– Мне пора, – мужчина уже стоял на пороге двери. – Можешь сходить в уборную и спускайся к гостям. Охрана быстро спохватится, если задержишься, так что не вздумай чудить.

Он быстро спустился в гостиную, где на диване, пыхтя и отдуваясь, один из гостей вжимал в диван проститутку. У той были пустые, остекленевшие глаза, и всё её тело колебалось, как кусок мяса, который хозяйка разделывает семье на ужин. Всё это мужчина миновал с абсолютным безразличием, скользя взглядом мимо предметов и лиц. Словно придя к какому-то внутреннему решению, он искал что-то совершенно определённое, и ни на что другое не способно было обратить на себя его внимание. Шагнув в соседнюю комнату, отделяемую от гостиной одной лишь аркой, он обнаружил небольшой бассейн, где Теншу и ещё один его приятель, пили коктейли, тогда как абсолютно голая девица сидела на бортике и стряхивала пепел с сигареты – дорогой, явно подаренной хозяевами. Она скользнула по Вишенгу ничего не выражающим взглядом и глубоко затянулась.

– Эээ, салют, приятель, – Теншу отсалютовал бокалом, но не рассчитал движения, и полупрозрачная жидкость потекла по руке. – Как отдыхается?

– Прекрасно, – губы мужчины растянулись в подобие улыбки. – Настолько прекрасно, что мне хотелось бы кое о чём переговорить.

– Это интересно.

– Как ты смотришь на то, чтобы отдать мне ту девчонку насовсем?

– Что, так понравилось? – хрипло засмеялся Теншу. – А ты с ней справишься? Такой дохляк? С этими девками нужна сила. Впрочем… Пять тысяч, и она твоя. Расписка швейцару.

– Издеваешься? Это все мои сбережения за двенадцать лет.

– Жизнь тоже дорогая штука.

– Она же ничего не умеет.

– Вот именно поэтому. Не притворяйся, что не понимаешь. Пять тысяч, и ни монетой меньше.

– Четыре пятьсот.

Теншу неторопливо отпил из стакана, задумчиво посмотрел его на просвет, на перекатывающиеся в глубине кубики льда.

– Это ведь эта, на треть дроу? Да? Ну и что ты жмотишься? Ей всего двадцать лет. Симпатичная. Между прочим, неправда, что она ничего не умеет, ты у неё не первый. И послушная: как приехала, никаких проблем от неё не было. Зато ты знаешь, сколько труда мне стоило провезти их сюда? Таможня, полиция, губернатор – всем дай на лапу. А ещё эта Сивилиста, демон во плоти, деньгу тянет… А еда, одежда для них, гигиена, чтобы выглядели ухоженными? И потом, у тебя губа не дура: она из последней партии самая крепкая, между прочим. Ты видел её мышцы? При общей выживаемости года в два, я предсказываю ей два с половиной. Целых полгода прибыли – это разве мало? Так что нет, никаких скидок.

– Мне нужна рассрочка на год, – ответил после краткого молчания мужчина.

– По рукам. Но если нужно оставить на ней ограничители, то доплачивай.

– Не надо.

– Что, неужели сам справишься? – пьяно усмехнулся Теншу. – Ты, такой дохляк?

Но Вишенг уже не слушал его. Всё так же хладнокровно разыскав швейцара, он попросил разрешения воспользоваться миниатюрным магическим порталом, используемым для отправки писем. Мраморная пластина, испещрённая рунами, вспыхнула под его взглядом, отправляя сообщение, и тут же погасла. Тогда он развернулся и отправился назад, в глубину дома.

Едва Кирста покинула уборную, где простояла как можно дольше, ей тут же ударил в нос навязчивый запах алкоголя; развязные голоса сразу стали громче и омерзительнее, и она на негнущихся ногах пошла вперёд. Спускаясь по лестнице, она не сразу определила источник звуков, сверху была видна лишь валяющаяся на полу вперемешку одежда; но затем Кирста заглянула за перила… Дурнота ударила ей в голову, окутывая смрадным туманом. Увиденное зрелище было невыносимым, душераздирающим, это невозможно было сознавать в здравом уме. Кирста почувствовала, что земля уходит у неё из-под ног, куда-то далеко-далеко, и только на периферии она успела заметить вновь смотрящего на неё знакомого мужчину.

Это был удобный момент. Быстро подойдя, он подхватил её под руку, протащил через вестибюль и, навалившись на тяжёлую дверь, вытолкал на крыльцо.

