Наттибамповскую куртку и треуголку пока надевать не стал: согрелся уже немного в палатке, так чего раньше времени напяливать. Вот кончится дождь, вылезем на свежий воздух — вот тогда…

Народ тем временем покончил с мужским стриптизом, облачившись каждый в своё. Скакунов, как самый продуманный — а ему и положено и по сроку службы, и по возрасту — поверх узких белых штанов натянул натуральные сапоги пониже колен, со здоровыми рыжими отворотами. Вот в чём по лужам топать нужно, а не в моём кошмаре пьяного сапожника! Офицерские эполеты и французскую кокарду со шляпы-треуголки он уже спорол, вон, рядом валяются, а сам с весьма скептическим видом осматривает клинок своей сабли. Ну да, конечно: железяка из того же интернет-магазина, изготовители и не собирались её затачивать. А вдруг юзверь порежется — замаешься от исков отбиваться! Ты гляди, а этот жох, оказывается, и огнестрел себе офицерский заказал! А я и не в курсе. Рядом с ножнами лежит перевязь с пистолетной кобурой здешнего типа, пороховницей и мешочком пуль. Судя по толщине ствола, калибр солидный: такой пистоль бахнет — добавки не попросят. Но после выстрела с ним только врукопашную идти. Потому что перезарядить не успеешь.

— Жора! Ара, Жора, я тебе говорю, да!

Блин, задумался так, что начальничка нашего не услышал. Это нехорошо: утеря бдительности.

— Извини, Давид Акопович, замечтался что-то. Всё-таки новый мир, не привык пока.

— Э, ладно. Все тут такие. Непривычные. Ты вот что, Жора: пока я буду камеры вмонтировать, ты рации заряди батарейками, включи. А потом одну возьмёшь и иди на улицу. Пойдёшь прямо, будешь в неё разговаривать. Надо узнать, как тут ловит, далеко или нет. И ещё пощёлкай немножко каналы на всякий случай. Мы тут в первый раз, надо проверить, туда попали или не туда. Если другие радио услышишь — тогда ничего не говори, сам сюда иди, рассказывай. Потому что тут другие радио быть не должны. А если перепутали, не туда попали — это совсем плохо тогда. Понял?

— Так точно, шеф. Понял, чего тут не понять…

Эх, опять припахали. Какой дурак под дождём попрётся диапазоны сканировать и связь проверять? А я попрусь. А куда деваться-то? Служба такая: начальство оно завсегда под крышей сидит и ему не каплет, а простой человек трудности и лишения стойко переносит. Ну нету в мире справедливости…

Нью-Йорк, Риверсайт-Хилл, таверна Пиркса, 29 октября 1813.

Как же хороша цивилизация!

Пусть даже и лишённая таких удовольствий, как джакузи, тёплый ватерклозет и постель с виброматрасом. Не то, что в прежней жизни я часто нежился на таком, но как-то довелось. Здесь его заменяет не новый тюфяк, набитый сеном, не прикрывающий целиком грубое ложе из чурбаков. И сортир, в лучшем случае, дощатый, на заднем дворе. Попозже проверю.

Однако после мокрой ночёвки и долгого путешествия по раскисшей дороге, вполне пригодной для полигонных испытаний бронетехники на проходимость и способность преодолевать вброд грязевые болота, оказаться в помещении, имеющем хоть какую-то кровать и не протекающий потолок — большое удовольствие.

Закрыв выделенную мне комнату, спустился вниз, в общий зал. Арамян с Георгием уже накинулись на пищу, как с голодного края. Хотя так оно, в принципе, и есть: нью-йоркские армяне, комплектовавшие наш контейнер для прыжка, вполне ожидаемо схалявили, не утруждая себя более обычного. Нет того, чтобы положить на каждого хотя бы по одному американскому полевому рациону и бутылочку чего-нибудь согревающего. Ограничились полудюжиной "шоколадных" батончиков "здравствуй, язва", с тянучкой, молотыми орехами и какими-то кусочками сухофруктов внутри. Нельзя сказать, что невкусно, но накормить таким можно разве что девочку-манекенщицу особо миниатюрного теловычитания, а не троих здоровых мужиков, совершающих марш-бросок по пересечённой местности в условиях отвратительной погоды и крайне неприспособленного к долгим маршам обмундирования. Причём какое ни есть, а обмундирование имеется только у меня, двое же остальных обряжены в цивильное и о сапогах, не зачерпывающих на каждом шаге грязюку, могут лишь мечтать.

