— Хорошо, спасибо, — сказал Онода, благодарный за предложение. По правде говоря, он в самом деле хотел послать ответ, но из-за неловкости и стеснения не мог попросить и был очень рад, что Имаизуми избавил его от этого.

Хотя Имаизуми был так занят другими вещами, что, вероятно, даже не осознавал, что только что сделал Оноде одолжение.

— Знаешь, я всегда предполагал, что на Рейвенкло учатся умные, Имаизум-иии, — протянул Наруко, взглянув на своего противника через стол. Он положил подбородок на руки, а на его лице расплылась жестоко-радостная улыбка.

— Заткнись! — огрызнулся сердито раскрасневшийся Имаизуми. Побужденный к действию насмешкой, он решительно выбрал одну из своих фигурок и переместил ее на новую позицию на игровой доске с (вероятно, неоправданной) жестокостью. — Посмотрим, как ты с этим справишься, — с вызовом сказал он, скрещивая руки на груди.

Улыбка Наруко поблекла, и он затих, устремив взгляд на доску, чтобы оценить ход Имаизуми и настоящее расположение игровых фигурок. То, как быстро меняется его поведение, когда он настойчиво сосредоточивается на чем-то, Онода находил почти сверхъестественным. Для кого-то столь шумного и неустанно живого, как Наруко, он был удивительно тихим и серьезным, когда осматривал доску, покусывая ноготь на большом пальце, и просчитывал свой следующий ход.

Имаизуми тоже был явно обескуражен внезапными умолканиями Наруко и все еще неловко ерзал на месте и выглядел куда менее уверенным в себе, чем раньше, несмотря на то, что такую же ситуацию они наблюдали на протяжении последних нескольких проведенных ими игр.

Онода не знал, что заставило его думать, что для Имаизуми и Наруко поиграть в плюй-камни вместе — это простой и безопасный способ посоревноваться и поработать над их разногласиями. Действительно, стол между ними удерживал их вне зоны прямого поражения друг друга (при условии, что они не использовали палочки, и они, к счастью, пока этого не делали), но Онода машинально предположил, что мастерство Имаизуми и Наруко будет на одинаковом уровне как в полете, так и на игровой доске. Они оба были из семей, где хотя бы один из родителей — волшебник, оба выросли со знанием, что из себя представляют волшебные игры и как они работают, и Онода (глупо) пришел к заключению, что это означает, что они будут примерно равны по части игровых навыков.

Хотя Онода в любом случае сомневался, что мог бы предвидеть этот результат. Он слегка беспокоился, что Наруко не сможет угнаться за Имаизуми, потому что мальчик с Рейвенкло обладал развитым логическим мышлением и на занятиях постоянно получал оценки лучше, чем Наруко и Онода. Это была хорошая причина, чтобы предположить, что Имаизуми будет выигрывать в стратегические игры.

По крайней мере, так Онода сказал себе, чтобы облегчить свое чувство ответственности за все последующее.

Наруко окончательно продумал свой следующий ход и со вновь появившейся широкой ухмылкой самодовольно взглянул на Имаизуми, отчего тот разозлился. С видом завершенности Наруко поднял одну из своих фигурок и переместил ее снова, что запустило тревожные звоночки в голове Оноды.

— Снова попался, шустряк.

Имаизуми обладал отличными рефлексами, но даже он смог только проговорить короткое проклятие и прикрыть глаза одной рукой, перед тем как все фигурки на доске брызнули в него вонючей жидкостью.

Оноде понадобился один раунд игры, в котором Наруко полностью уничтожил Имаизуми, чтобы понять, что, может быть, не просто его неумение играть позволяло Наруко выигрывать у него так ловко все разы, когда они играли вместе. На самом деле, даже Имаизуми (который, несомненно, был противником лучше, чем Онода) еще ни разу не одержал победу над ним.

Имаизуми медленно опустил руку от лица, закипая от ярости, и Наруко расхохотался.

— Пфффт… о боже, видел бы ты свое лицо сейчас, шустряк. Это просто… не могу… КАКАКА! — Он хохотал так, что едва не свалился со скамьи, на которой сидел. — Не могу поверить, что ты такой отстой в этом! Чем ты занимался все эти годы, что не знаешь, как играть в плюй-камни?