Никто их не окликнул и не пытался удержать. Дом и его обитатели погрузились в хмельное марево, где каждый был наедине с собственным миражом. Единственное существо, не поддавшееся его заманчивым чарам, покидало его без сожаления, собираясь сделать невероятное, о чём никто из них никогда не задумывался.

Тут же к крыльцу подкатила крытая коляска, запряжённая двумя лошадьми, и спрыгнувший с козел кучер расторопно отворил дверь. Кирста в полусомнамбулическом состоянии послушно брела, куда её вели. Только у самой подножки она вдруг резко дёрнулась в сторону, но мужчина, не оборачиваясь, продолжил тащить её, и только раздавшиеся позади странные, нечленораздельные звуки заставили его обернуться. Кирсту рвало. Схватившись свободной рукой за живот, она согнулась пополам, судорожно хватая воздух. Вышло совсем немного – очевидно, ела она давно; но судороги одна за другой сжимали её желудок, и она кашляла и кашляла, иногда сплёвывая слюну. Не предпринимая никаких действий, мужчина равнодушно понаблюдал, пока она не закончит, а потом позвал на помощь кучера. Вдвоём они практически затащили её в коляску и там, обессиленная, она упала на сиденье и больше не шевелилась. Лошади тут же тронулись, выходя со двора и исчезая в вечерних сумерках.

Вишенг

– Я так долго этого ждала.

Конечно, ты не понимаешь. Это совершенно естественно.

Да… Пожалуй, никто в целом мире не смог бы понять.

Это чувство – только моё. Только для Мадоки.

– Хомура, не надо, пожалуйста! Ты разорвёшь меня на части!

– Я ведь уже говорила, Мадока. Я больше никогда не отпущу тебя.⁵

~Puella Magi Madoka Magica Part III – Rebellion

Вырвавшись из ненавистного дома Теншу, Вишенг наконец мог позволить себе в полной мере злиться на Сиюнь. Эта дура! Эгоистичная сволочь! Змея подколодная! Ему всегда было физически невыносимо находиться в одном помещении с несколькими существами сколько-нибудь дольше десяти минут, и двоюродная сестра прекрасно об этом знала.

В свои тридцать два Вишенг жил отдельно от родственников через целый район, в собственном доме, который выхлопотала для него Сиюнь, но всё равно был уверен, что двоюродной сестрой двигало не сострадание к его напряжённым отношениям с дядей – под конец уже буквально на ножах, – а лишь преследование личной выгоды. Причиной раскола послужило нежелание Вишенга следовать семейным ценностям, направленных исключительно на стяжательство, что подразумевало бесконечные связи с важными дроу, строй жизни, подчинённый исключительно общему делу и, к тому же – невозможность высказать мнение, сколько-нибудь противоречащее взглядам главы семьи. Ничтожность любых живых существ всегда была предельно ясна и очевидна для Вишенга, точно азбука, и потому любой контакт с ними был для него неодолимо омерзителен. Он считал себя выше этой суеты, которой занимало себя “общество” – и в знак собственного превосходства над толпой выходил из дома только за самым необходимым: чтобы дойти до места работы. Самым ярким примером омерзительности была Сиюнь, соблазнившая и подставившая ради власти одного из своих коллег и дядя, готовый растоптать домочадцев за малейшее неповиновение. Проще всего у Вишенга были отношения с двоюродным братом Миншу: оба открыто друг друга презирали и не скрывали этого.

Сиюнь же сегодня фактически отправила его на гильотину. Дом Теншу был душным во всех смыслах этого слова, диким, безумным, хищно оскалившейся пропастью, но самое главное, если бы они увидели его приступ – они бы убили его на месте, как бешеную собаку теми же острыми, блестящими ножами, что резали сыр. В воображении Вишенга выпукло, с каким-то тошнотворным реализмом выступили кровь и вспоротые мышцы, волокнами распластанные на блестящем дереве. Его передёрнуло и холодная рука ужаса вновь, как и во время блатного шабаша, сжала внутренности. Если бы Вишенг не был уверен, что скрывает свой секрет достаточно тщательно, он бы решил, что Сиюнь пыталась его убить. Впрочем, она в любом случае получает удовольствие от издевательств над ним, иначе не обратилась бы к нему с невинной просьбой побывать на вечеринке, от которой, Вишенг знал, он не имел права отказаться. От поручений Семьи не отказываются.