— Мой Оливий, — он присел на корточки рядом с кроватью и взял мою руку, роняя на нее крупные слезы.
А я все еще продолжал смотреть на него, как на явление Христа народу. Его слезы… Я вмиг почувствовал себя самым подлым на Земле. Этот месяц, что я провел дома, я безустанно думал о нем. Об этом человеке. Но не решался ответить на его звонок, я боялся, что не выдержу и расскажу ему о нашем ребенке. А потом Адам, по моему сценарию, просто перестал бы мне звонить, сменил номер и уехал бы из города. Из-за своих глупых предположений я так и не решился на это…
— Я… — мое горло свело, и я болезненно поморщился, принимая в руки стакан с водой. — Я так скучал по тебе…
Адам прижал мою бледную руку к своим губам и из его рта вырвался вздох облегчения. Он погладил мои пальцы и посмотрел мне прямо в глаза. Мужчина хотел взять мою вторую руку, но его взгляд медленно упал на то место, где она покоилась. Я почувствовал себя в ловушке. Его непонимающий взгляд снова вернулся к моим глазам. Но я не успел ничего сказать в свое оправдание, так как в палату вломилась целая толпа народа: папа, отец, Джейкоб и врач — и все с возбуждением на лице. В мою сторону посыпались восклицания: «Он очнулся!», доктор сразу же подскочил ко мне и стал щупать пульс, отталкивая Адама от кровати и от меня. Я снова почувствовал легкую тошноту, мне начало не хватать воздуха и я закашлял.
— Мистер Беррингтон, — улыбчиво сказал доктор. — Я рад сообщить, что теперь с вами все в порядке, и с малышом, которого вы носите, тоже.
Все уставились на меня, чего-то ожидая. А я с ужасом смотрел за спину доктора на обескураженного Адама. Он стоял с опущенными руками и великим непониманием на лице. Мой взгляд поймал папа и нервно выдохнул, выталкивая старшего сына и мужа за дверь:
— Пойдемте, давайте же, на выход… Еще успеете им налюбоваться.
Доктор последовал за ними, еще раз поправив подушку под моей головой.
— Ты носишь… Ты беременный? — почему-то грустно спросил Адам и снова присел на корточки перед кроватью.
Я смутился. Его грустный взгляд был красноречивее всех обвинений, у меня сжалось сердце.
— Я хотел сказать тебе намного раньше, но…
— Но? Какие могут быть причины того, что ты не сообщил мне, что носишь моего ребенка? — Адам не сомневался, что это был именно его ребенок. От Оливия пахло его запахом и ничьим больше, просто, войдя в палату, он не сразу почувствовал легкий аромат парного молока, исходившего от Оливия.
— Я боялся, что ты откажешься от нас, — слезы начали подкатывать к глазам. Они обожгли мои щеки, и я зажмурился, снова задыхаясь от волнения.
Этого разговора было не избежать, и чего я медлил? Он прав, я должен был сообщить ему первому.
— Мой маленький глупый омега, — Адам приобнял меня своей большой рукой, а второй погладил по щеке, стирая соленую дорожку слез.
Он поглаживал мою щеку до тех пор, пока я не успокоился, а затем он провел ладонью по моему маленькому животику, и я почувствовал его безграничное, искреннее тепло. Я открыл глаза и посмотрел на любимого мужчину. Он тоже плакал. Пытался сдерживаться, но у него это не получалось.
— Я был так напуган, — тихо сказал он. — Ты исчез из моей жизни… Снова. И я думал, что потерял тебя навсегда, хотя на это и не было причины. Я просто перестал тебя чувствовать. Но сейчас ты снова вернулся, и не один, а с нашим малышом. Ты не представляешь, насколько я сейчас счастлив…
Он потянулся к моим губам и накрыл их, роняя слезы мне на лицо. Мои руки взметнулись к его лицу и сжали его, притягивая альфу ближе.
«Я так скучал… Так скучал по тебе, Адам».
========== 17 ==========
Спустя некоторое время…
Когда у Адама наступил следующий выходной, они с Оливием запланировали отправиться к родителям альфы. Оливий взволнованный и смущенный, надел свой лучший свитер; он немного нервничал. Прошло уже достаточно много времени с того момента, когда они стали жить вдвоем в квартире Адама, а омега все еще не был знаком с родителями истинной пары.
