– Ты сильно увлечена этой женщиной, – заметил Санджей, когда однажды воскресным утром я, стоя пред зеркалом, мазала губы оттеночным бальзамом, собираясь на завтрак с подругами, который стал светлым пятном в моей жизни.

– Разве не так всегда начинается дружба? – спросила я, прежде чем плотно сжать губы, чтобы выровнять цвет. – С некоторой доли платонической безрассудной страсти?

Чего я не сказала ему, так это того, что это была не столько безрассудная страсть, сколько глубокое облегчение от того, что я нашла подругу, оказавшуюся вместе со мной в гуще событий и которая, кажется, знала ответ на глубоко спрятанный у меня в душе вопрос: как быть хорошей матерью?

Санджей минуту насмешливо смотрел на меня.

– По правде сказать, не знаю, – наконец проговорил он. – Но в последнее время ты выглядишь лучше, веселее.

Веселее было совсем не то, что он на самом деле имел в виду. Может быть, спокойнее или, по крайней мере, примирившейся со своей судьбой.

Через несколько дней после того, как Санджей бросил медицинскую школу, он удивил меня, предложив стать отцом-домохозяйкой. Он хотел писать, пока дети буду спать днем, или в любой момент, когда ему представится такая возможность. Если все сложится хорошо, к тому времени, когда Майлз пойдет в подготовительный класс, Санджей придумает, какой следующий шаг сделать в своей жизни.

Я с готовностью согласилась. Мне действительно не хотелось нанимать постороннего человека для присмотра за детьми или забрасывать своего старшего ребенка в детский сад на все время, пока он будет бодрствовать. Более того, Санджей предлагал стать таким отцом, каким никогда не был мой собственный отец. Почему бы не сделать моим детям такой невероятный подарок? В любом случае моей зарплаты было достаточно для того, чтобы попробовать, по крайней мере, некоторое время.

Но хватило и нескольких месяцев, чтобы понять, что, несмотря на все преимущества нашего соглашения, оно ни на йоту не уменьшило моих родительских забот. В конце дня Санджей был изнурен не меньше, чем я, поэтому как я могла винить его в том, что он не помыл посуду или не записал Майлза на следующий осмотр педиатра? И если Стиви по-прежнему желала, чтобы именно я готовила ей завтрак, и помогала одеваться, и до хрипоты рассказывала сказки, как я могла ставить ей это в вину? Меня и так не было дома бо́льшую часть времени.

Однажды утром я пыталась оторвать Стиви от своей ноги, чтобы суметь вовремя уйти на работу, когда мне вдруг стукнуло в голову: я как жена, мать, кормилица и начальник штаба семейства Руиз-Круз стала точкой опоры, от которой зависело здоровье и благополучие всей семьи.

И, честно говоря, в этом было что-то, внушающее ужас.

Но, имея подругу, которая все понимает, легче продолжать двигаться вперед, день за днем, день за днем.

Дети. Как я должна была вести себя с детьми?

Санджей стоял в передней, он был одет в спортивные шорты и майку Корнеллского университета, сохранившуюся еще со студенческих времен.

– Где они? – прошептала я, подойдя к нему.

Он дернул головой, показывая, что дети где-то в доме.

– Пен, что происходит? – Он посмотрел на второй этаж. – Полиция… «Скорая помощь»…

Я не могла взять себя в руки, чтобы произнести это. Я просто стояла и ждала, что что-то изменится.

– Сесили расстроена, – сказал Санджей. Я поняла, что это замечание было обращено не ко мне, но все равно почувствовала себя виноватой. – Очевидно, она увидела, как они вошли, и спряталась в ванной комнате. Дети там, вместе с ней.

Я уперлась рукой в стену, чтобы устоять на ногах. В доме так сильно работал кондиционер, что можно было замерзнуть, и стена была холодной на ощупь.

– Она знает…

– Что знает? – Теперь голос Санджея звучал раздраженно. – Что, черт побери, здесь происходит?

– Мэтт думает… Я только что видела…

Он выпучил глаза, приказывая мне продолжать.

– Дженни. – Мне пришлось выдавливать из себя слова. – Она умерла.

Он тихо выругался.

– Ты видела ее?

Я подумала о бессильно свисавшем с нижних зубов языке Дженни. Неудивительно, что Мэтт убежал, странно, что меня не вырвало прямо там.