Имаизуми хлопнул руками по столу, а его губы побелели от злости. Казалось, он сейчас закричит, но когда он заговорил, то слова вышли удивительно тихими.

— Сыграем еще раз, — жестко потребовал он.

— Ты действительно думаешь, что если мы сыграем снова, то что-то изменится? — спросил Наруко, борясь со смехом. — Разве тебе не достаточно?

— Сыграем. Еще. Раз, — бесстрашно повторил Имаизуми.

Что-то действительно не так с Имаизуми, подумал Онода, и какое-то ощущение тревоги пробралось в его мысли, когда он смотрел на разворачивающуюся перед ним сцену.

Наруко, очевидно, считал всю эту ситуацию уморительной — неудивительно, ведь он любил выигрывать, а выигрывать у Имаизуми любил даже больше, но все-таки, как и Онода, он находил странным, что кто-то, предположительно такой умный, как Имаизуми, будет так плохо играть в простую настольную игру. Но у Наруко не было преимущества знания о жизни Имаизуми дома, которое было у Оноды. Наруко вырос в семье, в которой, судя по его рассказу Оноде, о нем заботились и старались проводить столько времени вместе, сколько было возможно. В противоположность этому, родители Имаизуми были в лучшем случае отдалены от него, хотя Онода думал, что слово «отсутствующие» лучше всего описывало их роль в жизни их сына.

Принимая это во внимание, неловко думал Онода, совершенно ясно, что Имаизуми не будет так хорош в играх для двоих игроков, как Наруко. До приезда в Хогвартс у Имаизуми не было возможности играть с другим человеком, даже если бы он захотел.

Онода наблюдал, как Наруко начал снова готовить доску, а Имаизуми слегка расслабился, вероятно успокоенный тем, что Наруко согласился начать новую игру, хотя сидел по-прежнему понуро. Капля отвратительной жидкости стекла по его щеке, и он злобно смахнул ее рукавом мантии, ни на секунду не отводя взгляда от доски.

Наблюдение заставило сердце Оноды болезненно сжаться, но он знал, что вмешиваться сейчас будет бесполезно. С самого начала Онода узнал о Имаизуми то, что под своей внешней прохладностью и сдержанностью тот бы на удивление… непоколебимым. Если Имаизуми считал, что должен свести с кем-то счеты, то ничто не могло заставить его отказаться от этого. Лучшее, что Онода мог сделать, — это пережидать и надеяться, что Имаизуми станет более благоразумным, когда осуществит то, что намеревался, что бы это ни было.

— Почему бы тебе не сделать первый ход? — спросил Наруко, снова пристроив подбородок на ладони и наблюдая за Имаизуми краем глаза. Это была умышленно обычная поза, которую Наруко, по убеждению Оноды, принимал специально, чтобы разозлить своего противника.

И это работало.

Имаизуми прикусил губу и, подрагивая от плохо сдерживаемой ярости, переместил свою первую игровую фигурку. Он ничего не сказал — но опять же, в этом не было нужды. На этот раз Онода не сомневался в том, что думает Имаизуми, и ему хотелось, чтобы он смог хоть что-то с этим сделать.

Идея совсем не осенила Оноду. Она началась с крошечной упрямой мысли и постепенно оформилась, когда он наблюдал за игрой его друзей, которая развивалась таким же образом, как и предыдущая. Это верно, Онода немногим мог помочь Имаизуми в этой ситуации, но это не означало, что неспособен помочь ему в целом. И Онода в любом случае планировал написать маме. В процессе этого будет нетрудно задать вопрос.

Наполненный решимостью, Онода достал из сумки новый сверток пергамента и письменные принадлежности. Это было вовсе не лучшее место, чтобы написать письмо (поскольку у Оноды была причина полагать, что поблизости с его стороны стола вскоре будет снова разлит сок плюй-камней), но он хотел как можно скорее изложить свои мысли на бумаге. Он даже был в откровенном нетерпении, когда откупоривал бутылочку с чернилами и готовился писать.

Часть Оноды (более осторожная, рассудительная часть) предупреждала его, что не стоит переоценивать себя, ведь очень возможно, что Имаизуми не заинтересуется его предложением, потому что это очень сочувственный поступок, а Имаизуми все-таки чистокровный волшебник (несмотря на его предполагаемую неприязнь к этому), тогда как Онода всего лишь маглорожденный; но Онода думал, что предложить в любом случае стоит.