Кто-то убрал со лба мои вспотевшие волосы. Я начинал терять связь с реальностью. Закусив губу в агонии внутренней борьбы смущения и желания, я глухо простонал в подушку, отчаянно сжимая белую простынь в руках. Тело извивалось на кровати под умелыми ласками и, когда терпеть уже было не в моготу, я перевернулся и выгнулся в спине, призывно покачиваясь вперед-назад.
Адам улыбнулся. Он тоже был на грани. Его пальцы провели по моей сочащейся дырочке, и обхватили возбужденный член, сжимая его и делая первое движение. Я захлебнулся криком, когда почувствовал, что его язык чуть-чуть проник в меня:
— Нет, Адам, пожалуйста, только не это…
Но словно не слыша моих просьб, он продолжая вводить свой язык, даря, сводящую с ума, ласку. Я даже не заметил, когда язык заменили пальцы, не чувствовал никакого дискомфорта. Я просто готов был кончить каждый раз, когда они проникали чуть глубже, но Адам не давал мне этого сделать, крепче сжимая мой член у самого основания.
Остатками уплывающего сознания в какой-то момент я почувствовал, как он немного отодвинулся от меня, но уже в следующую секунду на ягодицах вновь оказались сильные властные руки, а ко входу приставили что-то горячее и влажное.
— Потерпи немного, мой хороший. Я растянул тебя пальцами, но ты такой узки, что… — его возбужденный, немного дрожащий шепот подействовал успокаивающе и я постарался расслабиться, предвкушая проникновение. Но как только Адам надавил сильнее, проникая внутрь совсем немного, меня пронзила болезненная судорога. На ногах свело мышцы, и я вскрикнул. Спину тут же принялись поглаживать заботливые руки, а движение внутри прекратилось, давая привыкнуть к чувству наполненности.
Когда боль начала отступать, я снова почувствовал нарастающее давление, еще немного и он был во мне полностью. Я сдавленно всхлипнул, попытавшись выдохнуть, оказывается я задержал дыхание… Колечко мышц попыталось сжаться: под альфой было одновременно непривычно и хорошо. Адам, ощутив, что я пытаюсь расслабиться, начал медленно двигаться, сжимая мои ягодицы и глухо рыча в темноту комнаты. Из моей груди раздалось приглушенное мычание, перешедшее в несдерживаемый стон, когда он немного изменил угол движений. В ушах нарастал гул, как сквозь вату я слышал собственные непрекращающиеся стоны. В эти мгновения я чувствовал себя таким счастливым, как никогда до этого.
Через несколько минут я с громким криком кончил. Меня приподняли, развернули лицом к себе и усадили на все еще возбужденный член, крепко прижимаясь всем телом. Губы Адама стали поцелуями покрывать мое заплаканное лицо: глаза, щеки, нос, губы. Он бережно придерживал меня за спину, приподнимая мое тело и вновь опуская на свой член. И так бессчетное количество раз. Мы пили глухие стоны друг друга, я бесконтрольно впивался в его плечи пальцами, наверняка оставляя там царапины и ссадины.
Слышать его возбужденные низкие стоны и тяжелое дыхание — было счастьем для меня. Больше всего мне хотелось чтобы в этот момент он был также счастлив, как я. Оказавшись в очередной раз заполненным до основания, я неосознанно сжался. Альфа широко распахнул глаза, ощутив это сладостное напряжение и впился в мои губы страстным поцелуем-укусом. Больше я не расслаблялся, доводя Адама до исступления и заставляя его быстрее двигать бедрами. Через несколько мгновений он с громким протяжным стоном кончил, приподнимая мой подбородок трясущимися пальцами и впиваясь в шею зубами. Красная дорожка крови засочилась по поему плечу тонкой струйкой, но я вовсе не чувствовал боли. Все, что я сейчас чувствовал, это как внизу растет напряжение, а внутри меня набухает узел, который сцепит нас еще на некоторое время и подарит еще больше удовольствия.
Повалившись на тяжело вздымающуюся грудь мужчины, я растянул губы в улыбке, а он поцеловал меня в макушку. А все новые и новые порции обжигающего меня изнутри тепла доводили до безумства. Мужчина продолжал нежно поглаживать мою голову, иногда вздрагивая от того, что я непроизвольно сжимал его узел.