— Ты прекрасно выглядишь, — сказал Адам, глядя на своего возлюбленного, а затем наклонился к нему, чтобы поцеловать. — Спасибо тебе, Оливий.
Он знал, что решение познакомиться с Уилсонами далось его паре не слишком легко. Омега долго отталкивался от этого предложения: уходил от разговора на эту тему. Но, в конце концов, все же дал положительный ответ. Оливий понимал, как это важно для мужчины, и не хотел его подводить. У него было уже почти семь месяцев беременности, и возможности съездить в другой город в ближайшем будущем не предвиделось. Он плохо переносил поездки в транспорте.
Свитер на нем был шерстяной, темно-серый, с белым воротничком и небольшими черными вставками. Он купил его, когда понял, что все остальные вещи ему уже тесны. Просторный свитер, сшитый специально для беременных папочек, хорошо скрывал его выпирающий живот, и Оливий ходил в нем с Адамом в кафе или кино, когда тот его приглашал.
С того дня в больнице жить они стали вместе: Оливий перебрался в просторную трехкомнатную квартиру бывшего холостяка Адама. Места там было достаточно для двоих, даже сверх того. Адам все порывался устроить детскую побыстрее, в одной из небольших комнат, но Оливий запрещал ему делать это. Омега объяснял это тем, что лучше всего будет сделать это на последнем месяце беременности: очередная традиция Беррингтонов. Адаму приходилось с этим мириться.
Оливий зачесал волосы назад и собрал их в хвост, перевязав черной резинкой. В этом наряде он походил на маленького мальчика, который зачем-то засунул большой надувной шар под свитер; помогая ему забраться на пассажирское сиденье в машину, Адам недовольно улыбнулся этому сравнению, пришедшему ему на ум.
Оливий действительно выглядел очень хорошо, и мужчина надеялся, что встреча с родителями пройдет гладко. После той долгой беседы неделю назад он почти не говорил с ними — родители только подтвердили свое желание увидеть его возлюбленного.
По дороге к дому Уилсонов Оливий не проронил ни слова.
— Только не нервничай, ладно? — сказал альфа, остановив машину перед домом.
Дом Уилсонов с первого взгляда понравился Оливию — аккуратный, красивый, с разбитыми перед ним цветочными клумбами. Цветов в это время года не было, однако нетрудно было заметить, что за домом очень хорошо ухаживают.
— Все будет прекрасно, — еще раз заверил Адам, помог омеге выбраться из кабины и, держа за руку, повел прямо к крыльцу.
Родители уже ждали их в гостиной; Адам заметил, что его папа очень внимательно наблюдает за Оливием, который быстро пересек комнату и пожал протянутые руки — сначала папе Адама, затем отцу. Все вели себя довольно настороженно и подчеркнуто вежливо. Луис, папа Адама, пригласил гостя сесть и предложил ему чай или кофе. Оливий поблагодарил и предпочел спрайт. Они начали разговор с Бобом, отцом семейства, в то время как Луис отправился на кухню, чтобы проверить, как там обед. Он приготовил тушеную говядину, любимые Адамом картофельные оладьи с пюре из шпината. Воспоминания из детства сразу же накрыли Адама. Он бережно сжимал талию сидящего рядом Оливия, который разговаривал с его отцом и отчего-то постоянно елозил, и стал рассматривать родной дом, в котором когда-то жил.
Спустя некоторое время Оливий сказал, что хочет помочь Луису и отправился на кухню. Двое альф проводили его взглядом, и Адам встал было, чтобы пойти за ним, но Боб удержал его:
— Пусть они поговорят наедине, сынок. Твой папа должен узнать его как следует. По-моему, Оливий очень хороший парень, — сказал он. — И очень симпатичный. Как жаль, что вы к нам всего лишь на день приехали.
Через некоторое время Луис с Оливием возвестили, что стол накрыт. Войдя в кухню, Адам обнаружил, что омеги уже нашли общий язык. Оливий, судя по всему, чувствовал себя весьма непринужденно: помогал расставлять тарелки и расспрашивал Луиса о старших классах, в которых он преподавал.
Они долго говорили обо всем на свете: о родном городе Оливия, о его школе и университете, о том, как они с Адамом познакомились. И лишь две темы старательно обходились — прошлое Адама и будущий ребенок.
