– Так, либо вы жрёте, либо я сейчас подойду и собственноручно запихаю это вам в глотку.

– Давай держаться вместе, – шепнула Кирста перед тем, как встать.

– Да, конечно. Не отпускай меня, – одними губами ответила Рэнна.

Они с Рэнной нехотя поднялись – в дверном проёме бункера стояла пара мужчин-дроу, на полу перед ними лежали четыре бумажных пакета. В самом движении, чтобы подойти и взять еду, было что-то невероятно противное и унизительное, то, что Кирсте не хотелось делать всеми фибрами души – но сопротивляться было слишком страшно. Даже показывать во взгляде какое-либо несогласие было рискованно, и поэтому они с Рэнной покорно, как можно быстрее подбежали и так же быстро удалились, словно расстояние обеспечивало какую-то защиту. Нириэн молча забрала дополнительный пакет и отнесла его с трудом поворачивающейся на кровати Тиане. Есть не хотелось, но Кирста заставляла себя, говоря, что силы ещё пригодятся для побега. Когда они закончили, мужчина бросил им ещё один свёрток.

– Ты и ты, – указал он на Рэнну и Кирсту. – Снимайте все с себя и переодевайтесь.

– Прямо при вас? – тихо спросила Рэнна.

– При нас, при нас, – лениво бросил дроу. – Считай это тренировкой.

– И зачем Теншу захотел этих на вечеринку? Они же шуму наделают, – недоумённо вздохнул его напарник, когда Рэнна, неловко отворачиваясь, начала всхлипывать.

– У гостей могут быть разные вкусы, – пожал плечами первый. – Ну что, готовы? Тогда идём.

Им надели на руки внешне стилизованные под браслеты оковы – ограничители – которые перекрывали магические потоки. Всего у любого существа пять жизненно важных точек выхода магической энергии: шея, плечи и бёдра. И, хотя медленным смертельным исходом чревато только блокирование одновременно всех, Кирста ощутила мерзкое стягивающее чувство, будто её завернули в липкий мешок.

Их вывели на тот же задний двор, что и вчера, но в этот раз там стояла большая крытая повозка. Кирсте и Рэнне достались последние два места: остальные были заняты ещё парой девушек и двумя юношами. Этим утром Кирста была готова делать что угодно, лишь бы её не избивали, как Тиану, но, глядя на осунувшиеся, опустошённые лица проституток и проститутов поняла, что надо бежать. Несмотря ни на что. Уж лучше тюрьма и побои, чем тихо умирать заживо.

* * *

В тот день в доме Теншу, единственного сына семьи Лючень, собралось немало гостей с целью отпраздновать его дебют на предпринимательском поприще, который обеспечил семье новую и весьма основательную статью дохода. Собственно, сами плоды его блестящей инициативы и должны были быть представлены на обозрение и пробу. Дружеская вечеринка проходила в небольшом загородном доме, декоративным оформлением которого занимался сам Теншу – хобби для разгрузки мозгов, как любил он небрежно, с затаённым самолюбием, объяснять. Дом был замысловат внутри, со всеми необычной формы окнами, чучелами зверей и шёлковыми обоями представляя стремление хозяина продемонстрировать соединение индивидуальности и моды, однако снаружи мало чем отличался от домов округи: белые стены, тёмная крыша, кусты шиповника и другой растительности, скрывающие от чужих глаз лишние подробности. Казалось, главной его целью было слиться, до полного растворения, с милым полусельским пейзажем, дышащим невинностью и простотой, и, пожалуй, не имей посетители точного адреса, его было бы совершенно невозможно вычислить по каким-либо приметам.

Гости начали съезжаться после полудня – в основном молодые дроу, некоторые из которых, судя по сизому пигменту кожи, были смешанной крови, но всё же с достаточной тёмноэльфийской долей – и всех их радушно принимал и встречал тёплым рукопожатием Теншу, одетый со свойственным ему чувством стиля. Смеясь и приветствуя друг друга, дроу проходили в гостиную, где, в уюте широких диванов и коктейлей, начиналась неспешная приятная беседа. Пожалуй, только некоторые ленивые жесты или случайно оброненные слова и могли выдавать их принадлежность к особенным кругам общества – тем, о которых говорят лишь понаслышке. Описать каждого из гостей не составило бы особого труда, однако достаточно будет и слова, что любой из присутствовавших являл собой образец молодого и привлекательного дроу, при том с существенным материальным достатком, что находило отражение как во внешности, так и в широте жизненных планов и возможностей. Только один из них вызывал недоумение своим диссонансом с окружающей обстановкой: угрюмый, почти не шевелящийся в угловом кресле дроу, исподлобья взглядывающий по сторонам вокруг себя. Он был очень худ, с тонкими, будто кукольными, руками и заострёнными чертами лица. Некоторое время назад тактичный швейцар, с недоверием оглядев его висящие колтунами волосы, два раза внимательно перечитал пригласительное письмо, прежде чем пропустил его в дом.

