— Шустряк. Это просто… черт, я собирался удивить тебя, — Наруко постарался бросить на него равнодушный взгляд, но получился у него только смутно разочарованный. — У нас наконец-то был шанс играть друг против друга в настоящей игре, и я…

Онода не думал, что Имаизуми знает, о чем именно упоминал Наруко, но Имаизуми, кажется, в любом случае достаточно хорошо понял это.

— Это не твоя вина, — сказал он спокойно, но взгляд его был печальным. — И всегда есть следующий год.

— Верно… следующий год, — согласился Наруко слегка заплетающимся языком. — Я от тебя не отстану, ты… человеческий репейник.

— Это в самом деле все, до чего ты додумался?

— Не знаю… липкий, колючий… что-то длинное с пронзающими зубами.

— Спи давай, — сказал Имаизуми, резко отворачиваясь. — Ты бредишь сильнее, чем обычно.

Он выдернул рукав из пальцев Наруко и в быстром темпе покинул комнату, больше не прощаясь. Онода подумал, что он как будто убегает от чего-то, хотя не был уверен от чего.

Понадеявшись про себя, что Имаизуми будет в порядке, Онода обратился к едва бывшему в сознании Наруко:

— Хорошего сна, Шокичи, надеюсь, завтра тебе будет лучше.

— Тебе тоже, — сонно проговорил Наруко. — Спасибо за… знаешь, за метлу.

— Не благодари меня, скажи спасибо Шунске. Это он первый пошел за ней, — сказал Онода, думая, как много из этого разговора забудется наутро. — Знаешь… — неуверенно начал он, не в силах остановиться — потерянное выражение лица Имаизуми, когда он держал метлу Наруко, преследовало его. — Я все-таки думаю, что вы двое могли бы быть действительно большими друзьями, если бы дали друг другу шанс. Я всегда так думал.

— Хммм… — Вот и все, что он получил в ответ.

Глаза Наруко были закрыты, и Онода не был уверен, что Наруко вообще воспринял то, что он сказал, не говоря уже о том, чтобы принять это близко к сердцу.

Хотя едва ли он мог что-то с этим поделать. Может, Наруко запомнит, может, нет. Теперь это было не в силах Оноды.

Когда Онода вышел из лазарета и осторожно закрыл за собой дверь, гриффиндорской команды больше не было, но был еще кое-кто, в дополнение к Имаизуми, кого Онода определенно не ожидал увидеть.

Потребовалось несколько секунд, чтобы Онода узнал в нем Каваду, одного из загонщиков Рейвенкло. Онода не знал его лично, но они были одногодками, поэтому у них были совместные уроки и Онода достаточно хорошо знал его в лицо. Кавада пришел, чтобы тоже навестить Наруко? Это было… интересно, учитывая, что именно он стал причиной, по которой Наруко пострадал.

Онода коротко удивился, для чего же именно тот появился здесь, но раньше, чем он смог что-то предположить, Имаизуми заговорил.

— Ты можешь идти, Сакамичи, — сказал он, игнорируя вопросительный взгляд Оноды. — Мне надо кое-что обсудить с Кавадой — как с товарищем по команде, конечно, так что ты понимаешь, что мне не хочется, чтобы рядом был кто-то с Хаффлпаффа.

— О, конечно, — сказал Онода, и хотя это не была такая уж странная просьба, голосок где-то на задворках сознания настаивал, что что-то здесь не так. Голос Имаизуми и его нарочито формальное обращение, которое Оноде не понравилось — оно было слишком спокойным, слишком беспристрастным, особенно после его эмоциональных порывов в этот же день.

Оноде не хотелось думать о себе как о ненадежном человеке, но что-то — может, беспокойство — прокралось в него и призывало намеренно пойти против желаний Имаизуми. Он прошел по коридору только до первого угла, и, как только свернул за него и оказался вне поля зрения, прислонился к стене, чтобы послушать.

Первый голос принадлежал Каваде и казался нервным.

— П-прости, но я… я просто хотел зайти, чтобы… убедиться, что он в порядке…

— Он спит, — сказал Имаизуми, и дыхание у Оноды перехватило от его абсолютно холодного тона.

— О. Может, я могу вернуться позже тогда? Как он?