«Я люблю тебя, Адам, — обессиленный, я лежал на нем и только и мог, что дышать. — Люблю».
========== 12 ==========
***
Яркие солнечные утренние лучи пробивались сквозь белые тюлевые шторы, заполняя светом просторную комнату, в которой мирно сопел Оливий. За окном тихо пели птички, сидящие на крышах близлежащих домов. Оливий укутался в одеяло с ног до головы, хотя на дворе была середина августа, и даже по утрам было очень жарко. Но у него была такая специфическая потребность постоянно во что-то укутываться, когда он спит. На этот раз под руку попалось ватное одеяло.
Голубая межкомнатная дверь была слегка приоткрыта, и за ней раздавалось тихое журчание воды.
Омега потянулся и сонно разлепил глаза, потирая их вспотевшими ладонями. Он не смог сразу понять, что находится не в своей квартире, поэтому с удовольствием улыбнулся и спустил ноги с кровати. Но вместо привычного линолеума, кожу его ног охладил паркет.
Почесав затылок, он окинул спальню взглядом и наткнулся на аккуратно сложенную стопку его одежды в дальнем углу на комоде. Она мирно покоилась рядом со стеклянной вазой, в которой стоял один единственный белый цветок. Оливий нахмурился.
Сквозняк пробежал по полу, от чего парень обернулся на скрипнувшую дверь: в проеме стоял удивленный Адам, вытирая мокрую шею и голову полотенцем.
— Уже проснулся? Доброе утро, — улыбнулся он и кинул использованное вафельное полотенце в корзину для грязного белья.
Оливий похлопал глазами, вспоминая, что же они вчера натворили. Страстные объятия, жадные поцелуи и незабываемый секс — вот, что сразу же всплыло в голове. Неловкость захлестнула мощной волной. Оливий подскочил с кровати, прижимая к оголенным бедрам белую простынь, пропитанную потом и чем-то еще.
— Скажи, что это не правда! — воскликнул он, указывая на кровать рукой. — Мы ведь не могли?…
Сейчас в его голове не было безумного желания схватить Адама и никогда не отпускать. Сейчас на первое место встал здравый смысл.
— Я не могу в это поверить. Мы так просто… Мы не виделись три года! — причитал Оливий и сжимал простынь на бедрах. Да, они переспали. Переспали потому, что их безумно тянуло друг к другу, и вчера ни один из них даже не думал, что происходит что-то неправильное.
Адам ничего не ответил, лишь подошел и нежно прижал к себе встревоженного Оливия, поглаживая по спине. Омега опустил голову на его плечо и горько выдохнул: да, они переспали. Да так переспали, что при воспоминаниях прошедшей ночи уши сразу же начинали краснеть.
«Запах… — омега поднял голову и посмотрел в карие глаза. — Запах изменился».
Это было и немудрено, ведь когда истинная пара наконец-то воссоединяется, то их запахи смешиваются: от каждого берется понемногу и создается новый, их общий аромат, который усиливает метка на шее Оливия. Она слегка щипала, так как кожа была прокушена достаточно сильно. Все это многократно усиливало их общий запах — это и было основание того, что ни к альфе, ни к омеге теперь не будет тянуть посторонних. Даже во время течки Оливия на этот запах будет реагировать только тот, кто его пометил.
Это было достаточно сильное заявление о своих правах, ведь в случае, если Адам снова исчезнет из жизни Оливия, то к омеге больше не будет тянуть ни одного альфу. Тянуть настолько, чтобы создать семью.
Утро начиналось не с кофе… А с пиццы, которую заказал Адам. Не самый лучший завтрак, но в холодильнике в этой трехкомнатной в центре города не оказалось ровным счетом ничего, что могло хоть мало-мальски походить на еду. А после Адам вызвался подбросить их до компании. Он был обходителен, заботлив и все время старался приобнять Оливия за талию. На его лице играла легкая улыбка. Конечно он был доволен! Он наконец-то чувствовал себя полностью реализованным мужчиной и не только потому, что с кем-то переспал. Сейчас рядом с ним находился Оливий. Этот омега, вновь появившись в его скучной серой жизни, раскрасил ее яркими красками и внес в нее капельку счастья и спокойствия. Рядом с ним Адам чувствовал себя нужным. И пусть Оливий все еще отрицал то, что между ними произошло, Адам знал, что все идет так, как и должно идти.
