Он беззвучно рыдал, прижимая бумагу к лицу. Работа его мечты, как бы это было не печально, снова оставалась лишь мечтой. И во всем этом Оливий винил, конечно же, свое положение.

Позже, когда Стиви вошел в его комнату, Оливий уже был на своей кровати. Он лежал в спокойной позе, однако, подойдя ближе, Стиви заметил, что лицо сына залила смертельная бледность, и он дышит с трудом. Стиви легонько потряс его за плечо, но омега лишь слабо застонал и не открывал глаз. Сердце Стиви легонько ухнуло куда-то вниз, он снова принялся теребить сына и громко звать его по имени. Джейкоб услышал его голос раньше, чем остальные в квартире, и прибежал взглянуть, в чем дело.

— Что случилось, пап? — встревоженно спросил он, мгновенно уловив его смятение. Полусонный, взлохмаченный, он стоял на пороге спальни брата и ежился от прохлады.

— Я не знаю, сынок. Скажи отцу, чтобы он немедленно позвонил доктору Сноу. Я не могу разбудить Оливия.

После этих слов у него потекли слезы. Нагнувшись к лицу сына, он ощутил слабое, почти неуловимое дыхание Оливия, но парень был без сознания, и Стиви сразу определил, что температура резко подскочила по сравнению со вчерашним вечером. Боясь оставить сына одного хоть на минуту, он даже не решился сбегать в ванную комнату за градусником.

— Скорее! — поторопил он Джейкоба и попытался приподнять сына.

При его прикосновении, Оливий дернулся и приглушенно всхлипнул, однако не сказал ни слова и даже не открыл глаза. Казалось, он не понимал, что происходит вокруг. Стиви в полной растерянности сидел на кровати, обняв своего младшего сына. Он не знал, как помочь своему ребенку, и сердце его разрывалось от горя и тревоги.

— Пожалуйста, сынок… Пожалуйста проснись… Ну же… Я так тебя люблю… Оливий, пожалуйста…

Вбежавший в комнату Маркус застал своего мужа всего в слезах.

— Уолтер сказал, что сейчас приедет. Что случилось?

Он тоже выглядел обеспокоенным, хотя и не хотел выдавать мужу своего волнения. А Джейкоб выглядывал из-за плеча отца, испуганный и растерянный.

— Я не знаю, у него очень высокая температура… Я не могу разбудить его… О Господи, Маркус, пожалуйста… Сделай что-нибудь, нашему сыну плохо!

— Все будет в порядке. Ты же знаешь, Уолтер поможет… — Маркус изо всех сил пытался скрыть охватившую его смертельную тревогу.

— Не говори мне, что я знаю! Что я знаю, так это то, что нашему мальчику очень плохо! — резко вскинулся в ответ Стиви.

— Уолт сказал, что, если понадобится, он отвезет его в больницу.

Все в комнате понимали, что без таких серьезных мер не обойтись.

— Пойди оденься, — мягко сказал Маркус, — Я присмотрю за ним.

— Я его не оставлю, — твердо ответил Стиви.

Он уложил Оливия на кровать и нежно погладил его слипшиеся от пота волосы. Джейкоб смотрел на своего младшего брата полными ужаса глазами. Оливий был таким белым, что могло показаться, будто он умер, и, только пристально присмотревшись, можно было заметить, что омега слабо дышит. Невозможно было поверить в то, что он может проснуться, засмеяться и задать какой-нибудь нелепый вопрос, но ему хотелось верить, что это произойдет.

Они услышали, как в дверь кто-то позвонил. Маркус кинулся открывать.

— Что случилось? Ему стало хуже? — спросил доктор Маркуса, пока шел по коридору в направлении комнаты Оливия.

— Я не знаю. Стиви говорит, что температура у Оливия резко подскочила, и мы не можем его разбудить.

Оказавшись в комнате, доктор торопливо кивнул Джейкобу и Стиви и сразу занялся своим пациентом. Он потрогал его лоб, пощупал пульс и посмотрел зрачки. Послушав парня стетоскопом и, проверив некоторые из его рефлексов, Уолтер с встревоженным видом повернулся к близким омеги, с тревогой наблюдающими за его манипуляциями.

— Я должен немедленно отвезти его в больницу и сделать анализ его крови. А также проверить состояние плода.

— О Боже!

Стиви не знал точно, что происходит с его сыном, но предчувствовал, что слова доктора ничего хорошего не сулят. О серьезности положения свидетельствовал не только вид Оливия, но и беспокойство врача.

