(Его развитие меньше было связано с собственными навыками и больше — с новой и полностью случайной привычкой Имаизуми громко повторять самому себе правильные инструкции во время работы. При этом наносилось существенно меньше ущерба здоровью и безопасности в классе, так что профессор пока не жаловался.)

Оноде также удалось сорвать потенциально некрасивую стычку между Имаизуми и Наруко, пока она не вышла из-под контроля (Имаизуми сравнил внешний вид Наруко с корнем мандрагоры), хотя эта победа померкла после провалившейся попытки остановить другую перепалку, когда Наруко «случайно» выронил телескоп Имаизуми из окна Астрономической башни. Умом Онода понимал, что едва ли ему следует винить себя за то, что не удалось предотвратить это, если в момент происшествия он спал в хаффлпаффской спальне, но все-таки он желал, чтобы был какой-нибудь способ избежать следующих нескольких дней, когда Имаизуми сознательно игнорировал Наруко, а тот то угрюмо молчал, то отпускал раздраженные замечания о том, что Имаизуми «перегибает палку», потому что он достаточно богат, чтобы просто без проблем купить себе новый телескоп.

Потребовалось время, чтобы Онода понял, что причина, по которой Имаизуми был расстроен, по большей части была не в том, что он был особенно привязан к старому телескопу или не хотел покупать новый, а в том, что покупка нового телескопа требовала бы сначала связаться с родителями. После того, как Онода установил эту связь, отношение Имаизуми стало понятнее для него, и он смог аккуратно вмешаться.

Хотя у него и не получилось в первую очередь предотвратить ссору, Оноде удалось ее закончить, убедив наконец Наруко неохотно извиниться и предложить поделиться телескопом с Имаизуми, пока Имаизуми не купит свой — предложение, которое было немедленно — и предсказуемо — отвергнуто. Впрочем, настроение Имаизуми после этого существенно улучшилось, так что Онода все-таки посчитал это за успех.

Успеху, которого Онода добился в большинстве своих недавних начинаний, удалось даже немного приглушить боль, которую Онода испытывал из-за быстро растущего числа случаев, когда у Манами, кажется, было оправдание, чтобы не проводить время вне уроков с Онодой.

Нельзя сказать, что Манами намеренно старался избегать его — по крайней мере, Онода не думал, что это так.

(Он надеялся, что это не так.)

Манами на самом деле по-прежнему приходил в класс, по-прежнему садился рядом с Онодой на место, которое тот ему занимал, и по-прежнему иногда улыбался Оноде, но в остальном он отсутствовал. Если бы Онода отважился угадывать, он сказал бы, что у Манами, когда они встречаются в классе, на уме что-то большее, чем просто заклинания или астрономия, и его взгляд был отсутствующим, даже когда Онода пытался втянуть его в разговоры, которые как на подбор должны были быть ему интересны.

Вероятно, это не должно было быть так больно, как было — видеть, как Манами кивает ему, улыбается чему-то, что он сказал, но знать, что мысленно он так далеко от Оноды, как только можно. И это неминуемо привело к тому, что Онода постоянно гадал, чему — или, в частности, кому удалось захватить интерес Манами до такой степени.

(До степени, к которой Онода никогда не был даже близок.)

Онода недолго и наивно надеялся, что рассказ о том, что он попал в команду по квиддичу, сможет возбудить интерес Манами, и поначалу даже показалось, что так и есть.

Онода решил сказать ему в начале урока заклинаний, и Манами смотрел на него (в самом деле по-настоящему смотрел на него) расширенными от очевидного удивления глазами, а сердце Оноды болезненно сжалось в груди. Потом, после короткой паузы, уголки губ Манами слегка изогнулись вверх.

— Непреклонный, да? — усмехнулся Манами. — Я действительно рад, Сакамичи, — думаю, у тебя получится. Какую позицию ты занял?

— Ловец! — сказал Онода немного воодушевленнее, чем обычно, потому что вау, Манами на самом деле поддержал разговор с ним, а это не так часто случалось в последнее время. — Я не ожидал этого, но Макишима — один из старших игроков команды — заставил меня попробовать половить мячики для гольфа, которые он бросал. А потом он, наверное, сказал что-то остальным, потому что они предложили мне быть ловцом!

