

— Нет, конечно, нет. Она говорила о себе. Это она презирает и ненавидит меня.

— Вы уверены, что она не считает свои слова правдой? — с тихой твердостью спросила Мэри-Маргарет, отважно встречая взгляд, которым Дэвид, похоже, пытался ее оттолкнуть.

Потом Дэвид коротко вдохнул, потер лицо о плечо.

— Я не узнаю ее, — негромко, обессилено сказал он. — Не могу понять, как… — Дэвид осекся, стиснул зубы, и Мэри-Маргарет увидела, как на его скулах заиграли желваки. — Моя дочь стала чудовищем, — жестко, непримиримо, бросил он, — и как бы я ни осознавал свою вину, Эмма остается им.

Мэри-Маргарет охватила себя руками, почувствовала, как губы нервно подергиваются.

— Странно, да? — тихонько начала она, глядя в окно. — Вы видите в ней холодную, жестокую женщину, способную на ужасные поступки, которую вы не можете любить, как дочь, а я вижу, — Мэри-Маргарет всхлипнула и улыбнулась уголками губ, — напуганную, потерянную, отчаянно ищущую помощи девочку.

Повисшее после ее слов молчание нарушали лишь чириканье расположившихся на карнизе окна трясогузок и тявканье привязанного во дворе щенка.

— Я люблю ее, — сдавленно произнес Дэвид.

Мэри-Маргарет покачала головой, быстро провела ладонью по глазам и обернулась.

— Иногда любви недостаточно. Потребуется немало мужества, чтобы бороться за тех, кого любишь. Или принять их, — очень медленно выговорила она и, подхватив сумочку, сжав плечи, скользнула к двери.

========== Глава 23 ==========

Услышав голос Голда, Белль, поднявшись с подоконника, на котором читала «Эгмонта», выбежала в гостиную и остановилась у приоткрытой двери. Перед камином вполоборота к Белль стояла немолодая женщина в глубоко декольтированном бордовом вечернем платье, с уложенными в виде короны каштановыми волосами, выделяющимися на бледном лице карминными губами и проницательными темными глазами.

Незнакомка обернулась, точно почувствовав взгляд Белль.

— А это кто? — мелодично рассмеялась гостья протягивающему бокал янтарного напитка Голду. Тот, не оборачиваясь, пригубил вино.

— Прислуга.

— Вот как?

Белль к тому времени скрылась за дверью, успев заметить только, как в гостиную вошел светловолосый мужчина в форме СС; ей сразу бросились в глаза украсившие форму два Железных креста.

Дверь так и осталась полуоткрытой, и весь вечер до Белль доносились отзвуки голосов. Точнее, до фразы, которая перекрыла все звуки.

У мужчины — Хельмута Валдена — был удивительно выразительный, богатый интонациями и переливами голос. Может, на контрасте с ним, а может, еще по какой-то причине голос Голда показался Белль еще более приглушенным, чем обычно. Разговор шел о “Жизель”, о Париже, Берлине, коснулся войны, перекинулся на работу. Она лениво ловила обрывки фраз, стараясь отогнать размытое, но овладевающее ею все сильнее ощущение тревоги, и вдруг выпрямилась, стиснув переплет руками.

— … и не глядя в бумаги, могу сказать: расследование по «Сторибруку» сильно затянулось, — голос Валдена заметно похолодел. — С чем это связано?

— С сильной разветвленностью сети, — прозвучал небрежно уверенный ответ Голда.

— Тем необходимее более энергичные меры.

Последовала пауза.

— Вы намерены вмешаться в мою работу? — равнодушно спросил Голд.

Гость усмехнулся.

— Всего лишь контролировать ее. Бросьте, Голд, вы знаете, я за этим и приехал. Кстати, слышал, одного из них — довольно ценный источник — вы пристрелили. В этом была необходимость?

Белль слушала тишину.

Ответ Голда не сразу дошел до ее сознания.

***

Она тщательно разгладила скомканный, кое-где порвавшийся газетный лист. Под руку с — она нетерпеливо пробежала глазами короткую заметку — штандартенфюрером Х. вон Вальдом Кора улыбалась поистине королевской улыбкой.

Заслышав шум открывающейся двери, она вновь скомкала газетный лист, отправила в корзину и, кинувшись навстречу оторопевшему Нилу, повисла у него на шее.