– Да.

– Аневризма, – проговорил Санджей, скорее себе, чем мне. – Или сердечный приступ. Гены. Просто никогда не знаешь.

– Прекрати, пожалуйста, – сказала я. Мэтт попросил меня позаботиться о Сесили. Мне нужно было сосредоточиться, что, следовательно, распространялось и на Санджея. – Ты можешь отвезти детей домой?

– И оставить тебя здесь?

– Я не могу уехать. Что, если я понадоблюсь ей? – Я была уверена, что Санджей подумал, что я говорю о Сесили, но на самом деле я имела в виду Дженни.

Только она не нуждалась во мне. Она не могла нуждаться, больше не могла.

В дом вошел еще один парамедик в сопровождении офицера полиции. Оказавшись в передней, они попросили меня отойти в сторону, чтобы пройти.

– Я не понимаю, – сказал Санджей, осторожно подталкивая меня к гостиной.

– Нечего понимать, – сказала я Санджею. – В данный момент мне просто нужно, чтобы ты пошел в ванную. – Я была не в силах слышать свой голос, казалось, стюардесса бодро зачитывает инструкции по безопасности полета, которые в случае настоящей катастрофы никому не помогут остаться в живых. – Иди туда и займи детей, пока я не постучу в дверь и не скажу, что можно выйти.

Санджей взглянул на меня так, словно я шучу. Потом пустился рысью в ванную.

Через минуту наверху лестницы показался Мэтт. Он отступил в сторону, когда одна из врачей обогнала его.

– Где моя подруга? – спросила я врача.

Она не взглянула на меня.

– Извините меня! – громко сказала я. – Почему вы уходите?

Теперь она повернулась ко мне.

– Я не ухожу, – невозмутимо ответила она. – Наша бригада будет под рукой до тех пор, пока не приедет судмедэксперт и пока полиция не проведет расследования.

При слове судмедэксперт у меня упало сердце.

– Они производят сердечно-легочную реанимацию?

– Да, мадам. В таких случаях, как этот, мы делаем все, что можем.

«В таких случаях, как этот?» – хотела переспросить я, но не смогла вымолвить ни слова.

– Если вы не возражаете, мне нужно забрать кое-что из машины, – сказала врач и вышла через парадную дверь.

Мэтт, спустившись по лестнице, безучастно смотрел мимо меня. Он в шоке. В подобных ситуациях люди ведут себя весьма странным образом. По крайней мере, некоторые люди. Другие понимают, что должны собраться ради того, чтобы спасти кого-то еще.

– Я могу остаться здесь, если хочешь. Ради Сесили… или, мало ли, что тебе понадобится, – сказала я. У Дженни и Мэтта родственников поблизости не было, ее семья жила в Юте и Калифорнии, а его – на Восточном побережье.

– Ты можешь отвезти Сесили к себе домой? – сказал он. – Как можно скорее. Выходи через заднюю дверь, и пусть Санджей объедет по переулку. Не думаю, что ей следует видеть все это.

– Конечно, – сказала я.

Он по-прежнему смотрел сквозь дверной проем на улицу.

– Однажды она возненавидит меня.

Определенно, он был в шоке.

– Что? Нет, – сказала я. – Она никогда не будет ненавидеть тебя.

– Будет. Я не смог это предотвратить.

Теперь он говорил как безумец.

– Дженни… – Жива? Была? Я не знала, что сказать. – Она здорова как лошадь. Это ненормально, может быть, что-то врожденное. Сердечный приступ или аневризма, – сказала я, повторяя слова Санджея. – Мне очень жаль, что так случилось, но ты ни в коем случае не можешь винить себя.

Мэтт вздохнул и посмотрел мне в глаза. Теперь его белки были налиты кровью. Он больше не был похож на кинозвезду. Нет, теперь он был похож на обычного мужчину после продолжавшейся несколько дней попойки.

– Ох, Пенелопа, – сказал он. – У Дженни были серьезные проблемы. И я позволил ей продолжать делать вид, что все в порядке.

Проблемы? У всех, независимо от того, какими идеальными они кажутся, есть проблемы. Но мало какая проблема относится к тем, которые могут отправить вас в морг. Я представления не имела, о чем говорит Мэтт, но спрашивать было не время.