Странно, но Манами выглядел даже еще более удивленным, чем был.

— Ловец? — повторил он, будто это слово показалось ему странным на вкус.

— Ага! — сказал Онода раньше, чем почувствовал перемену настроения. — Это… это хорошо? — спросил он, надеясь, что ничего не испортил только что.

Манами быстро пришел в себя, посмотрев на Оноду с бриллиантовой улыбкой, которая силой своего сияния мгновенно вымела все тревоги у того из головы.

— Да, конечно, хорошо! Кажется, это хорошо тебе подходит, и я рад, что старший товарищ, о котором ты говорил, помог тебе. Я просто удивился, наверное, посчитав… — Он умолк, прикусив нижнюю губу, будто обдумывал что-то. — А, неважно, просто подумал вслух! — наконец сказал он, застенчиво потирая затылок.

— Посчитав что? — с пробудившимся любопытством спросил Онода.

— Ничего важного, правда, — обезоруживающе улыбнулся Манами. — Ты ловец, это все, что имеет значение. Уверен, ты будешь хорошо играть.

Онода хотел возразить, что, если бы там в самом деле было «ничего», тогда у Манами не было бы причин не говорить ему, но услышал звонок на урок и был вынужден прервать разговор.

Даже когда урок закончился, у Оноды не было возможности поднять вопрос о том, что Манами имел в виду. Едва профессор отпустил их, Манами снова поспешно сложил свои неоткрытые книги, спрятал неиспользованные письменные принадлежности и послал Оноде извиняющуюся улыбку.

— Прости, Сакамичи, — сказал он. — Мне надо…

— …кое с кем встретиться, да, я знаю, — закончил за него Онода, надеясь, что у него получилось скрыть сожаление в голосе. — Ладно. Поговорим как-нибудь в другой раз, верно?

— Определенно! — сказал Манами, и Онода задался вопросом, не подумал ли Манами, что он врет. — Увидимся, Сакамичи!

Манами покинул кабинет, и Онода — отчасти с горечью — заметил еще несколько голов, кроме его собственной, повернувшихся, чтобы проследить путь Манами.

Это было еще одним напоминанием, что в этом году, в отличие от предыдущего, Манами не был невидимкой.

Теперь, кажется, Онода был невидимкой для Манами.

*

Утро следующей субботы застало Оноду прибывшим на первую запланированную тренировку Хаффлпаффа на добрых полчаса раньше.

Он не принимал сознательного решения идти, когда сделал это — его нетерпеливость сделала выбор за него. Он проснулся в обычное для занятий время и завтракал в одиночестве, поскольку Наруко отсыпался, а Имаизуми, вероятно, занимался в одиночку, раз уж два его друга не могли этого делать, а у него все же была энергия для последующей тренировки.

Не стоит говорить, что утро Оноды прошло очень тихо.

Он ожидал, что будет первым на квиддичной площадке, но, к его удивлению, кое-кто в хаффлпаффском желтом уже сидел на скамейке, когда Онода пришел. Его длинные зеленые волосы дали понять, что это Макишима (а не кто-то другой из хаффлпаффской команды, вроде Аракиты), и это дало Оноде необходимую уверенность, чтобы подойти к скамье и положить метлу.

— Д-доброе утро, — сказал Онода в жалкой попытке звучать дружелюбно и естественно.

Макишима критически поднял бровь.

— Я вполне уверен, что конкретно говорил тебе не приходить на тренировку рано?

— О, — смутился Онода. — Извините.

— Не беспокойся — это уже сделано, — сказал Макишима. — Можешь сесть, остальные, вероятно, покажутся не раньше чем через пятнадцать минут.

Онода быстро сделал как просил Макишима, и несколько долгих мгновений спустя тишина начала становиться тем более неловкой, чем дольше они не нарушали ее. Наконец Онода прочистил горло, надеясь разговором ослабить напряжение.

— Так… э, что привело вас сюда так рано? — спросил Онода, от нечего делать пиная траву под ботинками, и умолк, запоздало сообразив, что это может быть воспринято скорее как плохо замаскированная критика, чем как простой вопрос.