— Он поправится? — еле слышно шепнул Стиви, сжав руку Маркуса.

Стоявший в дверях Джейкоб не сводил с доктора испуганных глаз. Ожидая ответа Уолтера, Стиви чувствовал, как глухо бьется его сердце. Уолтер так давно был их другом, но сейчас, когда от его ответа зависела судьба Оливия, он казался ему врагом.

— Я не знаю, — честно ответил он. — С ним явно что-то не так, и из-за этого я еще сильнее переживаю на счет малыша, которого он носит. Прошу вас, — он обвёл присутствующих тяжелым взглядом, — Соберите его вещи. Кто-нибудь поедет со мной?

— Мы поедем втроем, — твердо сказал Джейкоб. — Через минуту мы будем готовы.

Оливия завернули в мягкий плед. Он пылал от жара, личико осунулось и было невероятно бледным. Лоб был сухой, губы посинели. Подойдя к машине доктора, Джейкоб с Оливием на руках сели на заднее сидение вместе со Стиви, а Маркус на переднее.

В машине царило молчание. Стиви неотрывно смотрел на своего младшего сына, ощущая собственное бессилие. Он несколько раз коснулся лба Оливия, и исходивший от него жар привел его в ужас. Он незамедлительно достал мобильный сына из кармана, который прихватил собой из его комнаты, и быстро стал набирать что-то в контактах:

— Алло, Адам? — Стиви спросил это тихо, но Джейкоб все равно посмотрел на отца с укоризной. — Послушай, мальчик мой, — голос у него дрожал. — Оливию стало плохо, я не знаю, что произошло… Но… Он не просыпается и лоб у него очень горячий… Мы… Мы везем его в больницу в сквере Орри… Пожалуйста, приезжай. Я знаю, что вы очень давно не связывались друг с другом, но сейчас он нуждается в тебе больше, чем в ком-либо!

***

Джейкоб донес брата до приемного покоя «Скорой помощи», где уже ждали предупрежденные Уолтером по телефону медсестры.

Ожидание казалось бесконечным. К трем часам ночи, когда приехал уже и Адам, они получили подтверждение критического состояния Оливия: у него было сильное переутомление и истощение организма. Ему поставили капельницу с питательными веществами, сделали укол, чтобы понизить температуру и оставили в покое на несколько часов.

Когда омега пришел в себя, то обнаружил около своей постели уснувшего в кресле Адама.

POV Оливий

Я медленно приоткрыл слипшиеся веки. Чувствовал я себя, скажем так, ужасно отвратительно: во рту было сухо, все кости нещадно ломило, и я даже не мог повернуться на бок. Это испугало меня. Но когда я увидел смутно знакомое сонное лицо, то сразу же воспрял духом. Что со мной случилось — я не помнил. Знаю только, что сильно мучился из-за потери работы, из-за неожиданного известия о моей беременности.

«Мой ребенок!»

Я положил руку на свой живот. Это было скорее похоже на то, что я немного объелся конфетами, нежели на беременность. Почувствовав несильные тянущие боли внизу живота, я спокойно выдохнул. С ним было все в полном порядке, он был слаб, так же как и я, но жив. Это не могло не обрадовать меня, хотя я долго проклинал именно его в том, что теперь не могу жить той жизнью, которая мне так нравилась.

— Оливий! — запах миндаля и перца окутал меня, он был таким терпким, что я даже чихнул от неожиданности. — С ума сошел! Ты с ума сошел! Ты не представляешь себе, что я ощутил, когда твой отец позвонил мне ночью и рассказал, что с тобой случилось. Да я места себе не находил…

Адам продолжал кричать, а я лишь смотрел на его взволнованное и злое лицо. Сначала он ругал меня в моей несамостоятельности, затем моих родителей за безответственность. Я так давно его не видел, так давно не чувствовал его тепло рядом с собой. И даже сейчас, когда он кричит, я чувствую себя немножко счастливым, потому что он рядом.

— Ты не отвечал на мои звонки, да еще и твой брат сказал, что ты не хочешь меня видеть. Что я сделал не так, Оливий? На работе мне сказали, что тебя уволили…

Я удивленно похлопал глазами. Джейкоб, какой же ты все-таки упрямый придурок. Но я не могу его судить за это, он видел, как я страдаю и думал, что это, естественно, из-за Адама. Хотя… Так оно и было, отчасти.