— Зе… Зелина… Когда ты приехала? — пробормотал Нил, пытаясь разнять ее руки и заглянуть ей в лицо.

— Сегодня! – быстро отерев выступившие на глазах слезы, Зелина рассмеялась, покрывая поцелуями его лицо, — и ты не представляешь, как я рада здесь оказаться!

***

«Единственная клетка, из которой нельзя выбраться, это та, которую мы сами захлопываем за собой», — слышала Белль собственные, раздавшиеся в этой комнате две недели назад, слова.

«Так и есть, так все и произошло, да, Белль?» — спрашивал пронизанный ядовитыми, беспомощно злобными нотами отдаленно похожий на ее голос. «Ты сама захлопнула за собой эту дверь, Голду и сторожить тебя нет нужды, ты никуда не денешься».

Как, когда все успело измениться настолько, что от мысли о том, что она может — должна — уйти из этого дома навсегда, в груди разливается холод пустоты? А уйти нужно, необходимо уйти прямо сейчас, пока она еще в состоянии ужасаться тому, что услышала. Пока все не перекрыли звуки его голоса, магия взгляда. Пока все, кроме желания изгнать боль из темных глаз, не стало безразлично.

Она сдернула с крючка пальто, толкнула оказавшуюся незапертой дверь.

***

— Кстати, забавное название — «Сторибрук», — протянула Кора, пробуя слово на вкус как глоток рейнвейна. — Точно из книги сказок пришло.

Голд едва заметно усмехнулся:

— Именно из сказочных историй и пришла большая часть кодовых прозвищ сторибрукцев.

Отставив бокал и сцепив кончики пальцев, он заговорил с серьезностью, которой легкая ирония придавала торжественность:

— Представьте маленький городок, точнее, предместье, заселенное героями сказочного мира. И не одного мира — нескольких, на любой вкус. Крюк, Прекрасный Принц, гномы Белоснежки, шервудский разбойник — словом, все знакомые с детства персонажи обретают новую жизнь, новую реальность. А затем, оглядевшись по сторонам, они, — Голд вновь потянулся за бокалом, — вдруг замечают, как несовершенен, с их точки зрения, мир, в который они угодили. И они начинают бороться. Героически, — он сделал паузу, — бороться.

Она плавным жестом переложила бокал из правой руки в левую.

— Не думала, что сказки хорошо сочетаются с героизмом.

Голд укоризненно покачал головой.

— Вы не помните сказки, Кора? В них очень, очень много героев. Почти столько же, — она затаенно улыбнулась, предугадывая следующие слова Голда, — сколько злодеев.

— Вот как? В «Сторибруке» водятся и злодеи? — томно протянула она.

— Разумеется, — Голд приподнял бокал. – Например, Королева… Сердец.

— Еще одна Королева?

Кора обернулась на голос Хельмута.

Серые глаза Хельмута сверкнули интересом, столько же острым, сколько неожиданным; Кора была уверена, что он задремал и не слышал приглушенного разговора.

— Она, разумеется, арестована? — небрежно спросил Хельмут.

Голд перевел взгляд на Кору.

— Это гипотетическая личность, — протянул он. — Пока что.

========== Глава 24 ==========

По мостовой прогрохотал патрульный мотоцикл, и Нил, держась поближе к середине улицы, невольно нащупал в нагрудном кармане куртки пропуск. Нервы расшалились, вот незадача. И не с чего, вроде бы. Аусвайс на этот раз изготовлен лучше некуда, да и подстраховка, криво усмехнулся он собственным мыслям, как выяснилось, у Нила-то-бишь-Бэйлфайра та еще.

Оберштурмбаннфюрер СС. Темный маг. Хорошо, что обоим есть дело до Нила Кэссиди.

Обоим.

Нил даже остановился, застыл посреди улицы.

В том-то и беда. Одним внезапным рывком Нил добрался до осознания: нет никаких “обоих”. Не в здешнем мире.

Это в Зачарованном Лесу он мог отделять отца от вселившегося в Румпельштильцхена чудовища.

Во Франции все иначе.

Здесь нет монстров, которые превращают крестьян в улиток и убивают служанок. Есть нацисты, которые пытают, сводят с ума, вынуждают на предательство, расстреливают.