— Он в порядке…

— Слава богу, — голос Кавады слегка дрогнул с очевидным облегчением. — Я волновался, что…

— Я имел в виду — в порядке для человека, получившего травму, которая могла бы привести к смерти, если бы целители в Хогвартсе не были такими умелыми, — сказал Имаизуми. — Что. Ты думал, я скажу «он в порядке» и все на этом?

Кавада помолчал, словно ему пришлось сделать паузу, чтобы что-то сказать в ответ на грубые слова Имаизуми.

— Ладно, — наконец произнес он. — Я знаю… знаю, что вы, ребята, друзья и у тебя есть все причины злиться на меня, я знаю это. И поэтому я хотел извиниться в первую…

— Я не могу на самом деле говорить за Наруко, но твои сожаления для меня ничего не значат, — сказал Имаизуми, оборвав его раньше, чем он смог закончить. — Даже если оставить тот факт, что Наруко и я — не друзья, ты действительно думаешь, что увижу в твоем равнодушном сожалении что-то большее, чем способ снять с себя вину?

— Но если он в порядке…

— Он все еще мог умереть, — прошипел Имаизуми. — Говоря, что ты не хотел, ты ничего не изменишь.

— Слушай, я запаниковал и совершил ошибку! — возразил Кавада почти шепотом, и Оноде пришлось напрячься, чтобы расслышать. — Мне и так хреново из-за этого, ясно? Какого черта ты докопался с этим ко мне, если ты с ним не в одной команде и даже не его друг?

— Потому что я думаю, что в квиддич надо играть по правилам, — сказал Имаизуми, и его голос сочился ядом, который шел вразрез с сухой формулировкой. — Если ты не можешь выиграть, не нарушая правила, тебе в самом деле следует спросить тебя, можешь ли ты играть вообще. Сегодня ты опозорил себя и нашу команду, и тебе надо быть готовым нести за это ответственность.

После этого Онода какое-то время не мог ничего расслышать отчетливо, но подпрыгнул, когда Кавада неожиданно пробежал мимо, по-видимому даже не заметив его. Понадобился лишь момент, чтобы Онода понял, что если Кавада ушел, Имаизуми, по всей вероятности, скоро последует за ним, но момент этот был слишком долгим.

Имаизуми повернул за угол, и его глаза встретились с глазами Оноды.

Его выражение было напряженным и натянутым, темнота коридора бросала тени на его черты и превращала его лицо в какое-то другое, которое Онода едва узнал. И хотя стыдно было признать, на короткий момент Онода почти испугался этого незнакомца с холодным взглядом.

Однако это быстро прошло, и Онода снова увидел Имаизуми, которого он знал: бледного, вымотанного и издерганного, как будто он не был полностью уверен, что ему делать без метлы в руках. Теперь он казался особенно неуравновешенным, очевидно застигнутым врасплох столкновением с Онодой.

— Сакамичи, — сказал Имаизуми, и его испытующий взгляд и тот факт, что он, кажется, не знал, что дальше сказать, заставили Оноду задуматься, не подозревает ли он, что Онода слышал его разговор с Кавадой.

Если бы Имаизуми спросил его, или, сохрани боже, разозлился на него из-за этого, Онода искренне не знал, будет ли он способен сказать правду или нет. Он устал от всей неправды и секретов, количество которых все росло в последнее время, но так же и не был уверен, что Имаизуми нормально отнесется к тому, что именно этот разговор был подслушан.

Однако Имаизуми не дал ему возможность выбора, когда после нескольких коротких мгновений нерешительного ожидания отвернулся и пошел по коридору.

Онода поспешил за ним.

Молчание между ними стало напряженным, и впервые за все время Онода не знал, что сказать, чтобы разрушить его. Нестройный звук их шагов в темном проходе в этот раз не говорил о товариществе, а, казалось, только подчеркивал огромное расстояние между ними.

Шунске Имаизуми — чистокровный.

Конечно, Онода не забыл первый разговор с Мики вечером после распределения, но он предполагал, что всегда вроде как… считал само собой разумеющимся, что, как чистокровный, Имаизуми был воспитан совсем не так, как он или Наруко.

В какой-то момент Онода, должно быть, что-то неправильно понял. Может, он понял заверения Тодзи Канзаки, что нет никакого врожденного превосходства у чистокровных перед полукровками и маглорожденными волшебниками, так, что между ними нет вообще никаких значительных различий. Или, может, он знал о том, что отличало чистокровных от других волшебников, но убедил себя, что Имаизуми каким-то образом отличается от них — может, лучше.