Теншу знал о том, что к нему приедет младший из семьи Жонг, был предупреждён, что это за дроу, – фактически, Теншу упросили пригласить его – а потому не показал неудовольствия видом гостя, что в ином случае мог бы посчитать за оскорбление. Пара серых глаз из-под тонких бровей смотрели на него, не мигая, и по каменно-неподвижным мускулам лица невозможно было понять, о чём сейчас думает этот мужчина. “Ну и скука! – подумал Теншу про себя, с некоторым отвращением и в то же время по привычке оценивающе приглядываясь к сутуловатой фигуре. – Такие либо тупицы, либо зануды, и с ними совершенно невозможно иметь дело”.

– Вишенг! Как я рад тебя видеть, – воскликнул он, энергично пожимая гостю руку.

Словно рябь пробежала по недвижимому лицу, оно вздрогнуло, смягчилось, будто пробуждаясь ото сна, и названный Вишенгом слабо улыбнулся, демонстрируя приятные манеры и даже нечто сродни приязни. Теперь это был вежливый, тихий, несколько иронично улыбающийся молодой мужчина, и только непроницаемый, неуловимый взгляд оставался в нём неизменным. Вишенг извлёк из-за пазухи довольно пухлый конверт из плотной бумаги и протянул хозяину дома:

– Поздравляю от всей нашей семьи Жонг. Мы, в общем-то, вместе с Сиюнь прийти хотели, но она в последний момент, к сожалению, не смогла. Шлёт тебе самые тёплые пожелания.

Это была всего лишь формула вежливости, так как женщины на эту вечеринку не приглашались, и предполагалось, что их и не будет, однако, как у центральной фигуры семьи Жонг, официально у Сиюнь были все причины приехать сегодня и отдать дань уважения своему деловому конкуренту; чисто формально ей было даже выслано приглашение. Однако Сиюнь была женщина умная. Во всяком случае, она поступила именно так, как Теншу и рассчитывал, и, ещё раз широко улыбнувшись, он повёл Вишенга вглубь дома:

– Что ж, проходи: гостем дорогим будешь.

В гостиной их ожидало человек семь, рассевшихся вокруг стеклянного стола с закусками; в большинстве бокалов и рюмок уже блестел различных оттенков алкоголь. Благодаря выпивке разговор тёк оживлённо и гибко, порой прерываемый чьим-то смехом, и Теншу потребовалось призвать к тишине, чтобы представить нового члена их компании. Появление Вишенга произвело впечатление, и несколько пар глаз с неприкрытой заинтригованностью обшарили фигуру мужчины, так мало соответствующую их представлениям. В то время семья Жонг имела значительный вес во всей северо-восточной части Объединённой Республики Фавнов, известная в основном как крупный владелец линий конок и торговых магических домов; гораздо меньше слышало о покровительстве семьи северному сектору азартных развлечений; и уж совсем особый слой населения знал, что до тридцати процентов доходов компании составляют публичные дома, во множестве своём рассеянные по обозначенной территории. Вишенг приходился племянником Нинзу Жонг, нынешнему главе компании – родство достаточно близкое, чтобы наряду с двоюродными сестрой и братом занимать весьма высокую должность, и потому многие ожидали увидеть нечто отличное от того, что представилось их глазам.

Однако первоначальное любопытство исчерпало себя так же быстро, как и появилось. Вишенг действительно оказался замкнутым, немногословным собеседником, неуклюже отвечающим на вопросы. Некоторое время Теншу с приятелями развлекались тем, что расспрашивали его на разные лады, от души смеясь над некоторыми из ответов, но очень скоро даже это наскучило им, и они потеряли к Вишенгу какой бы то ни было интерес. Он сидел нахохлившись, ничем не выдавая своего присутствия и, когда комната разражалась хохотом, уголки его губ едва заметно подёргивались. Однако, если бы кто-нибудь из веселящихся отбросил своё пренебрежение и потрудился изучить это неподвижное лицо, удосужился присмотреться к мельчайшим изменениям мимики, которые всё же не могли не присутствовать – он бы в конце концов разглядел за этим камуфляжем живые глаза, совершенно здраво и внимательно оценивающие каждого из них и – исполненные презрительной насмешки.