Когда мы добрались до поста на въезде в здешний Нью-Йорк, национальный гвардеец, укрывающийся от дождя в деревянной будке, вытаращил на нашу троицу потомков огородных пугал и кикимор болотных глаза так, что они чуть не выскочили у него, как у варёного рака, из глазниц. Впрочем, парень оказался толковый и соскучившийся за дежурство по общению. Без труда поняв английский Додика — с преподаванием языков у племянника Влада было гораздо лучше, чем у меня, а уж тем более Михайлова — он достаточно подробно объяснил, где поблизости есть место, в котором всегда рады путешественникам, не скупящимся на пару-тройку монет, и как туда дойти. Идти пришлось недалеко: искомая таверна, соединяющая под одной крышей гостиницу, ресторацию с кабаком и мини-бордель отыскалась на третьей улицы, считая от околицы.

Сам хозяин, старый Дик Пиркс, оказался в отъезде по каким-то своим делам, так что общаться пришлось с его старшеньким. Джордж Ричардович, рыжий парняга чуть помладше нашего Георгия, но заметно шире того в плечах, приятно удивился притопавшим в такую непогоду иностранцам. Дождь и слякоть достаточно негативно влияют на ресторанно-гостиничный бизнес. Добрые христиане в такую погоду дома сидят, телевиз… в смысле, детишков производят, либо воспитывают семейство, а не по тавернам шарятся. А увидев на стойке золотой кружок достоинством в два с половиной доллара, с профилем тётки в экзотичной шляпке, молодой Пиркс вообще зашуршал, как дух в казарме.

Тут же было организовано наше заселение в две комнаты на втором этаже, причём по местной традиции слуга, сиречь Джордж Майкл-Михайлов, был подселён за ширму в номер к шефу. Оно, конечно, для организации охраны тушки нач. экспа это плюс, но вот храпит юный армянин совершенно бессовестно. Давеча в палатке убедились.

Всё, нету теперь палатки! И ходилок-говорилок вокстеловских тоже нету, и электронной шпаргалки с несколькими энциклопедиями — от "Британики" до почтенных "Брокгауза" с "Гранатами", образцами документов, кучи описаний и подробных технических чертежей разных "вкусностей", до которых в здешнем мире народ пока что не додумался, а у нас они в лучшем случает выставляются в политехнических музеях как образцы истории развития техники. Портативных видеокамер, с возможностью выведения объективов-микрофонов с помощью оптоволоконных кабелей из-под одежды тоже нет. То есть физически они существуют и воткнуть "глаз" можно хоть в пуговицу сюртука, хоть в дамскую брошь, но вот по своему прямому назначению уже работать не могут. Проклятая японско-южнокитайская электроника крайне болезненно восприняла процесс нашего прыжка за черту и совершила коллективное сэппуку. Выжили простейшие пальчиковые фонарики с приделанными к ним при помощи кронштейнов увеличительными стёклами, часть батареек к ним (после экспериментов четыре из девяти имеющихся пришлось выкинуть) и единственный работоспособный аккумулятор от рации. Да, недаром мой дед говаривал: "Не доверяю я, Мишаня, этим нынешним транзисторам! В самый подлый час не заведутся. Вот танки — это да…". Старик и представить не мог, что уже лет через двадцать после его смерти "транзисторы", как он обзывал всякую электронику, не заморачиваясь с классификацией, появятся и в его любимых танках, так не похожих на мощные КВ и юркие Т-70 его фронтовой молодости, и в автомобилях, и даже в детских игрушках. Да, время течёт, многое меняется… Но к добру ли? Я бы так однозначно не сказал.

Словом, пришлось нам складывать ставшее бесполезным имущество в опустевший до этого контейнер, и закапывать наутро неподалёку от места стоянки. Настроение сильно упало. Особенно злился Георгий, которому накануне пришлось битый час топать под дождём, пытаясь завести сдохшие рации, а теперь ещё, как младшему по должности, ещё и рыть довольно приличную яму для сокрытия иновременных предметов. Под конец он психанул так, что, пытаясь выворотить какой-то булдыган, сломал шарнир американской складной лопатки… Да, с такими данными, как говорилось в старом анекдоте, на вступительном экзамене в школу милиции парень попал бы в категорию супер-сильных…